ОНО - Кинг Стивен (первая книга .txt) 📗
Но Эдди решительно воспротивился; во всяком случае, так потом уверяла мама. Правда, вернее было сказать, что он просто не мог заставить себя съесть кушанье. Он не мог отделаться от воспоминания, как омары шевелились в клетке, как щелкали их клешни. А мама не переставая расхваливала это блюдо и говорила, что он много теряет, так что под конец Эдди стало не хватать воздуха и пришлось прибегнуть к аспиратору. После этого мама оставила его в покое.
Эдди удалился в свою спальню и стал читать книгу. Мама позвала в гости подругу Элеонор Дантон, и они с мамой смотрели старые номера «Фотоплея» и «Скрин сикритс», звонко хохотали, читая колонку сплетен, и объедались холодным салатом из омаров. Когда утром Эдди встал и начал собираться в школу, мама еще спала. Она храпела и звучно выпускала газы, что походило на долгие пассажи кларнета. Салатница, где лежали омары, была пуста, виднелись только тонкие разводы майонеза.
С той поры Эдди не видел, чтобы поезда шли в сторону моря. Когда впоследствии он посетил мистера Брэдока, начальника деррийской железнодорожной станции, и застенчиво поинтересовался, почему в ту сторону больше не идут поезда, мистер Брэдок объяснил: «Компания разорилась. Вот и не ходят. Ты что, газет не читаешь? В этой чертовой стране сплошные банкротства. Ну а теперь валяй отсюда. Здесь детям не место».
И позже Эдди не раз бродил вдоль четвертого пути, по которому раньше поезда шли в сторону моря. Казалось, будто в его сознании некто напевает мотив быстрого шотландского танца рил, произнося скороговоркой волшебные названия: Кадмен, Рокленд, Бар Харбор, Вискассет, Бат, Портленд, Огунквит, Бервикс. Эдди шел по четвертому пути на восток насколько хватало сил. Он смотрел на траву, пробивающуюся между шпал, и ему становилось грустно. Как-то он посмотрел в небо и увидел чаек, старых разжиревших чаек с городской свалки, которым, вероятно, давно наплевать на океан, но тогда Эдди об этом не думал. Чайки кричали и кружили в небе, Эдди даже всплакнул немного — такую грусть навеяли на него эти птицы.
У депо были ворота, но их снесло бурей, и с тех пор так никто и не удосужился поставить новые. Эдди проходил в депо совершенно свободно, хотя когда он попадался на глаза мистеру Брэдоку, тот его прогонял, как, впрочем, и других ребят. Иногда, бывало, гоняли его и водители грузовиков, им казалось, что Эдди хочет что-то стырить. Малолетки и впрямь промышляли в депо.
Но чаще всего здесь было тихо. У входа располагалась сторожка вахтера, но там никого не было, стеклянные окна были разбиты. Примерно с 1950 года система охраны работала не круглосуточно. Днем ребят гонял мистер Брэдок, а вечером и ночью, раз пять, не более, ночной сторож, разъезжавший на старом «студебекере» с прожектором.
Иногда, впрочем, сюда забредали бродяги и всякие темные личности. Если кого и боялся Эдди, так это их, грязных типов с небритыми физиономиями, потрескавшейся кожей, с волдырями на руках и воспаленными от холода губами. Прокатятся на поезде, выйдут где Бог на душу положит, какое-то время пошатаются по Дерри, затем снова на товарняк и катят дальше. Иногда встречались беспалые. Эти обычно бывали навеселе и стреляли сигареты у каждого встречного-поперечного.
Один из таких типов однажды выполз из-под веранды дома № 29 по Ниболт-стрит и спросил у Эдди, не хочет ли он перепихнуться с ним за четвертак. Эдди попятился, лицо его похолодело, как лед, губы стали сухие, как зернышки льна. Одна ноздря у бродяги была вся изъедена, зияла красная в струпьях дырка.
— У меня нет четвертака, — сказал Эдди, пятясь к велосипеду.
— Давай за два цента, — прохрипел мерзкий тип, приближаясь к Эдди. На бродяге были старые зеленые фланелевые брюки. На коленях желтели засохшие пятна мочи. Тип расстегнул ширинку и сунул туда руку. Он пытался выдавить из себя улыбку. На его красный нос невозможно было смотреть — до того он был страшен.
— Я… я… У меня и двух центов нет, — пролепетал Эдди и вдруг подумал: «О Боже, это прокаженный! Если он до меня дотронется, я заражусь проказой». И он побежал со всех ног. Эдди слышал, как бродяга припустился за ним, старые, стоптанные ботинки зашаркали по заросшей лужайке.
— Мальчик, вернись! Хочешь, я тебя шпокну бесплатно? Вернись!
Эдди уже вскочил на велосипед, дыхание вырывалось со свистом, он чувствовал, как сдавило ему горло и оно, сузившись, стало размером с булавочную головку. Грудь тоже сдавило. Эдди нажал на педали и стал набирать скорость, но в эту секунду бродяга ударил рукой по багажнику. Велосипед закачался. Эдди обернулся и увидел, что грязный тип бежит в двух шагах и тянется к заднему колесу. Он нагонял Эдди! Губы бродяги раздвинулись, обнажив черные дыры, где когда-то были зубы. На лице у него отразились ярость и отчаяние.
Несмотря на тяжесть в груди (казалось, там лежали камни), Эдди закрутил педали еще быстрее. Он боялся, что грязная, в струпьях рука прокаженного схватит его за локоть, стащит с «рейли» и бросит в канаву, где с ним произойдет невесть что. Эдди стрелой промчался мимо церковной школы и лишь тогда решился посмотреть назад. Бродяги не было. Он, видно, отстал.
Почти неделю Эдди хранил под спудом эту ужасную историю, затем не выдержал и рассказал ее Ричи Тоузнеру и Биллу Денбро, когда они втроем читали комиксы в верхней пристройке гаража.
— Дурак, у него не проказа, — сказал Ричи. — У него дурная болезнь.
Эдди перевел взгляд на Билла: неужели Ричи опять дурачится? Эдди еще ни разу не слышал о какой-то дурной болезни. Может, он заливает?
— А что такое дурная болезнь, Билл? Разве есть такая?
Билл кивнул головой, вид у него был серьезный.
— Есть. Она еще н-называется с-сифилисом.
— А что это за болезнь?
— Если трахаться с кем попало, подцепишь сифилис, — пояснил Ричи. — Ты хоть знаешь, что такое «трахаться», Эдз?
— Конечно, — ответил Эдди.
Неужели он покраснел? Он надеялся, что нет. Эдди знал, что когда становишься старше, из пиписки вытекает какая-то жидкость, а сама она вдруг делается твердой, как палка. Что касается прочих деталей, то однажды по дороге из школы его просветил Винсент Талиендо по прозвищу «Буги». «Трахаться», по словам Буги, — это значит достать пиписку и потереть ее о живот девчонки, пока она не встанет (разумеется, не девчонка). Надо потереть еще немного, пока не появится «чувство». Когда Эдди поинтересовался, что это за «чувство», Буги лишь таинственно покачал головой. «Невозможно его описать, — сказал он, — его надо испытать». Он добавил, что можно потренироваться и вызвать у себя это чувство: надо только лечь в ванну и намылить пиписку пенистым мылом «Айвори». Эдди попробовал, но у него не возникло никакого чувства, кроме одного: захотелось по малой нужде. «Как бы то ни было, — уверял Буги, — после того, как возникнет «чувство», начинает вытекать жидкость».
«Ребята обычно называют ее «молофьей», — пояснил Буги, — но мне старший брат сказал, что по-научному она называется «спермой». А когда ты «доходишь», надо как можно быстрее сунуть «палку» в пупок девчонки. Она проходит в живот, и из спермы появляется ребенок».
«И что, девчонкам это нравится?» — спросил Эдди. Рассказ Буги привел его в ужас.
«Наверно», — ответил Буги. Он и сам был смущен и озадачен.
— Слушай внимательно, — сказал Ричи. — А то потом опять что-то не поймешь. Эта болезнь бывает у некоторых женщин. Бывает и у мужчин, но чаще всего у женщин. А так парень подцепляет ее у девиц или…
— Или у д-другого п-парня, если он г-голубой, — добавил Билл.
— Точно. Но самое главное: когда обычно подцепляют сифилис? Когда трахаются с теми, кто уже заражен сифилисом.
— А что от нее бывает? — поинтересовался Эдди.
— Гниешь на корню, — просто ответил Ричи.
Эдди в ужасе уставился на него.
— Скверная болезнь, насколько я знаю. Я не шучу, — продолжал Ричи. — Сначала гниет нос. У некоторых сифилитиков вообще проваливаются носы, потом начинает гнить член и тоже отпадает.
