Петля - Судзуки Кодзи (книги онлайн полностью .txt) 📗
— Я хочу знать, почему вы на меня так смотрите? — повторил свой вопрос Каору.
Хана печально опустила взгляд.
— Простите, — ласково сказала она.
На вопрос Каору она так и не ответила. Это «простите» можно было понимать двояко. Как «простите за то, что я смотрела на вас как на привидение». Или «простите, что ничего не могу вам ответить». А может, тут были оба этих смысла.
Каору отпустил руку.
Хана выполняла обязанности медсестры. Вести посторонние беседы ей было запрещено. Отвечая на вопросы Каору, она могла бы невольно выдать лишнюю информацию. Однако, понимая чувства молодого человека, она решила отступить от правил.
Несмотря на то что Каору отпустил ее руку, она продолжала стоять у его кровати.
— Вам не тяжело говорить? — Выполняя профессиональный долг, она прежде всего спросила пациента о состоянии его здоровья.
— Да не особо, а поговорить очень хочется.
— Ну, хорошо, расскажите о себе.
— О себе? Что?
— Ну-у, скажем, с самого рождения до сегодняшнего дня. Абсолютно все.
— Ну, расскажу, и что дальше?
— Я перестану смотреть на вас как на привидение.
Каору решил, что, узнав о Хане побольше, он сможет сформировать определенный взгляд на нее.
— Только можно сначала я расспрошу вас?
Хана насторожилась.
— Может быть, невежливо об этом спрашивать, но мне интересно, сколько вам лет?
Хана рассмеялась. Не иначе как ее уже много раз спрашивали об этом.
— Тридцать один год, замужем, двое детей, оба мальчики.
От удивления у Каору чуть челюсть не отвалилась. Хана казалась ему еще совсем девочкой, а на самом деле ей тридцать один год — на одиннадцать лет больше, чем ему. Да что там, у нее двое детей... Такого он никак не ожидал.
— Удивительно.
— Все так говорят.
— Я-то думал, что вы младше меня.
— А вам сколько?
Каору сказал, что ему двадцать. Хана, захлопав ресницами, тихо произнесла:
— Надо же.
— Наверное, я выгляжу старше. Но мне на самом деле двадцать.
Каору потрогал себя за щеку. Он ни разу не брился с тех пор, как приехал в пустыню, и поэтому, возможно, выглядел гораздо старше своих лет.
Он приходил в себя после пережитого шока. Та, которую он считал девочкой младше его самого, оказалась на самом деле много старше. Теперь ему надо обращаться с ней деликатнее.
Разговор о возрасте стал одной из отправных точек. Теперь, пока Хана ухаживала за Каору, он рассказывал о себе.
Хана была отличным слушателем. Правда, она уходила и приходила по нескольку раз на дню, поэтому рассказывать приходилось урывками. Однако, несмотря на это, Хана, не теряя нити повествования, смогла узнать всю жизнь Каору до сегодняшнего момента.
А ему разговоры с Ханой были в радость. К тому же он мог еще раз проанализировать самого себя. Постепенно в этих беседах разворачивалась вся его жизнь. Он вспоминал, о чем думал в детстве, какие видел сны, как жил с отцом и с матерью, как они решили поехать вместе с семьей в американскую пустыню...
Временами рассказывать становилось больно. Тяжелее всего было говорить о болезни отца. Все мечты рухнули в один миг. Они с матерью жили в постоянных разъездах между домом и больницей. Через несколько лет выяснилось, что отца поразил вирус метастазного рака и что надежды на его выздоровление практически нет. Мать, правда, не сдавалась и верила, что в мифах североамериканских индейцев можно найти ключ к чудесному избавлению. Она с головой ушла в эти мифы. Болезнь отца, отчаянье погрузившейся в мир таинственного матери... В конце концов юноша, разочаровавшийся в космической физике, переключился на медицину.
Рассказывая, Каору все больше погружался в печаль. По его подсчетам, за четыре дня на разговоры с Ханой ушло два или три часа. За это время всю жизнь не вспомнить. Многое Каору пропустил. Порой, описывая безрассудства отца, он начинал плакать.
Жизнь, о которой можно рассказать за два-три часа... Возможно ли такое? Правда, некоторые детали ускользали от него, теряясь в тумане памяти.
— Вы любили когда-нибудь? — как будто подгадав момент, спросила Хана. Каору не знал, стоит ли рассказывать о Рэйко. Если бы Хана не задала этот вопрос, он, возможно, и промолчал бы.
А раз уж разговор зашел о Рэйко, то, естественно, нельзя будет обойти и Рёдзи. Воспоминания о нем были не столько печальными, сколько болезненными. Каору со стыдом думал о том, как начинались их с Рэйко отношения. К тому же комната, где они сблизились, чем-то походила на ту, в которой он сейчас находился. В той, правда, через два больших окна лился внутрь яркий свет и была видна зелень во дворе. Однако цвет стен и размеры комнат были практически одинаковыми.
Вряд ли стоило рассказывать Хане о том, какие отношения связывали их с Рэйко.
Однако Каору выложил все как на духу. Хана с мрачным видом кивала, иногда казалось, что она не может поверить.
— О нет, — приговаривала она. Когда Каору признался, что Рэйко носит его ребенка, лицо Ханы словно обледенело. — И этот ребенок родится?
Каору не заметил того странного выражения, с которым был задан этот вопрос.
— Разумеется, я хочу, чтобы он родился. Ради этого я сюда и приехал.
Хана зажмурилась. Каору не расслышал, что она прошептала, ее губы двигались почти незаметно, но казалось, она произносила слова молитвы.
В лишенной окон комнате с бежевыми стенами время можно было определить только по часам. Если верить им, наступила ночь четвертого дня. Когда Каору закончил рассказ о его и Рэйко ребенке, Хана остановила разговор.
— Ну, на сегодня хватит.
Медсестра собралась уходить. Она не могла свободно распоряжаться временем, но разговор прерывала всегда на подходящем месте.
— Я хочу, чтобы вы рассказали мне все до конца.
Эта женщина, прежде казавшаяся ему девочкой, говорила с ним словно мать.
Накрыв его руку своей, Хана на минуту задумалась и пошла к двери. Там она остановилась и, обернувшись, вышла в коридор.
Дверь осталась открытой. А Каору не мог забыть, с каким выражением лица Хана слушала его рассказ. Он где-то уже видел это выражение.
Человеческая мимика многообразна, но в схожих ситуациях люди выглядят одинаково. Например, когда радуются, услышав приятное известие, или когда собираются прыгнуть с высоты...
