Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур (читаем книги .txt) 📗
Ощутив недостаток кислорода, я попытался глубоко вдохнуть через ткань закрученной вокруг головы футболки. И тут же зашелся в сдавленном кашле от порции ядовитого дыма, проникшего в легкие, который не смогла сдержать тонкая фактура хлопчатобумажной ткани. И я понял, что пройдет совсем немного времени, может быть считанные минуты, и безопасно находиться в лоджии станет совершенно невозможно.
Подгоняемый тревогой о том, что мы не успеем покинуть квартиру до того, как ее окончательно охватит огонь, или до того, как мы задохнемся и потеряем сознание от дымового отравления, я кинулся обратно в комнату, гадая по пути о том, готова ли супруга и дети к скорейшей эвакуации…
БАМ‑БАМ‑БАМ!!! – неистово гремели барабаны у меня в ушах!
БАМ‑БАМ‑БАМ!!! – в животном экстазе танцевали первобытные охотники!!!
БАМ‑БАМ‑БАМ!!! – от каждого удара барабанов волна адреналина раздувалась и увеличивалась все больше и шире, ускоряя движения серфа и заставляя его опасно балансировать на краю развернутой пропасти!!!
И среди этого безумного хаоса, огня и дыма, в моем воспаленном сознании вновь всплыло лицо бабушки. Смуглое. Сморещенное. С побитыми годами желтыми зубами. С глубоко посаженными выцветшими глазами, подернутыми катарактой. Она снова смотрела на меня с любовью, ее теплые заскорузлые руки гладили меня, успокаивая, а губы шептали слова, которые я не мог уловить…
Благодарный за подобную поддержку со стороны сил, которым нет объяснения, ощущая в себе дух и уверенность, я дернул дверь лоджии и вернулся в квартиру…
Золушка
Зайдя внутрь, я с облегчением обнаружил, что воздух в помещении квартиры был пока еще довольно чистым и прохладным. Значит время на сборы у нас еще оставалось. Однако задрав голову с закрепленным ко лбу фонарем вверх, я заметил, что потолок детской комнаты пожелтел по краям. И коричневатая желтизна на моих глазах разливалась по сторонам и тянулась к середине, будто разбухающая лужа, стремящаяся заполнить любое встретившееся на пути свободное пространство.
Я спустил на шею самодельный респиратор, сооруженный из обернутой вокруг головы футболки. Попробовал вдохнуть воздух полной грудью. И убедился, что несмотря на сгущающуюся сизую мглу, дышать в квартире возможно было пока без затруднений. В особенности в контрасте с «духовкой», в которую успела к тому времени превратиться помещение лоджии.
Стянув с шеи свернутую футболку и наспех натянув ее на себя обратно, я быстрым шагом направился в гостиную, ощущая нарастающее нетерпение, перемешанное с раздражением от уверенности в том, что супруга, скорее всего, все еще возилась со сборами. И мне, как часто бывало, придется взять задачу в свои руки.
БАМ‑БАМ‑БАМ!!! – отстукивали барабаны, подталкивая меня в спину и заставляя двигаться быстрее.
Заряженный праведным недовольством к жене за нерасторопность и одержимый жаждой действий, я на полном ходу танком влетел в гостиную и лоб в лоб столкнулся с супругой. Она же стояла посреди комнаты в полной «боевой» экипировке, которую я когда‑то купил, готовясь к часу икс. На ней был надет добротный охотничий костюм цвета «хаки» с отстегивающимся капюшоном, военные ботинки на высокой шнуровке, кепка с широким козырьком, а за спиной – заполненный вещами походный рюкзак. За обе руки ее держали девочки. Притихшие. Прижимающиеся к матери. Не задающие вопросов. Также, как и мать, одетые в полное походное обмундирование. Даже с крохотными рюкзачками за спинами, теми самыми, которые я в свое время мучительно выискивал среди десятков Интернет‑магазинов, а потом долго ждал доставки до нашего города. В руках супруга держала походную одежду и для меня. А возле ее ног стоял наготове мой рюкзак и пара мужских ботинок.
«Жена декабриста…» – удивленно подумал про супругу я, все никак за почти девять лет нашей супружеской жизни не привыкнув к ее «качелям». Когда она непонятным для меня образом совмещала в своем поведении черты инфантильной девочки и решительной и мудрой женщины, сменяя эти личности в только ей понятном порядке.
– Мы готовы. Я нашла одежду, которую ты купил. Вот – все одела… В рюкзаки положила еду и воду…
Она стояла с прямой спиной. Чуть приподняв голову. И с твердым, уверенным достоинством, и даже вызовом, смотрела мне в глаза. Наставив мне в лицо луч своего налобного фонаря. И чуть приподняв плечи в лямках рюкзака.
А лицо ее… Лицо… Что это было за лицо!!! Тонкое. Светлое. Безупречное. С горящим румянцем на скулах! Оно было таким красивым в неровных оранжевых всполохах огня, рисующего пылающие орнаменты на внешних сторонах оконных штор, что я чуть не подавился собственным языком. Лицо одновременно знакомое и незнакомое. Сильное и слабое. Непоколебимое и уязвимое. И слава всем богам! Уже не такое, каким оно было совсем недавно, презрительным и брезгливым, когда я сидел на полу и собирал по крупицам остатки своего мужского достоинства, признаваясь в неспособности найти выход из сложного положения.
Моя воительница!
Моя охотница!
Моя Немезида!
«Посмотри на меня! Я не инфантильная дурочка, какой ты привык меня видеть! Я могу порвать тузика на грелку, если нужно… И не все лавры тебе, дорогой муженек. Так что не нужно передо мною рисоваться. Я и сама могу дать жару!.. И, кстати…, ты придумал, как нам спастись?» – словно говорила мне она всем своим видом.
«Браво! Брависсимо! Вы – великолепны, душа моя!» – постыдно поясничная, произнес про себя я ей в ответ, поймав себя на мысли, что веду себя как конченный мудак, который даже перед лицом смертельной опасности не может унять свое уязвленное эго и оставить старые добрые игры супружеской власти мужчины перед женщиной.
– А технику? – ненавидя самого себя, сварливо спросил ее я, в глубине души мелочно надеясь, что жена оплошает со сборами гаджетов. И я смогу отомстить ей за свое недавнее перед ней унижение.
– Я взяла из той коробки, где ты все хранил. Компас. Второй бинокль. Внешний диск, куда ты закачал файлы. Планшеты девочек. Твой ноутбук и наши смартфоны. Вдруг мы найдем электричество… Я не знала, что еще брать… Палатку и спальники не взяла… Или надо?
И тут она сдулась. Ее брови вскинулись «домиком», лицо обмякло, губы опустились, и она в миг превратилась обратно в неуверенную в себе девочку, ищущую одобрения мужа. В золушку, обернувшуюся в замарашку, стоило курантам лишь пробить двенадцать.
Я бы мог воспользоваться ее слабостью. Мог бы сплясать знакомый танец на ломких костях ее изредка проявляющейся силы. Я так делал много раз… Манипулируя и самым поганым образом эксплуатируя эту ее хрупкую беззащитность. Чтобы казаться в своих глазах больше и значительнее. Но хватит, сказал себе я! Так больше нельзя!
В пылком порыве виновной нежности к любимой женщине, я бросился к ней и обнял, заставив девочек отпустить руки матери. Я прижимал ее к себе всем телом, вдыхая носом слегка химический запах новой камуфляжной ткани ее охотничьего костюма. Обнимал плечами. Грудью. Ладонями. Шеей. Лицом. Стараясь слиться с ней в единое целое. Пытаясь этим безмолвным тесным объятием извиниться перед ней за все мною сделанное и не сделанное. И дать ей обещание больше никогда не позволять себе глумиться над ее слабостями, высасывая ее силу и уверенность для подпитки собственной самооценки.
А она будто все поняла без слов. Повернула мое лицо к своему, «клацнув» нашими налобными фонарями. Посмотрела в мои глаза пристально и мягко. И понимающе кивнула головой…
– Папа? Папа! Папа!!! – я почувствовал, что старшая дочь настойчиво дергает меня за ногу.
Я отпустил объятия и посмотрел вниз.
– Папа, папа! Скажи, мы умрем? – спросила меня дочь.
Крохотный носик на ее слегка пухловатом ангельском личике чуть морщился. Глазки смотрели на меня открыто и доверчиво. Она часто моргала, чтобы защитить их от дыма. И пышные реснички на ее веках мило хлопали. А из‑под капюшона выбивались локоны ее роскошных шелковистых каштановых волос, за которыми я обожал ухаживать.
