Ангел-наблюдатель (СИ) - Буря Ирина (книга читать онлайн бесплатно без регистрации txt) 📗
Поскрипев зубами и отправив как-то в субботу Галю с девочками в цирк, я установил в спальне видеокамеру и на несколько вечеров приклеился к ней, забросив всю работу. Опять ничего. Единственное, что бросилось мне в глаза — так это то, что в углу напротив стола с компьютером они устроили уютное гнездышко, перетащив туда два кресла, набросав на них подушек и пледов и расставив вокруг Аленкины осенние букеты. Сами они располагались по вечерам на ковре между столом и этими креслами — и играя, и рисуя, и смотря любимые фильмы. То, что все эти сцены были, как правило, немыми, меня как раз не удивило — оставаясь наедине, они уже давно предпочитали мысленно общаться.
Так я и собирал эти мельчайшие, абсолютно не заметные с первого взгляда и появившиеся недавно отличия в их поведении, пока однажды они не сложились в до смешного очевидную картину — Дара с Аленкой играли не так друг с другом, как с наблюдателями. Как-то все тут же стало на свои места.
И то, что беседы у них велись исключительно на мысленном уровне, и довольно оживленные — судя по обрывкам Аленкиных мыслей, которые мне удавалось уловить, проходя мимо спальни и не задерживаясь там, чтобы не привлекать Галино внимание. И то, что девочкам пришлось подставлять мягкие кресла этим избалованным, натасканным лишь на подслушивание и подсматривание неженкам. И даже Аленкины рисунки, на которых неизменно присутствовало четыре персонажа. Рисовать у нее еще плохо получалось, и Галя всегда умиленно посмеивалась, что если их с Дарой еще кое-как можно узнать, то в двух парящих над ними фигурках нас с ней можно лишь с большой долей воображения угадать.
Нас, как же! Я бы еще стерпел, если бы эти трутни просто сидели в моих креслах и смотрели скачанные мной фильмы. Но втираться в доверие моим детям, строго-настрого велев им держать это от меня же в секрете? Спасло их только то, что я не решился нанести непоправимый, возможно, ущерб детской психике, ворвавшись в спальню и впечатав — наощупь и навечно — этих извращенцев в их элитно-комфортные рабочие места.
Но мириться с их подрывной деятельностью я больше ни минуты не собирался! Прямо на следующий вечер, купая Аленку и убедившись в отсутствии в ванной наблюдателя, я обратился к опыту профессионала — Анатолий много раз поучал меня, что если о каком-то секрете заговорить как об общеизвестной истине, скрытность с собеседника как рукой снимает. Вот пусть радуется, читая — в отличие от него, я никогда не считал зазорным учиться.
— А твоим друзьям понравился их портрет, который ты вчера нарисовала? — непринужденно спросил я, заворачивая ее в махровое полотенце.
Она замерла, даже дышать, по-моему, перестала, уставившись на меня круглыми, перепуганными глазами.
— Ну, тот, где вы все вместе фильм смотрите? — уточнил я и принялся растирать ее, чтобы вывести из этого столбняка.
— Нельзя… говорить, — выдохнула она почти шепотом.
— Я знаю, что о них нельзя говорить, — заговорщически улыбнулся ей я, — но только с теми, кто о них не знает.
— А ты знаешь? — недоверчиво переспросила она.
— Ну, конечно! — небрежно пожал я плечами, и добавил, чтобы поставить этих нахлебников по место, пусть даже только в детском сознании: — Разве могли они с вами подружиться, не спросив у меня разрешения?
— А мама тоже знает? — оживилась она.
— Нет-нет! — быстро сдал я назад, поежившись при мысли о том, как Галя обсуждает с Татьяной проблему вымышленных друзей. И способы ее лечения. — Меня они спросили, потому что знают, что в важных делах последнее слово папино, но тоже просили никому больше не рассказывать.
Она с понимающим видом кивнула и, выпростав руку из-под полотенца, потянулась за пижамой. Так, подумал я, в узкий круг посвященных мне, похоже, удалось проникнуть — пора переходить к выведыванию его секретов.
— А во что вы с ними играете? — раскладывая по местам банные принадлежности, спросил я все также между прочим, как будто о ее дне в детском садике.
— В мысли, — рассеянно ответила она, старательно просовывая пуговицы в петли на курточке пижамы и чуть высунув от усердия язык.
— Во что? — От неожиданности я забыл о всякой непринужденности.
Она удивленно глянула на меня и вдруг смутилась, опустив глаза и теребя очередную пуговицу.
— Я знаю, что ты такую игру не любишь, — пробормотала она извиняющимся тоном. — Но ты же тоже так умеешь! И так ведь быстрее, чем словами!
— Быстрее-то оно, конечно, быстрее, — осторожно заметил я, чувствуя, что мы снова ступили на скользкий путь, — но ведь с теми, кто так не умеет, получается невежливо — вроде, как ты у них за спиной шушукаешься, правда?
— Ну, в садике я разговариваю, — пожала плечами она, — а с Дарой зачем?
— А о чем вы со своими друзьями разговариваете? — вернулся я к своей разведывательной миссии.
— Они не говорят, — снова оживилась она, — они любят, когда мы им о себе рассказываем.
— И что же вы им рассказываете? — нахмурился я.
— Все, — радостно улыбнулась она, и у меня снова возникло непреодолимое желание уменьшить численный состав отдела наблюдателей ровно на две единицы. — Все-все-все, что за день случилось.
— А что они делают? — осторожно спросил я, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не рыкнуть.
— Они ничего не делают, — нетерпеливо дернула она плечиком, словно удивляясь моей непонятливости, — они просто слушают, но мы всегда знаем, хорошо мы что-то сделали или плохо.
— Они, что, ругают вас? — рявкнул-таки я, снова забыв об осторожности.
— Нет-нет! — замотала она головой. — Они… просто… расстраиваются, если мы плохо себя ведем. Сильно расстраиваются — так, что нам больше не хочется так делать. А если мы хорошо себя ведем, они радуются. Так же, как когда в кино кто-то никогда не сердится и всегда всем помогает. Они вообще очень добрые — они, наверно, специально к нам пришли, чтобы злые мысли прогонять, чтобы мы все никогда не ссорились.
Я вдруг вспомнил, что в последнее время Дара перестала терроризировать меня просьбами скачать все новые и новые фильмы — у них с Аленкой уже набралась фильмотека из сказок и мультиков, которые они раз за разом с удовольствием пересматривали. И, как только что выяснилось, подбирала она эти фильмы не только для Аленки — лидировали в списке их предпочтений «Золушка» и «Домовенок Кузя».
— А почему о них говорить нельзя? — решил я до конца прояснить новую, похоже, позицию наших наблюдателей. — Это они тебе так сказали?
— Нет, это Дара, — снова покачала она головой. — Она говорит, что если про них всем рассказывать, то это будет, как хвастаться, и они тогда уйдут. Помнишь, как в «Царевне-лягушке»? Не захотел Иван-царевич подождать, сжег ее кожу — вот Кощей Бессмертный и забрал ее к себе.
В принципе, я был бы совсем не против, если бы главный наблюдатель забрал к себе назад своих лягушек глазастых, но после разговора с Аленкой я, в целом, успокоился. И снова снял шляпу перед талантом Дары вызывать в окружающих — кем бы они ни были — чувство расположения и симпатии. Причем, взаимной, отнюдь не только к себе самой — я был абсолютно уверен, что она не только Аленке, которая выросла в окружении двух наблюдателей и вообще никогда на них никакого внимания не обращала, внушала представление о них как о доброжелательных и заботливых феях-покровительницах, но и их незаметно, но настойчиво в этот самый образ вгоняла.
К Игорю вот только, похоже, не лягушку, а самую, что ни на есть, заскорузлую жабу прислали — к которой кожа эта съемная просто намертво приросла. Я бы его вместе с ней сжег, и пепел по ветру — а главному Кощею доложил бы, что засланный агент зачах в жестких доспехах. Чтобы тот в следующий раз об их эластичности позаботился. Этот невменяемый консерватор даже на наших обычных встречах начал подальше от наблюдателей моих девочек держаться — чтобы не заразиться, надо понимать, либерально-анархистскими идеями.
Очень мне хотелось обо всем этом с Дарой поговорить, но она так и не дала мне такой возможности. Я это только потом понял, но она уже в то время начала от нас как-то отдаляться. Особенно от Гали. Даже когда она совсем маленькая была, я ей как-то ближе был. Несмотря ни на что. Возможно, потому что она мои мысли, в отличие от Галиных, слышала, и я ее хоть кое-как отгадывал. Но мне кажется, что они с Галей изначально были слишком разными, и со временем эти различия только углублялись.
