За тридевять земель (СИ) - Филиппова Екатерина (лучшие книги без регистрации txt) 📗
Обхватив колени, Василиса бездумно смотрела на шевелящиеся под лёгким ветерком листья и цветы, которые иногда складывались в сюрреалистический портрет Макса. Время от времени она отклоняясь назад, чтобы наощупь сорвать несколько земляничин, половина из которых были благополучно раздавлены. Облизав пальцы, девушка опять перевела взгляд на заросли, и ей показалось, что в глубине мелькнуло что-то чёрное и мохнатое — наверное, просто тени так легли. Или это Тави за ней подсматривает?
Цветущие ветки, качаясь, начали изображать детский калейдоскоп с постоянно меняющимися гипнотическими узорами. На какую-то долю секунды на их фоне проявилось раздражённое лицо Никифоровой, которую сменил озабоченный и грустный Гриша. Почему-то именно его появление Василису раздражило больше всего, она отвернулась от джунглей, и пересела так, чтобы была видна только медленно текущая вода.
Но и неторопливые струи складывались в какие-то непонятные фигуры: вот вроде бы как девица с развевающимися волосами верхом на дельфине, за ней несётся яхта с поднятыми парусами, чтобы, натолкнувшись на камень, расплыться бесформенным пятном, а за перекатом отрастить себе три головы и длинный гребенчатый хвост.
Вздохнув, девушка отошла от берега на середину земляничной поляны, удобно устроилась под неизвестно откуда взявшимся дубом, посадила на колени спрыгнувшую с ветки Ликси и, поглаживая нежную шкурку, наконец-то попала на второй уровень сна — без видений, лиц и мыслей, в долгожданное спокойствие.
Просыпалась Василиса постепенно, поднимаясь от уровня к уровню: чёрный, серый, опаловый, жемчужный — и вот она опять на земляничной поляне. Напротив сидит Тави и, щурясь от солнца, переместившегося на другую сторону горизонта, с сочувствием говорит, почему-то по-французски:
— Это надо же было так умотаться! Ну, пусть спит, время пока есть.
На мгновение чёрная кошачья морда превращается в лицо незнакомой седой дамы, которая улыбается Василисе и лихо подмигивает. Как раз в этот момент из-за ствола раздаётся топот, потом треск ломающегося дерева, и оттуда высовывается голова Миха, бешено вертящего глазами. Тави приподнимает верхнюю губу и грозно шипит:
— Базиль, вот куда ты лезешь? И опять перила сломал!
Мих отвечает извиняющимся громогласным шёпотом:
— Да я в прошлый раз их просто плохо прибил.
Даже во сне осознав, что уровень бреда начал зашкаливать, Василиса открыла глаза и рывком села на кровати, нечаянно стряхнув на пол пригревшуюся на животе Ликси.
За дверью кто-то топтался и громко сопел. Василиса протёрла глаза, затащила обратно на одеяло кошку, которая оскорблённо дёрнула шкурой, и молча обвилась вокруг запястья, потом пригладила волосы и чуть хрипло спросила:
— Пап, это ты? Заходи.
Отец, как всегда, стремительно ворвался в комнату, крикнув куда-то назад:
— Вот видишь, она проснулась!
Повернувшись к дочери, он внимательно оглядел её и бодро заключил:
— Экая ты бледная и тощая. И спать здорова — чуть не на сутки отключилась. Ну, ничего, откормим, загорим и отоспим.
Он вернулся к двери и виновато добавил:
— Я понимаю, что мы тебя совсем забросили. Устала там одна? Может, ну его, этот институт, перебирайся сюда, а уж мы того…
Василиса бодро отозвалась:
— Нет, я лучше — этого. Иди уже, я сейчас спущусь.
Шумно протопав обратно и ругнувшись по поводу отломавшейся балясины, отец обстоятельно отчитался перед Ким, что дочка сейчас будет, а кондиционер нужно отрегулировать, потому что девочка хрипит, и блинчиков хорошо бы пожарить, а то её ветром унесёт. Потом наступила тишина, и Василиса с завистью подумала: — Целуются.
Встав, она быстро переоделась в любимую сказочную юбку, после некоторых раздумий вытащила с полки красную майку на тонких бретельках, и пошла на запах блинов. Судя по заставленному блюдами, мисками и плошками столу, отец явно собирался откормить её за один раз.
К счастью, двух жадно съеденных хрустящих роллов с восхитительной начинкой и каким-то кисло-сладким соусом оказалось достаточно, чтобы успокоить отцовские чувства, и Василиса обрадовалась, что не будут пичкать. Дальше она только пробовала по крошечке от каждого блюда, оперативного пододвигаемого Ким, и в итоге объелась так, что еле смогла встать.
За окном что-то затарахтело, и отец оживился:
— О, бабушка за тобой транспорт прислала. А я уже хотел Оззи просить…
— А Оззи — это кто?
— Да знакомый здешний, француз. Я тебе с ним ещё деньги передавал. И в аэропорту он предложил тебя встретить — я ведь писал — только ты с этими байкерами от него удрала. А Оззи — это прозвище, говорит, что в молодости от Оззи Осборна фанател, вот и прилепилось. А так-то он то ли Ксавье, то ли Морис.
Отец рассмеялся, а Ким напряглась:
— Ты, что, с каким-то сомнительным типом бабушкины монеты передавал?
Василиса поддержала:
— Мне он тоже не очень понравился. Смотрел так противно, оценивающе…
Отец отмахнулся:
— Да ладно, никакой он не противный, и не подозрительный, нормальный бизнесмен. Он у меня уроки серфинга брал, и как-то мы понравились друг другу, потом в баре пару раз поболтали. Ладно, Вась, собирайся, поедешь с неподозрительным вьетнамцем, лично бабушкой выбранным.
Василиса прихватила рюкзачок, в котором были припрятаны сказочные монетки, немного подумав, уложила туда и раковину, и вышла на улицу. Ким догнала и сунула девушке пакет:
— Здесь несколько бутербродов и вода. А то у бабушки разное настроение бывает, может к столу и не пригласить. И если что — сразу звони.
Вид транспортного средства Василису не обрадовал: потрёпанный мотобайк, на которых в основном рассекает местное население. Лица водителя под тёмным забралом было не рассмотреть, и сам он был мелкий, по комплекции напоминающий подростка. Молча протянув Василисе запасной шлем, он еле заметно кивнул отцу, вышедшему за калитку, и рванул с места.
Дорогу она не запомнила — после рыбацкой деревни и достопамятного ручья они мчались по каким-то еле видным лесным тропинкам, как показалось девушке — целую вечность. Остановившись перед воротами живописной и обманчиво хлипкой ограды, парень посигналил, и лихо въехал между едва приоткрывшихся створок. По типичной вьетнамской деревушке он ехал медленно и как-то торжественно, и плавно затормозил перед обычной хижиной.
Василиса уже привычно слезла на землю, подумав, что многовато у неё в последнее время мотоциклов случается, и поднялась на крошечную терраску — скорее, даже не террасу, а просто навес над небрежно сколоченным помостом. В тени, у самой стены, скрывалось широкое бамбуковое кресло-качалка с массой подушечек. А в кресле восседала холёная седая дама неопределённого возраста — в лёгких брючках, свободной шёлковой рубахе, с идеально уложенными в художественном беспорядке волосами и вызывающим маникюром. И лицо у неё было очень знакомое — не далее, чем этой ночью приснившееся.
Дама покровительственно улыбнулась и приветствовала Василису на идеальном, хотя и немного старомодном французском, с явным оттенком иронии в голосе:
— Ну, здравствуй, внученька. Как говорят местные, наконец-то дракон посетил дом скромной креветки. Давненько не виделись.
Василиса мгновенно разозлилась и ответила таким же тоном:
— Здравствуйте, бабуля. Драконом меня ещё не обзывали, да и вы на креветку не очень похожи, скорее — на акулу. Или мурену. А виделись мы недавно — всего лишь сегодня ночью. И мне очень интересно, что и вы, и вся эта толпа в моём сне делали.
Дама удивлённо приподняла брови, с некоторым трудом встала, и открыла неказистую дверь в дом:
— Ну, если ночью меня и остальных видела — заходи. А делали мы — понятно что, за тобой присматривали, и всяких разных ненужных отгоняли, а то много желающих. Хм, мурена, говоришь…
Пройдя вслед за хозяйкой через скудно обставленную, и какую-то демонстративно-этническую комнатушку, Василиса миновала следующую дверь и ахнула: она оказалась в огромной комнате, явно находящейся в роскошной вилле. Стены, мебель, картины, светильники — всё словно сошло со страниц глянцевого журнала, откуда-то из раздела «Десять самых дорогих домов в мире».
