Записки офицера Красной армии (СИ) - Песецкий Сергей Михайлович (книги онлайн бесплатно серия TXT, FB2) 📗
А Дуня?… Я вспомнил про неё. Что же, Дуня для меня не пара. Хотя, никакой любви с ней и не было. Да, нечего нам было вечером делать, пошли мы вместе спать, как это обычно бывает.
Потом я подумал, что всё же необходимо Дуне сразу сообщить, чтобы она мне голову не морочила и меня не ждала, потому что слишком простая она для меня. Так что я встал и свет зажёг. Чтобы поднять настроение, на шарманке три раза марш сыграл и потом принялся писать письмо, т. к. боялся что утром все самые лучшие мысли из головы улетучатся.
«Уважаемая товарищ Дуня Ивановна!
Имею честь сообщить вам, что из нашей любви в будущем ничего не получится и быть её не может, и прошу этого даже не ожидать, и глупости эти из головы навсегда выкинуть.
Пишу это, будучи стойким комсомольцем и идейным человеком, после долгих и серьёзных размышлений. Не имею ничего против вас как человека, потому что да, вы мне немного нравились. Но принимая во внимание мою высокую должность и важные для Советского Союза функции, я не могу фамильярничать с кем попало. Это вполне очевидно и естественно для любого умного человека, что для меня, офицера непобедимой Красной Армии, вы особа слишком низкого социального положения и не обладаете никакой такой культурностью.
Я часто бываю на разных торжественных собраниях и встречаюсь с очень известными личностями. Поэтому мне нужна такая жена, которая умела бы поддерживать как положено честь Красной Армии и Советского Союза. Вы же даже прилично есть не умеете: чавкаете, ходите как корова, в носу пальцем ковыряетесь и относитесь к чернорабочему элементу. Вследствие вышесказанного, вы можете выставить меня на посмешище и в моём имени унизить Красную Армию.
Кроме того, мне сильно не понравилась ещё одна вещь. Вы, как хорошо известно, находитесь в родстве с семьёй Моргалова, который несомненно был английским агентом, потому что распускал вредные для Советского Союза и Германии слухи, якобы между этими братскими народами могла быть война. Поскольку за это преступление ярого фашистского реакционера, Моргалова и его семью, сослали в лагерь, то мне никак нельзя поддерживать связь с родственниками (пусть даже и дальними) империалистического холуя. Как офицер, я должен заботиться о своей чести, мнении и социалистической морали.
Согласно всему мной написанному, любезно прошу раз и навсегда отцепиться от меня и перестать мне морочить голову письмами. В противном случае я буду вынужден напомнить кому следует о дальних родственниках озверевшего реакционера и капиталистического агента Моргалова!!!.. То есть о вас и о вашей уважаемой семье.
С коммунистическим приветом прощаюсь навечно. Окончательно. Младший лейтенант Красной Армии, идейный комсомолец,
Я это письмо раза три прочитал и с каждым разом оно мне все больше нравилось. Из него сразу видно, что я серьёзный человек и очень уважающий себя. Только тогда я свободно вздохнул — дорога к любви теперь была свободна. Затем я сыграл ей вальс и с чувством хорошо исполненного долга пошёл спать.
Конечно, я бы мог ничего Дуне не писать — откуда ей знать о моём романе с буржуйкой. Но я, будучи коммунистом, не люблю врать и фальшивить.
1 января 1941 года. Вильнюс
Великому Сталину ура! ура! ура!
Великому Гитлеру ура! ура! ура!
Я два раза сыграл на шарманке марш в честь великих социалистических вождей народов и начинаю писать… первый раз в Новом Году. Особых желаний у меня нет, потому что, можно сказать, самые горячие мои желания и мечты сбылись. Дальше они будут исполняться по плану, по мере наличия денег. Да, у меня скоплено 1500 рублей, но я не трогаю этих денег и каждый месяц добавляю ещё немного. Решил я собрать большую сумму денег для хорошего самочувствия. Но двигается это очень медленно. Однако же собирать капитал не так уж легко, как некоторые себе это представляют. Намного практичнее и скорее будет умыкнуть его у кого-то уже собранный. Но пока ничего такого не подворачивалось. Однако я не теряю надежды, особенно если мудрая, мирная политика нашего товарища Сталина по-прежнему будет идти в этом направлении и в таком же темпе, как с осени 1939 года. Я ЕМУ очень за это всё благодарен. А особенно меня радует этот демократический инструмент, шарманка. Я также благодарен Кольке, что он мне её продал. Лишь одно мне в нём не нравится — он закоренелый «контрик» [контрреволюционер].
Пришёл он как-то ко мне под конец декабря и принёс на продажу механический фонарь. Очень хитрая штука. Можно сказать: чудо техники. Даже батарейки не надо, только нажимай узкую металлическую скобу и он светит. Целая электростанция о одной руке. А ещё также приятно, что при нажатии он урчит как мотор автомобиля или самолёта… Все издалека слышат, что цивилизованный человек идёт. Колька сказал мне, что это немецкое изобретение. Но наверное врёт. Немцы могли только производить это, потому что у наших заводов нет времени на такие мелочи. Но изобретение наверняка русское. Ведь заграница только тем и жила, что крала наши изобретения и эксплуатировала их.
Сказал я это Кольке, а он смеётся. Мне он немного Липу напоминает, только более деликатный и где попало контрреволюционные вещи не болтает. Так вот, спросил он меня:
— И что же такое вы изобрели, а заграница у вас украла?
А я ему всё как есть:
— Всё: электричество, радио, телеграф, самолёты, локомотивы, подводные лодки, телефон. Могу тебе предоставить доказательства. Об этом в книгах пишут.
А он как начал смеяться, что мне даже неприятно стало, что такой хитрый человек и совсем даже приличный, до такой степени непросвещённый и ослеплённый капиталистической пропагандой. Потом он сказал:
— Если не будешь сердиться, то я скажу тебе, что вы изобрели.
— Хорошо — сказал я. — Я слушаю.
— Только две вещи. Первую, это самовар. А другую — паровую баню. И то даже не вы первые изобрели. Самовары были у китайцев, когда России даже не существовало. А паровую баню знали также на востоке и в Риме, несколько тысяч лет назад.
— Тебя послушать, так у нас вообще ничего хорошего нет.
— Почему нет?… У вас хорошая пропаганда… Самая лучшая в мире… После того как я ваших книжек начитался, фильмов насмотрелся, песенок о свободе наслушался, то даже собирался сбежать из Польши в Россию. А как вы сюда пришли, так я и увидел, что у вас есть и какие вы, и если бы знал, что вы тут надолго останетесь, то убежал бы на край света. Пусть даже к неграм в Африку… Я знаю, что ты этого понять не можешь и даже слушать боишься. Но так всё и есть. Может быть ты сам думаешь иначе, но не можешь этого сказать.
Того, что он говорил, я не очень испугался, потому что знал по опыту, что поляки всегда на такие подозрительные политические темы разговаривают и не доносят об этом властям. Но мне было неприятно, что такой приятный человек так сильно культурно отсталый. Мне не хотелось с ним долго про это говорить, т. к. я считаю, что со временем и он осознает, только спросил его:
— Вот скажи мне: если при вашем капиталистическом строе жилось лучше, то почему ваши рабочие постоянно забастовки устраивали?
— Затем — сказал — чтобы жилось ещё лучше. А у вас можно с голоду и от переутомления помереть, но бастовать нельзя.
— Ясное дело, что нельзя — сказал я. — Ведь если у нас рабоче-крестьянская власть, то как мы будем сами против себя бастовать? Это то же самое, если бы человек сам себе в морду давал, или собственные вещи портил. И у нас рабочие и крестьяне это хорошо понимают. А если у нас ещё не всё хорошо, то только потому, что капиталисты из-за границы против нас саботаж устраивают и постоянно мешают работать.
— Да — сказал Колька. — Удивительная у вас страна! Если почитать ваши газеты, так у вас нет ни забастовок, ни грабежей, ни краж, и катастроф на железной дороге или с самолётами. Рабочие и крестьяне добровольно работают даже в праздники; выполняют по две и больше нормы. Всё идёт отлично. Но у вас нет ни чего поесть, но во что одеться, ни где жить. Ведь вы как пришли сюда, налетели на магазины как мухи на мёд. Раскупили всё, что там только было.
