Распыление. Дело о Бабе-яге (СИ) - Зимина Татьяна (книги без сокращений .txt) 📗
— Коллеги? — Штык вытер лицо большим красным платком и запихал его в карман кителя. — Третьего дня городскую стену штурмовал динозавр. Ему было наплевать на то, что он — маганомалия. И уж тем более на то, какому ведомству он, динозавр, подчинен. Зверюга просто хотела жрать. А Шаробайко выделил на поимку гиганта шесть единиц огнеметов. Всего шесть! Сказал — нету фондов. Двое охотников были убиты. А теперь разгадайте загадку, господа маги: охотники убиты маганомалией, и она — ведомство Агентства. Но Запыленный, создатель аномалии, — человек. Кто преступник: орудие, или его создатель? Кого наказывать?
— Вы уверены, что это был динозавр? — спокойно спросил Лумумба.
Я думал, полицеймейстера хватит удар. Он покраснел, открыл рот и начал хватать воздух, как рыба.
— Простите, я поясню… Это был действительно динозавр — древняя исполинская рептилия, а не какой-нибудь сказочный зверь? Мифическая Лернейская гидра? Цербер? Птица Рух?
Зарычав, Штык с трудом выдрал себя из кресла и поковылял к обширному шкафу, занимающему одну из стен кабинета. Рванув створки, он стащил с полки яркий глянцевый том и бухнул на стол перед Лумумбой. На обложке красовался огромный зверь, и имелась золоченая надпись: Большая Энциклопедия Динозавров.
Штык открыл книгу на закладке.
— К сожалению, всё, что удалось отыскать в остатках городской библиотеки — книжка для детей. — проворчал он. — Но оказалось, этого достаточно. Вот! — он ткнул пальцем в красочное изображение. — Вот эта тварь. Или очень похожая.
— Аллозавр. — прочел наставник и присвистнул. — Грозный противник.
— Огнеметами загнали в яму с кольями и расстреляли разрывными. — пояснил Штык. — Но двух бойцов он успел затоптать.
— Мне очень жаль. — сказал Лумумба
Полицеймейстер ответить не успел. Дверь кабинета с грохотом распахнулась, ударив ручкой в стену, а на пороге возник фон Цаппель — градоначальник.
— Ага! — уперев руки в бока, он и вправду был похож на циркуль. — Вот вы где! — обращался он, как ни странно, к Лумумбе. — А я вас с самого утра ищу! Пройдемте! — и он, не глядя на полицеймейстера, властно ухватил наставника за рукав. Тот, к моему сожалению, возражать не стал. А жаль. Только интересный разговор начался…
— Одну минуту! — тактично высвободив рукав из цепких пальцев, Лумумба вернулся к столу Штыка. Извлек из жилетного кармана большую, туго скрученную сигару и вручил её полицейместеру. Подмигнул ему, хитро постучав себя по носу, и вышел.
Цаппель провел нас дальше по коридору, пропустил сквозь узкую, как вход в пещеру, дверь и мы оказались в совсем, совсем другом месте, нежели полицейский участок. Здесь было тихо и пусто. Не витали клубы махорочного дыма и никто не топал грязными сапожищами в прогнившие половицы. Никто не тащил проституток, и не ругался хриплым, надсаженным голосом. Никто не усаживал вдоль стены пьяниц с разбитыми носами и уголовников в наручниках.
Воздух здесь был сух и прохладен. Пол покрывали мягкие ковры богатых расцветок, в простенках высились вазоны с ухоженными фикусами, а прозаический вид из окон скрывался под водопадом из шелковых французских штор.
На фундаментальной дубовой стойке благоухал роскошный букет, вставленный в хрустальную чистую вазу. Рядом выстроились разноцветные телефоны.
Лумумба, остановившись, одобрительно огляделся.
— Вот это я понимаю: учреждение. — заявил он, поводя вокруг восхищенным взором. — Так и хочется пустить слезу по ушедшей эпохе канцелярита и бюрократии.
Цаппель скромно опустил бледные глазки.
— Стараемся, господин Лумумба. Поддерживаем, по мере сил… Иначе мы станем анархией, а анархия, как известно, э…
— Мать порядка. — напомнил наставник. Цаппель смутился.
— Ну да, конечно… вы правы, наверное… Порядок и хаос… две стороны одной медали… — наконец мы добрались до ресепшена, за которым сидела миленькая барышня в прозрачной блузке и кудряшках. — Стэллочка! — искусственно обрадовался Цаппель, будто не ожидал у себя в приемной узреть эдакое чудо. — Сделай-ка нам чайку…
И распахнул дверь в просторный, как зал ожидания на вокзале, кабинет.
— Ну, чем мы можем служить отцу, я не побоюсь этого слова, города? Опоре, я не погрешу против истины, нашей нации? — вопросил Лумумба, устраиваясь без приглашения в самом большом гостевом кресле.
Цаппель поспешно проследовал к своему месту: резному черненому трону, установленному за обширным столом со слоновьими ногами и столешницей зеленого, немного вытертого сукна.
Устроившись, он поочередно поправил стопку лежащих с краю бумаг, хрустальный шар, служащий, видимо, пресс-папье, набор самопишущих перьев в красивом серебряном подстаканнике, открыл и закрыл несколько ящиков… Мы ему не мешали.
— Видите ли, — наконец начал он. — У меня к вам дело.
— Это ничего. — благосклонно кивнул наставник. — Я готов вас выслушать.
— Точнее, просьба. Еще точнее, вопрос…
И градоначальник вновь замолчал. Поерзав, он с тоской выглянул в окно, будто желая, чтобы мы сами собой испарились. Так бывает: обращаться к магам многие считали чем-то неприличным, даже постыдным. Наставник говорит, что это — наследие прошлого. Те, кто родился до эпохи Распыления, подсознательно отрицали магию. Поверить в действенность заклятия — всё равно, что писать письмо Деду Морозу, всерьез ожидая ответа. Этой метафоры я никогда не понимал. Знавал я нескольких дедов Морозов — вполне себе адекватные мужики…
И тут вошла Стэллочка, катя перед собой сервированную тележку. Лумумба незаметно подмигнул, я кивнул в ответ и кинулся помогать секретарше.
Цаппель явно нервничал, и Лумумба собирался немного над ним поработать. Но для этого нужно было отвлечь внимание…
Светски содрогаясь, я попытался выхватить тележку из фарфоровых ручек секретарши, бормоча при этом что-то насчет ангелов, спустившихся с небес. Девушка оказалась с норовом и тележки не выпустила. Несколько мгновений мы перетягивали дребезжащее сооружение каждый в свою сторону, но потом одновременно отпустили. Тележка пошатнулась, и чайник, разумеется, опрокинулся. Во все стороны брызнул кипяток, мы со Стэллочкой отскочили. Я — со сдержанным матом, она — с визгом. Тележка перевернулась.
Бухнувшись на колени, я принялся собирать блюдца, чашки, сушки, конфеты в ярких фантиках — парочку зажилил в карман, для Маши — и тут послышался многозначительный кашель Лумумбы. Кашель означал, что цирк можно прекращать.
Стэллочка, бормоча извинения и утирая несуществующие слёзы, потащила разоренную тележку за дверь, я, как ни в чем ни бывало, пристроился на стульчик в уголке. Учитель повернулся к Цаппелю.
— Итак… поощрил он градоначальника. Тот явно пришел в себя и глядел гораздо веселее.
— Вы давеча говорили о некромантии. Что можно, мол, поднять усопшего и расспросить… Надеюсь, это было сказано не для красного словца?
Лумумба возмущенно фыркнул в усы и щелчком взбил бакенбарды.
— Уважаемый господин фон Цаппель. — начал он обязательную речь. — Я — дитя двух миров. Будучи сыном африканского негуса, науку сантерии и некромантии под руководством своего отца, по-совместительству — духовного вождя и шамана славного племени самбуру, я постиг еще в детстве. Затем приехал в вашу страну и поступил в небезызвестный институт международных отношений, получив прозвище, ставшее впоследствии моим вторым именем. Меня, как профессионального бокора, сиречь — колдуна, очень интересовала доктрина материалистического коммунизма. Она только подтвердила моё глубокое убеждение в том, что всё на свете имеет свою причину и следствие. Теперь же, после Распыления, как вы сами изволили убедиться, чудеса случаются. Более того, они упорядоченно проистекают из известных причин и имеют определенные последствия. — сложив пальцы домиком у подбородка, Лумумба многозначительно посмотрел на Цаппеля. Тот нетерпеливо заерзал в кресле, и учитель поспешил закончить: — Говоря коротко, да. Я могу поднимать усопших. Цена зависит от давности захоронения. Мертвецы двухсот и трехсотлетние идут по особому тарифу. Конфиденциальность информации, полученной от усопшего, гарантирована. Итак… — он вопросительно посмотрел на градоначальника. — Чем могу?
