За тридевять земель (СИ) - Филиппова Екатерина (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Дама устроилась в очередном кресле-качалке, указала Василисе на странный недодиванчик рядом, и обаятельно улыбнулась:
— Как говорится в романтических произведениях, давай начнём с начала. Меня зовут Мари-Анна, ты можешь называть, как тебе удобнее — Мари, Мария Михайловна, или просто бабушка.
— Думаю, что Мари будет лучше всего: Мария Михайловна на французском звучит по-идиотски, а для «бабушки» я пока никаких причин не увидела.
— Основная причина — то, что я действительно твоя бабушка. Двоюродная. Вернее, пра-пра, то ли в четвёртом, то ли в пятом поколении.
Василиса попыталась сосчитать, сбилась, и бестактно спросила:
— Если в пятом поколении — то сколько же вам лет? Сто? И двоюродная бабушка — это как?
Бабуля легкомысленно махнула холёной рукой:
— Да что эти годы считать! Но если тебе так интересно — я родилась после Парижской всемирной выставки. А твоей прямой пра-пра была моя родная сестра.
Василиса попыталась вспомнить историю — вроде бы что-то в школе проходили — и удивилась:
— Выставка — это на которую «Рабочего и колхозницу» возили, в конце тридцатых? Тогда только один раз «пра» получается.
— Ах, если бы я была столь юна! Нет, дорогая, это была самая знаменитая в выставка в истории, тысяча девятисотого года.
— Тогда получается, что вам…
— Я уже сказала, нечего годы считать. Сколько ни есть — все мои. И все они были прекрасны! Да и молодильные яблоки пока ещё помогают.
— Но у нас в роду вроде бы французов не было, только русские.
Старуха устроилась поудобнее, позвонила в колокольчик, и перед ней тут же материализовались две хрупкие вьетнамки: первая пославила на стол огромный поднос, заставленный чашками и мисочками с фруктами, а её двойняшка — строгий белый фарфоровый чайник. После одобрительного кивка обе исчезли, а сопровождавший их огромный серый кот остался и вопросительно уставился на девушку.
Мари представила пришельца:
— Знакомься, это Нунур. Я думаю, что ты можешь отпустить свою кошечку погулять — в хорошей компании и под надёжным присмотром. Иди к нам, милая.
Ликси слетела с руки дымной чёрной лентой, уселась напротив кавалера и вопросительно оглянулась на Василису. Бабушка что-то муркнула по-кошачьи, и продолжила уже на русском:
— Иди, милая, погуляй по окрестностям. Ты ведь понимаешь, что со мной твоя хозяйка в безопасности.
Ликси дождалась подтверждающего кивка Василисы и, гордо задрав хвост, отправилась к выходу в патио. Кавалер рванулся следом, пытаясь на ходу обнюхать наиболее интересующие его места.
Бабушка засмеялась:
— Кошки — они такие кошки. А мы сейчас поговорим о том, что ни красавице твоей, ни тем, с кем она общается, знать не обязательно. Родословную твою попозже обсудим, а сейчас расскажи-ка мне про вчерашние приключения, с подробностями. Как со стороны это выглядело — я знаю, а вот что в действительности происходило? Да, чай нам налей, он у меня хороший, не этот зелёный отвар из веника.
Василиса пригубила чай — действительно, настоящий — и, как могла, рассказала всё, начиная с ночного пробуждения. Закончила на том, что Макс шёл к ней по лунной дорожке, а она бежала ему навстречу, а потом — провал, и она на песке, и Гриша явно собирается делать ей искусственное дыхание.
Бабушка сочувственно кивала головой, а в нужных местах охала и вздыхала. Потом она демонстративно вытерла сухие глаза белоснежным вышитым платочком, и спокойно спросила:
— Сейчас-то ты понимаешь, что это был морок? И в результате ты бы просто утонула?
— Наверное, понимаю. Но поверить пока не получается. Я как Макса увидела…
— Понимаю. Но ты его вроде бы уже отпустила, вот пусть оно так и остаётся. Он с Мореной, давно, и это был его выбор. Я с дурой-девкой поговорила: она, когда его спасла, выбор давала — с ней остаться или на землю вернуться. Он выбрал, и теперь развлекается тем, что акул за хвост ловит и в девятибалльный шторм на волнах катается. Так, надеюсь, ты догадалась ту раковину принести?
Василиса несчастно кивнула, порылась в рюкзаке и выложила на столик, потеснив чайник, перламутрово-розовое чудо. Мари посмотрела на эту красоту, как на дохлую крысу, потом аккуратно, салфеточкой, приподняла и с неожиданной силой швырнула на мраморный пол.
Тут же возникшая молчаливая служанка мгновенно смела все осколки в совок, потом тщательно протёрла мрамор мокрой тряпкой. Бабушка тем временем развела огонь в стоящей на треножнике большой чаше и, когда зеленоватое пламя взметнулась к потолку, высыпала туда осколки и, скомкав, бросила и тряпку. Пламя покраснело, потом, взметнувшись к потолку, почернело и опало. Дождавшись, когда всё прогорит, старуха помешала то, что осталось на дне, и велела служанке высыпать всё в ручей.
Посмотрев на ошеломлённую Василису, бабушка снизошла до объяснений:
— Цукумогами. Японская мерзость, ожившая вещь. Могут быть и добрыми, но редко. Эта должна была тебя в море заманить. Ещё что-нибудь от твоего бывшего осталось?
Вытащив из-под майки шнурок с жёлудем и колечком, Василиса стянула его, долго выпутывая из косы, и протянула бабушке. Та вгляделась и охнула:
— Так вот она где была!
— Она — это что?
— Да монета же! Главная, седьмая. Их ведь на все миры только семь штук и существует, и все наперечёт, у старших родов. Когда она у этого типа появилась?
Василиса задумалась, вспоминая:
— Да года три назад. Он её откуда-то из Азии привёз, рассказал, что подарили на удачу.
— Соврал. Нашёл он её — там, где настоящую владелицу нечисть сильно покалечила, а кольцо вместе с рукой оторвала. Хозяйка за все эти годы в сознание так и не пришла, овощем лежала, вот мы на след колечка-то выйти и не могли.
— А почему Макс его снял? Он всегда его на шнурке носил, вообще никогда не расставался.
— Наверняка жечь оно его начало. Как раз в то время, когда он в свою последнюю авантюру пустился, владелица колечка умерла, отмучилась. Вот оно и стало новую хозяйку искать, настоящую.
— А меня не обжигает.
— Значит, ты хозяйка и есть.
— Что, теперь оно мне удачу будет приносить?
— Удачи у тебя и своей хватает, но колечко ещё добавит. Ну, и ещё по мелочи.
— А можно про мелочи по-подробнее?
— Ничего особенного. Теперь ты одна из семи старших Хранителей проходов. И путешествовать можешь по сказочному миру как заблагорасудится, и в него, и из него, да и на Земле варианты есть.
Василиса ойкнула, бабушка сочувственно кивнула:
— Рановато на тебя это свалилось, теперь не скинешь. Ну, Тави тебе всё расскажет.
— И она тоже?
— А ты сама как думаешь? Как бы она иначе твоего Гришу смогла притащить? Да ещё и не через дверь, а стену проломила, и не одну.
— И совсем он не мой. А вот ещё одну старшую я думаю, что знаю. И перспектива общаться с ней меня как-то не вдохновляет.
Бабушка заинтересовалась:
— Интересно, до чего ты додумалась. И кто это, по твоему мнению?
— Да есть такая, профессор Никифорова.
Бабуля изобразила на лице знакомое высокомерное выражение и спросила:
— Она?
Утвердительному кивку внучки Мари явно обрадовалась, и спела уже знакомую песню — мол, если уж сама Внучка… И тут же потребовала и серёжку куда следует прицепить, и кольцо надеть, на мизинец левой руки.
На возражения внучки, что оно и на средний велико, только усмехнулась и начала руководить процедурой. Кольцо было снято со шнурка о положено на Василисину ладонь. После этого бабушка, не говоря дурного слова, неожиданно воткнула в мизинец девушки острую иголку, прижала окровавленный палец к кольцу и скомандовала:
— Скажи — принимаю.
От неожиданности и боли Василиса ойкнула и возмутилась, поэтому ритуальная фраза несколько отличалась от канонической:
— Ой, блин, какого чёрта, предупреждать надо. А «принимаю» — это обязательно?
Однако кольцо, судя по всему, эта новация вполне удовлетворило, потому что оно легко наделось на мизинец и расплылось по коже то ли блеклой татуировкой, то ли голограммой.
