Льдинка - Варго Александр (читать полную версию книги .TXT) 📗
– О…бидно, – прохрипел Костя, судорожно мотая ступней, палец все время проходил мимо крючка. – Ни… когда не… везло. Может… хоть сейчас…полу…чится. Если… не выйдет… застрели сам. Ты сделаешь… это?
– Дильс! – срывающимся голосом позвал Тима.
«Ильс! Ильс! льс!..» – заухало эхо, бегая по стенкам пещеры.
– Тимыч? – раздался хриплый спросонья голос Антона. – Что происходит?
Костя дернулся, словно от пощечины. В эту же секунду палец мягко лег на крючок, и его лицо неожиданно стало спокойным, почти торжественным.
– Берегите… себя… Простите…
Вопль Тимы и выстрел слились в одно целое. Затылок Кости вылетел вместе с мозгами, заляпав часть палатки и стены. Тима закричал, кажется, он кричал «нет», но точно не помнил. Зато он точно помнил какое-то надсадное верещание, и как затрясло тело Кости. Боже, неужели он еще жив?
Он все-таки сумел сделать над собой усилие и словно во сне шагнул к нему. Нет, это верещит не Костя. Теперь Тима четко видел, как сзади взбудораженно извивается горб, тряся безжизненное тело Кости, его руки и голова слепо болтались, как у тряпичной куклы, ноги подпрыгивали, будто по ним пускали ток. Ничего более чудовищного он в жизни своей не видел и, находясь на грани потери сознания, понял, что эти пронзительные звуки издает не Костя, а поселившийся на его спине ужас.
Прежде чем похоронить Костю, Тух-Тух долго осматривал горб. Потом он позвал Дильса и что-то показал ему. Тот нахмурил брови и сказал, что сейчас уже все равно.
Позже он поведал Тиме, что возле основания горба, под складкой, Тух-Тух обнаружил совсем тонкий слой кожи, почти прозрачный, как плацента. Он слегка надрезал ее, края тут же разошлись, и внутри обнажилась зияющая дыра, сильно смахивающая на пасть, утыканная острыми, как у акулы, зубами. А еще сбоку проклевывались два щупальца, и какое-то время они вяло дергались. Глаз, который с такой злобой пялился на них, медленно заволакивала молочная пленка. Грубые волоски съеживались, словно горб держали над огнем, как курицу, и скоро осыпались, будто иголки с засохшей елки. Горб умирал долго и неохотно, и тело Кости даже спустя час еще некоторое время вздрагивало.
– Мир его праху, – сказал Тух-Тух, пока Дильс накрывал то, что осталось от головы Кости. – Так лучше для него.
Хоронить Костю тоже не стали и просто положили его неподалеку от места, где лежала Яна. Слизни успешно справлялись со своей задачей и, несмотря на полиэтилен, быстро добрались до нее. Груда мяса, которая раньше была обаятельной девушкой, медленно таяла.
В полдень открыли последнюю банку консервов. Каждый съел по ложке, кроме Златы. У нее поднялась температура, и она почти не выходила из палатки. Изредка она что-то хрипло выкрикивала, иногда плакала. Тух-Тух спросил, какое число, и сказал, что осталось ждать три дня. Вот только как протянуть эти три дня?
Тима испытывал сильный голод. Он закрывал глаза и видел еду – спагетти, тоненькие и длинные, слегка поджаристые, с тертым сыром и томатным соусом, куриную ножку с хрустящей кожицей золотистого цвета, восхитительно горячую и дымящуюся, толстый ломоть охлажденной ветчины с ядреной горчицей на мягкой белой булке… Рот заполнялся кисловатой слюной, он открывал глаза, и вместо сочной куриной ножки взгляд натыкался на закопченный котелок, который давно выскребли чуть ли не до дыр, и пустые, вылизанные до блеска консервные банки. Чай тоже закончился. Пока был бензин, грели кипяток, его и пили.
Тух-Тух предложил вытащить из ниши Костю.
– Зачем? – не понял Тима, хотя страшный ответ был написан на лице этого безумного потомка викингов.
– Вы же хотите жрать? – спросил он, ухмыляясь, как вурдалак. – Горб можно не трогать. А все остальное наверняка нормальное…
Тима решил, что он шутит, хотя шутить подобным образом мог только человек без сердца. В самом деле, если бы ему вскрыли грудную клетку, а там ничего бы не оказалось, Тима бы не сильно удивился.
– Нам нужно чем-то питаться, – говорил Тух-Тух ровным и спокойным голосом, будто читая скучную лекцию о формулах Ньютона. – Сейчас не время и не место играть в благородство. У нас должна быть цель – выжить, а решить проблему можно только таким способом. Если паутина и дальше будет нас здесь удерживать, у нас просто не останется иного выхода.
То, что погибшие были не посторонними для кого-то из тех, кто здесь находился, его совершенно не смущало. Этому чудовищному разговору положил конец Дильс. Он просто наставил ружье на Тух-Туха и негромко произнес:
– Еще одно слово, и я убью тебя. У тебя есть нож и твое сильное тело. Вот и жри его на здоровье. Можешь закусить той самой рыжей в пещере.
Тух-Тух с удивлением посмотрел на матово блеснувший ствол, направленный в его сторону.
– Старик, ты не понимаешь, – он попытался улыбнуться, но неожиданно Дильс опустил ружье вниз, и раздался выстрел. Тух-Тух подпрыгнул, лицо его стало злым и старым.
– Ты оглох? – полюбопытствовал Дильс. – Следующая пуля полетит в твою башку.
Тух-Тух наконец понял, что шутки закончились, но и сдаваться просто так не собирался:
– Дильс, я не советую тебе портить со мной отношения. Я…
Раздался еще один выстрел, и вслед за ним полный ярости вопль норвежца. Он округлившимися глазами смотрел на ногу, в которую попала пуля, вырвав клок мяса. Штанина быстро напитывалась кровью.
– Опа, – холодно сказал Дильс. – Я промазал. Целил в твою репу, а попал в ногу, как так получилось? Может, ствол кривой?
Он быстро перезарядил ружье.
– Ты что, спятил!? – захрипел Тух-Тух и молниеносным движением выхватил нож.
– Тебе мало? – сверкнул глазами Дильс. – Изволь, добавлю. На этот раз точно не промахнусь.
Он вскинул ружье, но Тух-Тух закричал:
– Все, все, остановись! Не стреляй!
Дильс опустил ружье и сказал успокаивающе:
– Не бойся, кость не задета. Я никогда не промахиваюсь.
Тух-Тух стиснул зубы и, подволакивая подстреленную ногу, заковылял прочь. Нож он спрятал в рукав.
– Зря ты так, – отстраненно сказал Тима. – Он не простит тебе этого.
– Я бы убил его, но в последний момент что-то удержало меня, – пробормотал Дильс. – Его давно нужно было убрать.
Он поднял голову:
– Я хочу, чтобы мы все были открыты друг перед другом.
– То есть? – спросил Тима, хотя уже догадывался, о чем пойдет речь.
– Насчет себя я уверен, – сказал Дильс. – Никаких глаз, щупалец и горбов у меня не растет. И толстеть вроде бы не собираюсь. Злата приболела, но я уверен, что это обыкновенная простуда.
– У меня тоже все нормально, – сказал Артур, внимательно рассматривая свои руки. Его длинные пальцы в зеленоватом свете, который излучали сталактиты, были похожи на бледных пауков.
Дильс испытующе посмотрел на Тиму.
– Что? – не вытерпел тот. – Я тоже в порядке, вот, хочешь, разденусь?
Дильс так долго буровил юношу своими запавшими глазами, словно хотел просверлить насквозь. Наконец он разлепил губы:
– Я верю. Это меня и смущает. Почему с нами ничего не происходит?
Позади послышалась какая-то возня, все обернулись. Это была Злата. На ней была лишь нижняя рубашка, но она выглядела так, словно не чувствовала холода. Глаза пустые, в них жизни не больше, чем в покрытых пылью осколках разбитого окна в заброшенном доме.
– У вас пока есть сила. Она чувствует это, – прошептала Злата. – Хъяц’нигунни, – произнесла она, глядя прямо перед собой. – Хъяц’нигунни.
– Злата, ты что? – Дильс бросился к ней. – Ты в своем уме? Замерзнешь!! Иди оденься!..
– Не могу… говорить. – Злата положила ладонь на грудь, которая тяжело вздымалась, словно от недостатка кислорода. Из горла доносились глубокие хрипы.
– Злата, ты просту… – начал Дильс, но та взмахнула обожженной рукой, не давая ему договорить:
– Мы все помечены печатью. Почему ты ничего не сказал нам, Тух-Тух?
