В убежище (сборник) - Борге Берхард (книги бесплатно без .txt) 📗
— А что на нем было в тот последний день? Какой галстук он надел к тому ужину? Он бы и это с удовольствием записал.
Она смотрела на меня долго и серьезно, без улыбки.
— Во всяком случае, костюм был другой; из больницы мне дядю Джулиана отдали в пижаме и халате.
— Может, сейчас пригодился бы один из этих?
— Его, скорее всего, похоронили в старом костюме Джима Кларка.
Констанция отправилась в подпол, но остановилась.
— Маркиса?
— Что?
— Ты понимаешь, что вещи дяди Джулиана — единственная одежда в доме. И мои вещи все сгорели, и твои.
— И их вещи на чердаке тоже.
— Мое единственное платье на мне — вот это розовое.
Я оглядела себя:
— А на мне коричневое.
— Твое пора стирать и чинить. Маркиса, ты свою одежду вмиг снашиваешь.
— Я сделаю себе костюм из листьев. Сейчас прямо и начну. А вместо пуговиц — желуди.
— Маркиса, я же не шучу. Нам придется носить одежду дяди Джулиана.
— Мне не разрешается трогать вещи дяди Джулиана. На зиму я сделаю себе подкладку из мха и шапку из птичьих перьев.
— На Луне носите на здоровье, мисс Глупышка. На Луне ходите в костюме из кошачьей шерсти, как Иона, я и слова не скажу. Но здесь, в нашем доме, вы наденете старую рубашку дяди Джулиана и, может статься, даже его брюки.
— И купальный халат, и пижаму… Нет уж. Мне вещи дяди Джулиана трогать не разрешается, я буду носить листья.
— Теперь разрешается. Я тебе разрешаю.
— Нет.
Она вздохнула.
— Что ж, значит, их надену я. — Она вдруг остановилась и засмеялась, потом взглянула на меня и снова засмеялась.
— Констанция, ты что?
Она бросила вещи дяди Джулиана на спинку стула и, смеясь, побежала в кладовку. Она выдвинула ящик, и я тоже засмеялась, я поняла, что она хочет достать. Вернувшись, она свалила рядом со мной целую кучу скатертей.
— Вот что вам безусловно подойдет, модница Маркиса. Вот, смотри, эта годится — с каймой из желтых цветов? Или эта — клетчатая, красно-белая? А Дамаск, боюсь, жестковат, к тому же на нем видна штопка.
Я встала и приложила к себе скатерть в красно-белую клетку.
— Прорежь мне дырку для головы, — сказала я, очень довольная.
— Но у меня нет ни иголки, ни ниток. Придется тебе подвязаться веревкой, или пусть болтается, как тога.
— А дамасковую я возьму вместо плаща. Ну, скажи, у кого еще есть плащ из Дамаска?
— Ох, Маркисонька. — Констанция выронила из рук скатерть и обняла меня. — Что же я наделала? У моей девочки ни дома, ни еды. Вместо платья — скатерть. Что я наделала?
— Констанция, я тебя очень люблю.
— Девочка одета в скатерть, точно кукла.
— Констанция. Мы будем очень счастливы, слышишь?
— Ох, Маркиска, — она обняла меня еще крепче.
— Констанция, ну послушай же! Мы будем очень-очень счастливы.
* * *
Я сразу облачилась в скатерть, чтобы Констанция не успела передумать. Выбрала я клетчатую, красно-белую; Констанция прорезала дырку для головы, а я взяла золотой шнур с кисточкой — тот, срезанный с занавески из гостиной, — и подвязала вместо пояса; получилось, на мой взгляд, очень красиво. Констанция сперва загрустила, печально отвернулась, увидев меня, и принялась отстирывать в раковине мое коричневое платье; но мне новое одеяние нравилось, я радостно закружилась по кухне, и скоро Констанция снова улыбнулась и даже засмеялась.
— Робинзон Крузо носил звериные шкуры, — заявила я. — У него не было ярких одежд с золотыми поясками.
— Должна признаться, яркое тебе очень к лицу.
— Вот и носи шкуры дяди Джулиана, а я предпочитаю мою скатерочку.
— Ее стелили для завтрака, когда выносили столы на лужайку. В столовой красное с белым, конечно, неуместно.
— Я теперь буду то завтраком на лужайке, то званым ужином при свечах, то…
— Маркиской — грязнулей. У тебя чудесный наряд, но грязная мордашка. Мы потеряли почти все, милая барышня, но чистая вода и расческа у нас пока остались.
Уборка в комнате дяди Джулиана оказалась неожиданно удачной: Констанция поддалась на уговоры и вытащила кресло-каталку на улицу — укрепить мои завалы. Констанция катила пустое кресло, и выглядело это ужасно нелепо; я попыталась представить, что в нем сидит дядя Джулиан, сложив на коленях руки; но о дяде Джулиане напоминали лишь потертая спинка каталки да носовой платок под подушечкой. Кресло-каталка будет в моей баррикаде могучей силой — мертвый дядя Джулиан отпугнет пришельцев грозной пустотой, которая от него осталась. Я очень боялась, что дядя Джулиан совсем исчезнет: бумаги спрятали в коробку, каталку выставили на баррикаду, зубную щетку выкинули, даже запах дяди Джулиана выветрился из комнаты; но на лужайке, где он обычно сидел, Констанция высадила куст желтых роз, а я однажды вечером сбегала к протоке и похоронила на берегу золотой карандашик с его инициалами: чтобы вода нашептывала его имя. Иона повадился в запретную прежде комнату дяди Джулиана, а я так и не зашла.
* * *
Хелен Кларк появлялась у наших дверей еще дважды: стучала, кричала, звала, умоляла ответить, но мы затаились. Обнаружив, что из-за моих завалов дом не обойти, она сказала у парадных дверей, что больше не вернется; и впрямь — не вернулась. Однажды вечером — возможно, в тот день, когда Констанция посадила куст для дяди Джулиана, — мы, сидя за ужином, услышали робкий стук в парадные двери. На Хелен Кларк не похоже — стучат слишком робко; я молча встала и поспешила через прихожую — удостовериться, что парадные двери заперты; Констанция из любопытства пошла за мной. Мы прильнули к дверям и прислушались.
— Мисс Блеквуд, — тихонько позвали снаружи. Он, верно, и не подозревает, что мы совсем рядом. — Мисс Констанция? Мисс Мари Кларисса?
На улице еще не совсем стемнело, а здесь, в прихожей, мы едва различали друг друга, только лица наши белели у дверей.
— Мисс Констанция, — окликнул он снова. — Послушайте меня.
Должно быть, говорит и озирается — не подглядывает ли кто.
— Послушайте, — повторил он. — Я тут курицу принес. — Он тихонько постучал в дверь. — Я надеюсь, что вы меня слышите. Я принес курицу, жена сама готовила, жарила. Тут еще немного печенья и пирог. Я надеюсь, что вы меня слышите.
Глаза Констанции округлились от изумления. Мы оторопело глядели друг на друга.
— Я знаю, вы меня слышите, мисс Блеквуд. Я там у вас стул сломал, простите меня. — Он снова постучал в дверь, совсем тихо. — Ну, так я оставлю корзинку тут, на пороге. Надеюсь, вы меня услышали. До свидания.
Робкие шаги звучали все тише, спустя минуту Констанция сказала:
— Что будем делать? Откроем?
— Позже. Когда совсем стемнеет.
— Интересно, какой там пирог? Как думаешь, он не хуже моих?
Мы доели ужин и дождались темноты; наконец я решила, что нас уже никто на веранде не заметит; мы прошли через прихожую, я отперла двери и выглянула. Корзинка стояла на ступени, прикрытая салфеткой. Я внесла ее в дом и заперла двери, а Констанция забрала корзинку на кухню.
— С черникой, — сказала она. — На вид хорош и еще теплый.
Она нежно и любовно вынула курицу, завернутую в салфетку, и пакетик с печеньем.
— Все еще теплое, — сказала она. — Жена, должно быть, пекла и жарила после ужина, чтоб он сразу отнес. Интересно, она два пирога испекла: для нас и для домашних? Видишь, завернула все в салфеточки и велела отнести сюда. Только печенье у нее не хрустящее.
— Я отнесу корзинку обратно на веранду, и он поймет, что мы все нашли.
— Нет-нет, — Констанция схватила меня за руку. — Сначала я постираю салфетки. Что его жена обо мне подумает?
* * *
Иногда приносили грудинку домашнего копчения, иногда фрукты или домашние консервы; они неизменно оказывались хуже, чем консервы Констанции. Чаще всего приносили жареную курицу, пироги или лепешки, очень часто — печенье, порой — картофельный салат или рубленую капусту. Однажды принесли в кастрюльке рагу из мяса и овощей — Констанция разделила все на составные части и соединила вновь, согласно своим собственным правилам приготовления этого блюда; иногда были кастрюльки с тушеной фасолью или с макаронами.
