Девочка, которая любила Тома Гордона - Кинг Стивен (читать книги онлайн бесплатно регистрация .TXT) 📗
В этом месте от дна девочку отделяло каких-то пятьдесят футов. На каменной осыпи росли какие-то ярко-зеленые кусты. Между ними валялись сухие стволы и ветки, сброшенные с обрыва ветром. И внезапно, с невероятной четкостью Трише привиделось, что она летит к этим кустам, стволам, веткам. Летит, кричит, размахивает руками. А потом сухая ветвь вонзается ей под подбородок, пришпиливает язык к небу, проникает в мозг и убивает.
– Нет! – вскрикнула Триша. Увиденное вызывало отвращение и одновременно зачаровывало. Она глубоко вдохнула.
– Со мной все в порядке, – медленно сказала она, чеканя слова. Царапины на руках и щеке пульсировали болью, их щипало от пота, только теперь Триша начала подсчитывать урон. – Со мной все в порядке. Я в норме. Да, да, в норме. – Она отцепилась от ясеня, ее тут же качнуло. Запаниковав, Триша вновь схватилась за ствол. Ей вдруг почудилось, что земля накренилась, чтобы сбросить ее в пропасть.
– Со мной все в порядке, – повторила она все так же размеренно. Облизала верхнюю губу. Пот испарился, соль осталась. – Со мной все в порядке, все в порядке. – Она повторяла и повторяла эти слова, но прошли долгие три минуты, прежде чем она сумела убедить руки ослабить хватку и второй раз отцепиться от ствола ясеня. Когда же ей это удалось, Триша попятилась от обрыва. Повернула бейсболку козырьком к затылку, посмотрела поверх ущелья. Увидела небо, затянутое тяжелыми дождевыми облаками, увидела шесть миллиардов деревьев, но не обнаружила ни единого признака присутствия человека, ни единого дымка, поднимающегося над костром.
– У меня все в порядке, я в норме. – Она еще на шаг отступила от обрыва, вскрикнула, когда что-то (змеи, змеи) коснулось ее под коленками. Какие змеи – обычные кусты. Все та же митчелла, в здешних лесах ее полным-полно. А потом ее вновь нашла мошкара. Целое облако окутало голову, черные точки заплясали перед глазами, потом начали увеличиваться в размерах, превращаясь в черные розы. Триша успела подумать: я теряю сознание, у меня обморок, и спиной повалилась на кусты. Глаза ее закатились, мошкара зависла над бледным как полотно лицом. А мгновение спустя два первых комара спикировали на веки и принялись за дело.
Первая половина четвертого иннинга
Мамик передвигает мебель – такой была первая мысль Триши, когда она пришла в себя. Потом она подумала, что отец привез ее на крытый каток в Линне и она слышит, как подростки режут коньками лед, отмеряя круг за кругом. И тут что-то холодное плюхнулось ей на переносицу, и она открыла глаза. Вторая капля упала ей на лоб. Яркая вспышка рассекла небо, заставив Тришу зажмуриться. Секундой позже громовой раскат едва не разорвал ей барабанные перепонки. Инстинктивно Триша сжалась в комок, испуганный вскрик сорвался с губ. И тут же небеса разверзлись.
Триша села, схватила бейсболку, свалившуюся с головы при падении, надела козырьком вперед, ахнула, как человек, которого бросили в холодное озеро (такие, во всяком случае, у нее были ощущения), с трудом поднялась. Вновь полыхнула молния, грянул гром. Стоя под проливным дождем, Триша увидела, как высокая ель, растущая в ущелье, внезапно вспыхнула ярким пламенем и развалилась на две части. А мгновение позже дождь еще больше усилился и как стеной отгородил ущелье.
Триша попятилась, укрывшись от дождя под деревьями. Раскрыла рюкзак, достала синее пончо, надела (лучше поздно, чем никогда, прокомментировал бы ее отец), села на сваленное дерево. Голова соображала плохо, веки распухли и чесались. Растущие вокруг деревья лишь в малой степени защищали от дождя: слишком уж много воды лилось с небес. Триша накинула на голову капюшон пончо и слушала, как капли барабанят по пластику, совсем как по крыше автомобиля. Мошкара по-прежнему клубилась перед лицом, и Триша вяло махнула рукой, отгоняя зловредных тварей. Ничто не заставит их улететь, и они всегда голодны. Они сосали кровь из моих век, пока я лежала без сознания, а если я умру, облепят все тело, подумала Триша и опять расплакалась. На этот раз не рыдала, не всхлипывала, а просто плакала. Не забывая при этом рукой отгонять мошкару. Громовые раскаты следовали один за другим, и при каждом девочка вздрагивала всем телом.
Без солнца и часов время она определить не могла. Так что Трише не оставалось ничего другого, как сидеть на сваленном дереве. И маленькая фигурка в синем пончо не шевелилась, пока гроза не уползла на восток, забрав с собой громовые раскаты. Дождь, однако, продолжался, никуда не делись и кровососы. Один комар залетел в зазор между капюшоном и головой Триши и надсадно пищал у самого уха. Триша вычислила местонахождение комара, большим пальцем нажала на капюшон. Писк оборвался.
– Вот так, – вздохнула она. – С тобой я разобралась. И осталось от тебя только мокрое место. – Она хотела встать, но тут заурчал желудок. Ранее голода она не испытывала, а тут поняла, что очень хочется есть. Подумала о том, какие еще не слишком приятные сюрпризы ждут ее впереди, и порадовалась, что ничего такого она не знает, не может назвать ничего конкретного. Может, их и не будет, сказала она себе. Эй, девочка, воспрянь духом, может, все самое страшное уже позади.
Триша сняла пончо. Прежде чем убрать его в рюкзак, оглядела себя с головы до ног. Зрелище грустное. Вся одежда мокрая, в сосновых иголках. Потеряла сознание – и вот результат. Надо будет обо всем рассказать Пепси, при условии, что ей доведется увидеть Пепси.
– Ты это прекрати, – одернула себя Триша и отстегнула клапан рюкзака. Достала всю еду и питье, выложила рядком. Стоило ей взглянуть на бумажный пакет с ленчем, как желудок заурчал еще сильнее. Сколько же времени? Внутренние часы, напрямую подключенные к ее организму, подсказали: где-нибудь три пополудни. То есть минуло восемь часов с того момента, как она встала из-за стола, съев на завтрак тарелку кукурузных хлопьев, залитых молоком. И пять, – как она приняла идиотское решение срезать угол и выйти на главную тропу через лес. Три часа пополудни. Может, даже четыре.
В бумажном пакете лежали сваренное вкрутую яйцо, сандвич с тунцом и несколько корешков сельдерея. Еще она взяла с собой пакетик чипсов (маленький), бутылку воды (довольно-таки большую), бутылку «Сэджа» (большую, почти в три четверти литра, она любила «Сэдж») и пачку «Туинкиз».
Посмотрев на бутылку с лимонно-лаймовой газировкой, Триша внезапно поняла, что ей скорее хочется пить, чем есть… и просто ужасно хочется сладкого. Она свинтила крышку, поднесла бутылку к губам, опустила руку с бутылкой. Хочется ей пить или нет, не дело разом ополовинить бутылку. Может, ей придется провести в лесу еще какое-то время. Конечно, особо в это не верилось, эту нелепую мысль хотелось выбросить из головы и напрочь забыть, но такого Триша позволить себе не могла. Выбравшись из леса, она, конечно, сможет рассуждать и вести себя как ребенок, но здесь, в лесу, ей не оставалось ничего другого, кроме как думать по-взрослому.
Ты видела, что перед тобой, сказала она себе. Большое ущелье, в котором нет ничего, кроме деревьев. Ни дорог, ни дыма. Так что на скорую помощь не рассчитывай. Ты должна беречь припасы. Именно такой совет дали бы тебе и мамик, и папик.
Триша позволила себе три больших глотка газировки, оторвала бутылку от губ, рыгнула, сделала еще два маленьких глоточка. Затем завинтила пробку и оценивающе оглядела съестное.
Остановила свой выбор на яйце. Очистила его, аккуратно убрала осколки скорлупы в пластиковый мешочек, в котором лежало яйцо (мысль о том, что оставленный мусор, любой признак того, что она была в каком-то конкретном месте, может спасти ей жизнь, не пришла Трише в голову, ни тогда, ни потом), посыпала яйцо солью. Вновь немного поплакала, потому что вспомнила, как вчера вечером, на кухне их сэнфордского дома, насыпала соль на кусочек вощеной бумаги, а потом свернула его, как показывала ей мать. Она буквально увидела тень от своих головы и рук, которая падала на пластмассовый стол, услышала работающий в гостиной телевизор: передавали информационный выпуск. И сверху доносился какой-то шум: брат возился в своей комнате. Удивительная отчетливость воспоминаний переводила их в разряд видений. Чем-то Триша напоминала тонущего человека, который вспоминает, как хорошо и покойно было на корабле, какой легкой и беззаботной казалась жизнь.
