Книга крови 5 - Баркер Клайв (читаем книги бесплатно TXT) 📗
Он взглянул на Клива с невинным выражением лица.
Клив вспомнил, как мальчик жаловался твари из города.
– Больно… – говорил он. Говорил же? – ты не рассказывал мне, как это больно…
Достойная внимания правда. Тело мальчика было смешением пота и костей, более неприятное зрелище едва ли и вообразимо. По крайней мере, человеческое.
Билли открыл рот. Губы его были красными и блестящими, будто измазанные губной помадой.
– Теперь… – произнес он, пытаясь говорить между болезненными вдохами, – что нам делать теперь?
Казалось, даже говорить для него было слишком. В глубине горла раздался звук, словно он подавился, и мальчик прижал руку ко рту. Клив шагнул в сторону, когда Билли встал и проковылял к ведру в углу камеры, которое использовали для ночных потребностей. Но добраться до ведра он не успел, тошнота одолела его по пути, жидкость выплеснулась между пальцев и хлынула на пол. Клив отвернулся, когда Билли вырвало, и мысленно приготовился терпеть зловоние до утра, когда произведут уборку. Однако запах, заполнявший камеру, не был запахом рвоты, а чем-то и более сладким, и более густым.
Клив, озадаченный, повернулся к фигуре, скрючившейся в углу. На полу возле ног были брызги темной жидкости, такие же ручейки стекали по его голым ногам. Даже в темной камере можно различить, что это кровь.
И в самых благоустроенных тюрьмах насилие прорывается и обязательно без предупреждения. Взаимоотношения двух заключенных, которые проводят совместно шестнадцать часов из ежедневных двадцати четырех, вещь непредсказуемая. Но насколько было ясно и надзирателям, и заключенным, между Лауэллом и Нейлером ненависти не было. И до тех пор, пока не начался тот крик, из их камеры не доносилось ни звука – ни спора, ни выкриков. Что побудило Нейлера неожиданно напасть и зарезать своего сокамерника, а потом нанести громадные раны себе самому, – стало предметом для обсуждения и в столовой, и во дворе для прогулок. Однако вопрос зачемзанял второе место после вопроса как.Ходили слухи, что тело Лауэлла, когда его обнаружили, представляло зрелище неописуемое, даже среди людей, приученных к жестокости, как само собой разумеющемуся, рассказы вызвали потрясение. Лауэлла не особенно любили, он был задира и врун. Но что бы он ни делал, это не заслуживало таких увечий. Человека распотрошили: глаза выколоты, гениталии оторваны. Нейлер, единственный возможный противник, ухитрился затем вспороть и собственный живот. Теперь он лежал в Отделении Реанимации, прогнозы малообнадеживающие.
Когда слухи о насилии ходили по блоку, Кливу легко было провести почти весь день незамеченным. У него тоже нашлось бы что рассказать, но кто поверит его истории? Едва он и сам в нее верил. Действительно, время от времени, на протяжении всего дня, когда видения снова одолевали его, он спрашивал себя, не сошел ли он с ума. Но ведь здравый рассудок – понятие относительное, не так ли? Все, что он знал с уверенностью, то, что он видел, как трансформировался Билли Тейт. Он уцепился за эту зацепку с упорством, рожденным близким отчаянием. Если он перестанет верить показаниям собственных глаз, у него не останется защиты и темноту не сдержать.
После умывания и завтрака, весь блок был заперт по своим камерам, мастерские, развлечения – любая деятельность, для которой требовалось перемещаться по этажам, была отменена, пока камеру Лауэлла фотографировали, осматривали, а потом отмывали. После завтрака Билли спал все утро – состояние, близкое коме, а не сну, такова его глубина. Когда он проснулся к ленчу, он был веселее и дружелюбнее, чем на протяжении последних недель. Под пустой болтовней ни намека на то, что он знает, что случилось предыдущей ночью. В полдень Клив сказал ему правду в лицо.
– Ты убил Лауэлла, – заявил он. Больше не было смысла изображать неведение, если теперь мальчик не помнит, что совершил, то со временем припомнит. И сколько еще пройдет времени, прежде чем он вспомнит, что Клив видел, как он превращается? Лучше признаться сейчас. – Я видел тебя, – сказал Клив. – Я видел, как ты изменялся…
Казалось, Билли не слишком встревожили такие откровения.
– Да, – ответил он. – Я убил Лауэлла. Ты порицаешь меня?
Вопрос, вызывающий за собой сотни других, задан небрежно, как задают из легкого интереса, не больше.
– Что с тобой случилось? – спросил Клив. – Я видел тебя – здесь, – устрашенный воспоминаниями, он указал на нижнюю койку, – ты был не человеком.
– Я не думал, что ты увидишь, – ответил мальчик. – Я давал тебе таблетки, так ведь? Ты не должен был подсматривать.
– И предыдущей ночью… – сказал Клив, – я тоже не спал.
Мальчик заморгал, как испуганная птица, слегка вздернув голову.
– Ты по-настоящему сглупил, – сказал он. – Так сглупил.
– Да или нет, я не посторонний, – сказал Клив. – У меня сны.
– О, да. – Теперь нахмуренные брови портили его фарфоровое личико. – Да. Тебе ведь снился город, правда?
– Что это за место, Билли?
– Я читал где-то: у мертвых есть большие дороги.Ты когда-нибудь слышал? Ну… у них есть и города.
– У мертвых? Ты имеешь в виду что-то вроде города призраков?
– Я никогда не хотел тебя ввязывать. Ты был со мной добрее, чем большинство здесь. Но я говорилтебе, что пришел в Пентонвилл заниматься делом.
– С Тейтом.
– Верно.
Клив хотел посмеяться. То, о чем ему говорили – город мертвых, – только нагромождение бессмыслицы. И все же его озлобленный разум не отыскал более вероятного объяснения.
– Мой дед убил своих детей, – сказал Билли, – потому что не желал передать свою наследственность следующему поколению. Он поздно выучился, понимаешь. Он не знал, до того как завел жену и детей, что он не такой, как большинство других. Он особый. Но он не желалданного ему умения, и он не желал, чтобы выжили его дети с той же самой силой в крови. Он бы убил себя и закончил работу, но именно моя мама убежала. До того, как он смог ее отыскать, чтобы убить, его арестовали.
– И повесили. И похоронили.
– Да, повесили и похоронили. Но он не исчез.Никто не исчезает, Клив. Никогда.
– Ты пришел сюда, чтобы отыскать его.
– Не просто отыскать, а заставить его помочьмне. Я с десяти лет знаю, на что способен. Не вполне осознанные, но у меня были подозрения. И я боялся. Конечно, я боялся. Это ужасная тайна.
– Эти трансформации, ты всегда совершал их?
– Нет. Я просто знал,на что способен. Я пришел сюда, чтобы заставить моего деда научить меня, заставить его показать мне, как делать.Даже теперь… – он посмотрел на свои пустые руки, – когда он учит меня… Боль почти непереносимая…
– Тогда зачем ты это делаешь?
Мальчик скептически посмотрел на Клива.
– Чтобы не бытьсобой, быть дымом и тенью. Быть чем-то ужасным. – Он казался искренне озадаченным. – Ты бы не сделал то же самое?
Клив покачал головой.
– То, чем ты стал прошлой ночью, отвратительно.
Билли кивнул.
– То, что думал мой дед. На суде он назвал себя отвратительным. Не то чтобы они поняли, что он говорит, но он говорил о проклятье. Он встал и сказал: «Я экскремент Сатаны, – Билли улыбнулся этой мысли. – Ради Христа, повесьте и сожгите меня». С тех пор он изменил мнение. Столетие ветшает, нуждается в новых племенах. – Он внимательно посмотрел на Клива. – Не бойся, – сказал он, – я тебя не трону, если ты не станешь болтать. Ты не будешь, правда?
– А что мне сказать, что прозвучало бы здраво? – мягко ответил Клив. – Нет, я не буду болтать.
– Хорошо. Немного позже я уйду. И ты уйдешь. И ты сможешь забыть.
– Сомневаюсь.
– Даже сны прекратятся, когда меня здесь не будет; Ты только разделяешь их, поскольку у тебя есть задатки экстрасенса. Поверь. Тут нечего бояться.
– Город…
– Что город?
– Где его жители? Я никогда никого не видел. Нет, это не совсем так. Одного я видел. Человека с ножом… уходящего в пустыню…
