Тайга слезам не верит - Буровский Андрей Михайлович (читать книги онлайн без сокращений TXT) 📗
Есть огромное, хотя может быть, и скучное преимущество в организации, последовательности и методичности. Может быть, гораздо интереснее, а так же идейно правильнее метаться с выпученными глазами и растопыренными руками. Может быть.
Но вот ведь какие дела… Если происходят какие-то серьезные события… Например, если исчезает человек, и его пытаются найти. Или если у людей есть серьезное намерение сделать что-то достойное не ребенка (найти клад) а взрослого мужчины (провести серьезную экспедицию), приходится вести себя иначе. Если бы кто-то пытался уверить Бродова в том, что он зря занимается всей этой скукотищей — разбивает пещеру на квадраты, планирует выходы в ее разные части, Павел отправил бы советчика… да, вы верно поняли, куда. Игры великовозрастных мальчишечек тут были совершенно неуместны. И скучные до зевоты экспедишники, так не похожие на веселых, бравых героев приключенческой литературы, на столбистов, туристов и сплавщиков по рекам с их залихватскими нравами, разделились на две группы и закрепили за каждой по «их» участку в пещере.
Мараловы шли в одной связке. Стекляшкин и Бродов — в другой. Стоит ли рассказывать подробно о коридорах и залах, узостях и сталактитах, которые встретились им? Тем более, все коридоры и залы, все сталактиты и узости, все «карманы» и «камины» были так до смешного похожи! Временами Павлу приходилось напрягать память, чтобы вспомнить — видел он уже именно этот участок стены? Именно вот этот выпирающий фрагмент потолка зала? Большая часть не пройденной части пещеры была точно такой же, как пройденная, и оставляла то же ощущение мрачной и тоскливой жути.
Выставляя вешки, унося в пещеру уже несколько километров веревок, они шли все дальше, залезая в глубины, о которых хотелось сказать: не ступала нога человека. Они и сказали бы, да только им дважды встречались трупы людей в черном, в самых глухих углах пещеры. Они и раньше встречали такие, и не очень удивлялись, только невольно думали — сколько же всего их было, таких заключенных, в пещере? И откуда взялось столько в почти ненаселенных краях, где каждый человечек на примете?
По рассчетам Бродова, они ушли уже за семь или восемь километров от входа, и над ними было не менее двухсот метров скалы, когда появилось то, чего никогда не встречалось раньше. Это новое появилось в одном изогнутом, уходящем круто вниз коридоре — натеки пещерной глины. Как видно, они достигли мест, где подолгу стояла вода. На глине скользили ноги, упав на колено, прикоснувшись к полу рукой, приходилось долго очищаться.
Одно хорошо — на этой глине отпечатывалось множество следов. Удивительно, сколько людей ходили тут, в недрах земли. Стекляшкин до боли всматривался в расплывчатые отпечатки: обувь с налипшей глиной мгновенно теряла форму, даже если здесь прошла Ирина, найти ее следы Владимир Павлович не смог бы.
Коридор постоянно ветвился; Бродов выбирал всякий раз тот, по которому прошло больше людей, и у него мелькнула мысль, что все это очень похоже на какую-то подземную тропинку. Вопрос, куда ведет тропинка?
Потом появился ручеек. Маленький, сантиметров тридцать шириной, глубиной в ладонь, он деловито журчал вдоль стены и был слышен чуть ли не за километр в жутком пещерном безмолвии. Приятно было видеть тут, в подземелье, в царстве вечно неподвижного воздуха, эту бегущую, уютно журчащую воду, чувствовать лицом влагу вблизи. Плохо было то, что Ирина и Павел теперь могут не услышать их крика, а они не услышат крика детей и уж тем более — шагов, звуков движения. Каждый из них подумал еще, что из-за шума воды они не заметят, и если кто-то захочет подойти к ним… Но каждый только подумал про себя и не стал делиться своими мыслями с товарищем.
А тропинка все вилась по коридорам, и все большим числом людских присутствий был отмечен этот странный путь. И не только следов: трупов тоже здесь было изрядно. Шесть покойников, лежащих навзничь на глине, насчитал Павел. В одном месте двое сидели, привалясь к стенке. Рука одного трупа замерла на плече другого. Трупы ухмылялись, словно друзья вели приятный разговор, да так и умерли, не завершив.
А тропинка все так и вилась, вплоть до высокого треугольного входа высотой в два человеческих роста. Ручеек весело выбегал прямо из этих ворот. Ворота вели в большой зал, не меньше тридцати метров диаметром, потолок еле-еле заметен; ручеек журчал под стенками зала, словно совершал круг почета. Но все эти детали Стекляшкин с Бродовым заметили только потом. Потому что не успев сделать шаг в зал, Павел схватился за глаза рукой, опустил лицо: парню показалось, что его ударили по глазам — такой поток света вдруг хлынул.
— Осторожно!
Но Стекляшкин уже остановился, уже не стал смотреть туда же, где у противоположной стены сиял невероятным светом…
— Шар! — дико выкрикнул Стекляшкин. — Павел, видите?! Шар!
Он многое еще хотел сказать — убийственного, хлесткого, жестокого — про дураков, которые не верили, про убогих, бескрылых людишек, лишенных всякого воображения. Но горло Стекляшкину перехватило, говорить толком он почти не мог, а кроме того, никак не мог найти слова. И только повторил еще раз, тыкая пальцем, с невероятной для его лет экспрессией:
— Ну?! Видите?! Вот… Вот…
Стекляшкин был совершенно прав, и Павел рад был бы убедиться в его правоте меньшей ценой: несколько минут глаза бездействовали, перед ними плавали расплывающиеся радужные пятна, и даже в ушах звенело.
— Как же в зал-то войти, господи?!
Павлу почему-то очень хотелось войти в зал и посмотреть на шар и продолжать искать детей. А Стекляшкин уже вовсю решал эту проблему: снял шлем с фонарем, положил на землю, чтобы свет почти не проникал в зал, и стал осторожно заглядывать, прикрывая глаза рукой. Заглянул, отпрянул, изменил положение шлема, опять заглянул. И так несколько раз, пока шар не стал вспыхивать так, чтобы в зал можно было войти. Ну инженер, что возьмешь — опять же, никакой тебе романтики.
Зал был огромный, залитый пронзительным светом, как если бы в его конце горела лампочка свечей в сто пятьдесят. Даже в этом свете почти не был виден потолок, но ручей, бегущий вдоль стены, и стены, и каждый сантиметр истоптанного глиняного пола были видны превосходно.
Владимир Павлович и сам не думал, что так сильно готов верить в шар. И в то, что он существует, и в его волшебные способности. Шар был вот он, уже в каком-нибудь метре: большой, с голову человека, непонятно из какого материала. Стоять рядом с ним было можно, но невозможно на него смотреть. Стекляшкин опустил голову, смотрел в стену под шаром, на полметра ниже выступа, на котором устроился шар.
«Отдай дочку! — подумал Стекляшкин, не решаясь прикоснуться к горящей холодным огнем поверхности. — Все возьми, только отдай мне Ирину».
И повторил вслух, почти стесняясь самого себя, но может быть, именно так полагалось просить, чтобы шар исполнил просьбу.
— Отдай мне дочь, по глупости ушедшую в пещеру, — говорил Стекляшкин неверным, надтреснутым голосом, — отдай… Возьми все, что ты хочешь… Все, что тебе будет нужно.
— Возьми жену, — спохватился Стекляшкин, — вот уж без кого не заплачу… Возьми все, что у меня есть. Покарай, если я заслужил. Хотя в чем я виновен? А, Шар? Разве что в слабоволии… Мужчина не должен быть слаб, в этом я, конечно, виноват… Накажи, если ты в силах и если тебе это нужно. Помоги отыскать дочку… Верни Ирку.
Вдохновение проходило. Стекляшкин стал спотыкаться, повторялся.
— Гхм…
Павел стоял позади; ну конечно же, он уже успел нанести местоположение грота с шаром на общую карту пещеры и уже поставил вешку. Что с них, с прозаиков, возьмешь…
— Владимир Павлович… Я проверил, там дальше тупик. Давайте осмотрим последний участок.
— Последний?!
— Последний из намеченных. Там еще есть ходы, но их нам никак не осмотреть… За сегодня не осмотреть.
— О Боже…
— Еще есть завтра… А может, еще и сегодня…
— Не утешайте, Павел. Вы же слышали, я готов Шару молиться.
— А может, еще и поможет.
