Ужасы - Хёртер Дэвид (читаемые книги читать онлайн бесплатно txt) 📗
— Ты сохранишь двадцать миллионов, а я получу этот участок.
Лопата Сэма звякнула об очередную бутылку. Изнемогая от зноя, он поднял склянку, скорбя о том, что и она оказалась пустой. "Однажды… — подумал он, — однажды ты найдешь бутылку с темной жидкостью, и сделаешь глоток, и вернешь свою жену и дочь".
Вокруг завывали пилы, стучали молотки и росли дома — со скоростью, прославившей Джо Шепертона. Там и тут голоса из приемников распевали старомодные шлягеры или вели яростные политические споры. Но Сэм едва замечал шум. Салун — вот и все, что имело значение. Меридиан. Возвращение души. Впечатленный точностью информации Сэма, Джо предложил ему место в компании ("Может, ты и нормальный"), но Сэм не врал — его больше не интересовала прошлая работа. "Черт побери, если бы не она, — думал он, — ты никогда бы не потерял семью".
Ему хотелось лишь вновь обрести ту жизнь, которую он считал естественной. "Однажды ты найдешь полную бутылку, — продолжал он твердить себе. — Однажды ты вернешься к Дебби и Лори. Ты обнимешь и поцелуешь их. Радуясь тебе, они спросят, где ты пропадал столько времени, и будут ошеломленно слушать объяснения. А тем временем город возникнет снова, как возник он два года назад. Может, это еще один способ вновь обрести душу. Но как это произойдет, — Сэма вдруг охватила безумная паника, — если новый город займет место старого? Времени мало. У тебя мало времени. Поднажми".
Жгучее солнце достигло зенита, а он продолжал яростно вгрызаться в сыпучий песок.
Клайв Баркер
Рассказ Геккеля
Клайв Баркер родился в Ливерпуле, Англия, и, до того как поступить в Ливерпульский университет, учился в той же школе, что и Джон Леннон. В настоящее время он проживает в Калифорнии со своим другом, фотографом Дэвидом Армстронгом, и дочерью Николь. Баркер — один из ведущих современных авторов, работающий в жанрах фэнтези и "хоррор", а также признанный художник, драматург, продюсер и режиссер.
Его перу принадлежит более двадцати книг, среди которых "Книги крови" ("Books of Blood"), "Проклятая игра" ("The Damnation Game"), "Сотканный мир" ("Weaveworld"), "Племя тьмы" ("Cabal"), "Явление тайны", ("The Great and Secret Show"), "Имаджика" ("Imajica"), "Вечный похититель" ("The Thief of Always"), "Эвервилль" ("Everoille"), "Таинство" ("Sacrament"), "Галили" ("Galilee"), "Каньон Холодных Сердец: Голливудская история с привидениями" ("Cold-heart Canyon: A Hollywood Ghost Story") и знаменитая серия "Абарат" ("Abarat").
В 2008 году писатель выпустил новый сборник "Алое Евангелие" ("The Scarlet Gospels"), в заглавном рассказе которого встречаются два знаменитых персонажа: адский Пинхед и оккультный детектив Гарри Д'Амур.
Недавно вышли в свет три книги комиксов, созданных по роману Баркера "Вечный похититель", текст к которым написал Крис Оприско, а иллюстрации выполнил Габриэль Эрнандес. Готовятся к публикации двенадцать комиксов по роману "Явление тайны".
В качестве кинорежиссера Баркер выпустил пользующийся громадным успехом фильм "Восставший из Ада" ("Hellraiser", 1987), а также принимал участие в создании фильмов "Ночной народ" ("Nightbreed") и "Повелитель иллюзий" ("Lord of Illusions"). Он был продюсером получившего "Оскар" фильма "Боги и монстры" ("Gods and Monsters"), на основе произведений Баркера сняты картины "Кэндимэн" ("Candyman"), "Подземный мир" ("Underworld"), "Голый мозг" ("Rawhead Rex"), "Автострада" ("Quicksilver Highway") и "Святой грешник" ("Saint Sinner").
На базе представленного ниже рассказа Мик Гаррис написал сценарий для одного из эпизодов сериала "Мастера ужаса" ("Masters of Horror"), режиссером которого стал Мик Гаррис вместо повредившего спину Роджера Кормана.
Как заметил в свое время Корман: "В своем провокационном рассказе Клайв Баркер идет на шаг дальше Мэри Шелли в ее знаменитом "Франкенштейне", предполагая, что сексуальный накал и одержимость смертью тесно связаны".
На прошлой неделе после продолжительной болезни скончался Пуррацкер. Я никогда особенно его не любил, но новость о его кончине все равно сильно опечалила меня. Теперь, когда его нет, я остался последним из нашей маленькой компании, больше не с кем будет поболтать о старых добрых временах. Не то чтобы я когда-либо это делал, во всяком случае не с ним. После Гамбурга пути наши разошлись. Он стал физиком и жил, насколько я знаю, по большей части в Париже. Я же остался здесь, в Германии, и работал с Германом Гельмгольцем [74] в основном в области математики, но изредка внося посильный вклад и в другие науки. Сомневаюсь, что меня будут помнить, когда и я уйду. Герман был тронут гением, а я — нет. Однако я нахожу успокоение в прохладной тени его теорий. Он обладал ясным умом, острым умом. Он не допускал сантиментов или предрассудков в свое видение мира. И я многому научился у него.
Однако теперь, воскрешая в памяти себя двадцатилетнего (а я всего на два года моложе века, который закончится через месяц), я ловлю себя на том, что вспоминаю вовсе не время торжества интеллекта, и не аналитические способности Гельмгольца, и не его изумительную беспристрастность.
На самом деле теперь в моем мозгу сохранился всего лишь отголосок одной истории. Однако он отказывается покидать меня, поэтому я решил записать все на бумаге, чтобы очистить от него разум.
В 1822 году в Гамбурге я был — вместе с Пуррацкером и еще восемью блистательными молодыми людьми — членом неформального клуба честолюбивых интеллектуалов. Все в нашем кружке собирались стать учеными и по причине молодости питали огромные надежды и на свой счет, и на счет будущих научных свершений. Каждую субботу мы собирались в кофейне на улице Репербан и в задней комнате, которую снимали как раз для этих целей, устраивали дебаты по любому занимающему нас вопросу, смутно подозревая, что подобные споры каким-то образом расширяют наше понимание окружающего мира. Мы были помпезны, без сомнения, и эгоцентричны, однако наша пылкость была искренней. То было волнительное время. Каждую неделю, как казалось, кто-нибудь непременно приходил на встречу, обуреваемый новой идеей.
Был летний вечер — а лето в тот год выдалось удручающе жарким, даже ночи стояли душные, — когда Эрнест Геккель рассказал нам ту самую историю, которую я собираюсь здесь изложить. Я отлично помню, как все было. Во всяком случае мне кажется, что помню. Память менее точна, чем она сама полагает, не так ли? Что ж, это едва ли имеет значение. То, что я помню, вполне может быть правдой. В конце концов, не осталось никого, кто смог бы меня опровергнуть. А произошло следующее: к концу вечера, когда каждый из нас выпил столько пива, что в нем можно было бы потопить весь германский флот, и острые края интеллектуальной дискуссии как-то затупились (если честно, мы опустились до простых сплетен, что неизбежно происходило после полуночи), Эйзентраут, ставший впоследствии великим хирургом, вскользь упомянул о человеке по фамилии Монтескино. Эта фамилия была известна всем нам, хотя никто из нас не видел этого человека собственными глазами. Монтескино приехал в город месяц назад и вызвал к себе повышенный интерес всего общества, поскольку якобы был некромантом. Он мог не только разговаривать, но и даже, как он уверял, поднимать мертвецов из могил и проводил свои сеансы в богатых домах. За его услуги наши дамы выкладывали небольшие состояния.
Из-за одного лишь упоминания этого имени по комнате разнесся целый хор голосов, выражавших множество мнений, каждое из которых было нелестным: "Он был презренный жулик и негодяй. Его надо выслать во Францию — откуда он и явился, — но только сперва спустить с него шкуру за нахальство".
Единственным, кто не произнес ни слова против некроманта, оказался Эрнест Геккель, который, по моему мнению, был среди нас самой светлой головой. Он сидел у открытого окна — должно быть, в надежде на дуновение свежего ветра с Эльбы, — положив подбородок на руки.
