Полуостров сокровищ (СИ) - Зимина Татьяна (библиотека электронных книг TXT) 📗
— Да ничего, — она независимо дернула плечом. — Писать захотелось.
— Врешь. Тоже блевала. Представила, какова на вкус холодная, свернувшаяся кровь… Скользкая, чуть солоноватая… А пахнет она ржавчиной и… — Машка засопела и судорожно сглотнула.
— Замолчи, — еле выдавила она, вцепившись мне в руку.
— Вот то-то же.
— Ну извини, что я место преступления в первый раз вижу… — отпустив меня, она уставилась себе под ноги.
— А вот я не блевал, даже в первый раз. А ты сама слабачка и есть!
— Ах ты… — прянув как барракуда, она больно ущипнула меня за бок. Я вскочил. Уже размахнулся, чтобы отвесить леща, но в последний миг удержался. Ладно она меня стукнет — что слону дробина? А если я, да еще и не рассчитаю…
Машка неожиданно хихикнула.
— Ты чего?
— Хорошо, что птичку с собой не взяли. С её любовью к глазным яблокам.
Умную птицу Гамаюн по настоянию Машки мы оставили в кабаке, на попечении деда Фиры. Ворона, правда, пыталась возмущаться, но напарница пригрозила скормить её коту. Что-то у них с птичкой не заладилось, пока не пойму.
— Ну… — поднявшись, она взялась за ручку двери. — Идем назад.
— Ты можешь не ходить.
Машка перестала улыбаться, и посмотрела на меня огромными, темными из-за расширившихся зрачков, глазами.
— Она была совсем молоденькая, верно? Моя ровесница, может, чуть старше. Красивая. Он её заставил молчать. Ну, когда палец резал. Как-то он её заставил. Может, пригрозил родственникам навредить, или еще что…
— Какие могут быть родственники у шлюхи из борделя? — пожал я плечами.
— А шлюхи что, не люди? — Машка вытянулась передо мной во весь рост. — Любая может оказаться в таком месте. Ласточка, например.
— Ну, а ты?
— Меня бы не взяли. — у нее чуть дернулся уголок рта. — Я некрасивая.
Резко повернувшись, она взбежала на крыльцо и потянула дверь на себя. Я пошел следом, пытаясь придумать, как ей объяснить, что мне её внешность даже очень нравится…
— Она могла быть беженкой, — сказал я, догнав Машку в коридоре. — Ну, знаешь, многие стремятся сюда на заработки. В порту так вообще вертеп на вертепе…
Она только дернула плечом и прибавила шагу.
Кроме Лумумбы и Олега в комнате никого не было. Окровавленные матрасы и одеяла вынесли, и кровать темнела голой панцирной сеткой. Из фиолетовых сумерек, которые здесь считали ночью, через распахнутое настежь окно доносились пение соловьев и запах жасмина. А еще почему-то каши и щей.
— Надо узнать, как она жила, — с места в карьер подступила Машка к Лумумбе. — Может, у ней родственники есть, или еще кто. Ну, и вообще… Девочек расспросить.
— Вот и займись, — меланхолично кивнул наставник.
— Я? — даже приятно сделалось от того, что она растерялась.
— Инициатива наказуема исполнением. Не Ивана же по девичьим светелкам посылать.
Представив, как допрашиваю веселых девиц в так называемых «светелках», я почувствовал, что краснею и отвернулся.
Не дождавшись других указаний от наставника, моя напарница повернулась к двери, но её остановил Олег.
— Подожди. Расспроси девушек еще вот о чем: кто где был, что делал. Может, всё-таки что-то слышали… Шум, падение чего-то тяжелого, что угодно. И во сколько. Хозяйке велено не препятствовать. — Маша вопросительно глянула на Лумумбу. Тот, всё так же рассеянно, но ласково кивнул, и она убежала.
— Может, вы и другие случаи изучить желаете? Мы всё, что можно, записали, — обратился сыскной воевода к Лумумбе.
— Лучше расскажите своими словами, — учитель прохаживался по комнате, заложив руки за спину, изредка наклоняясь, чтобы рассмотреть щетку для волос на зеркальном столике или косынку, небрежно брошенную на спинку стула. — Каким было первое убийство?
Комната была небольшая, темноватая, с одним окошком. На полу — яркий половичок, в углу — мутное, с облезшей амальгамой зеркало, убранное кружевной накидкой. За раму заткнуто несколько бумажных цветков. Почему-то они живо напомнили о кладбище…
На столике под зеркалом — баночки, скляночки, шкатулочки — всё дешёвенькое, простенькое, но какое-то аккуратно-симпатичное. На керосиновую лампу наброшен шелковый цветастый платок. Дверцы высокого, под потолок, шкафа залеплены открытками, этикетками и картинками, вырезанными из журналов. Сплошь броско разодетые дамы в окружении дорогих автомобилей, яхт и прочих атрибутов красивой жизни…
— Первое убийство случилось еще зимой, — начал Олег. — Дружинник Данила Кручинин. Нашли его под Железной стеной, с нашей, городской стороны. Я до сих пор не уверен, что он имеет к остальным какое-то отношение. Просто… Видите ли, он был весь переломан. Значит, падал с самого верха, метров с двадцати. Но случайно со стены упасть нельзя: там высокие зубцы, чтобы бойцы не оставались на виду во время атак. Значит, самоубийство? Но смущало вот что: парень собирался жениться. Напарники говорили, Данила все уши про невесту прожужжал. Мечтал, как они станут жить-поживать, да сколько деток народят. В дружине на хорошем счету был, повышение по службе к свадьбе готовили… С чего ему со стены вниз головой сигать?
— Причины могли быть иного свойства, — заметил Лумумба, опускаясь на колени. Из кармана он достал лупу, и стал водить ею над полом, изучая одному ему заметные следы. — Например, его могли сбросить… Магов спрашивали?
— Пытались. Молчат, как рыбы об лед, эгоисты хреновы. Извините.
— Ничего, — забравшись под кровать, наставник чем-то там погромыхивал. — Я привык.
— У нас, в Мангазее, ведь как? — сыскной воевода разгорячился. — Каждый сам за себя. Приезжают за свободой, да за длинным рублем… А где деньги — там и наркотики. Игорь вот решил Пыльцу легализовать. Говорил, пылиться всё равно будут, ничего с этим не поделаешь, пускай хоть налоги платят. Маги к нам и хлынули, как лосось на нерест. Тогда он, помимо налогов, еще и общественную повинность ввел: каждый обязан сколько-то часов в неделю работать на город. Ходить в дозоры, дежурить на таможне, в госпитале, на атомной станции…
— Умно, — глухо похвалил из-под кровати наставник. — Поставили, значит, магию на службу обществу.
— У вас в Москве и научились.
Лумумба вылез из-под кровати, держа в руке портняжные ножницы, вымазанные в подсохшей крови. Сразу вспомнился отрезанный палец… Наставник протянул ножницы мне.
— Это по твоей части, падаван. А у меня голова что-то разболелась.
Усевшись на стуле у окна, учитель принялся обмахиваться носовым платком.
Я осторожно взял ножницы за кольцо, стараясь не касаться окровавленных лезвий. Сосредоточился и произнес про себя формулу поиска.
…Бездна голодных глаз. Они смотрят, они ждут, они жаждут… А сзади уже поднимается тень. Заносит руку… Острая боль, удивление, а затем — отчаянное желание жить.
Под окном, с уличной стороны, заворочалось, заворчало глухо, тоскливо, пахнуло землей и трупной вонью, и за доску подоконника ухватилась рука. Мы, все втроем, дружно отшатнулись: рука была синяя, с черными длинными ногтями. Они шелушились и отслаивались, по пальцам сочились слизью белесые гнойные пузыри.
Хищно скрючив пальцы, рука царапнула штукатурку, а потом бессильно разжалась и исчезла. Что характерно: на этой мертвой страшной руке не хватало указательного пальца…
— Эвона как! — первым пришел в себя Лумумба и, придерживая шляпу, сиганул через окно в сад.
Мы с воеводой одновременно ринулись за ним, но, столкнувшись плечами, застряли. Кое-как выпроставшись, ринулись опять. Вновь застряли. Посмотрели друг на друга. Я приглашающе махнул рукой и Олег, не касаясь подоконника, перемахнул подоконник. Я — за ним.
Продираясь через густые кусты шиповника, я мельком отметил неглубокую, развороченную яму: из нее-то и выкопался труп.
Калитка выходила в узкий, заросший крапивой и лопухами переулок. По нему, припадая на обе ноги и по-обезьяньи загребая клешнями, бодро чесал мертвяк. Следом, забыв о головной боли, скакал мой наставник.
— Вперед! — крикнул Олег, и мы тоже поскакали. — Еще не хватало, чтобы по моему городу мертвецы разгуливали! Это твой учитель постарался?
