Круги ужаса (Новеллы) - Рэй Жан (книга жизни .txt) 📗
— Итак, — ответил я, — речь идет о том, чтобы выманить у Сторкхауса талеры и соверены, не кормя его. Следует попытать счастья.
Билл сплюнул на землю, пожал мне руку, и мы опустошили бутылку рома. Пакт был заключен.
Когда я вошел в Сторкхаус, бросил взгляд на дьявольский кожаный мешок, издававший урчание, и обследовал весь дом, то подумал об иголке в стоге сена.
— Не каждый день так везет, что на тебя нападает бродяга, — простонал Билл Кокспур.
Это вопль души навел меня на размышления.
Я попытался войти в контакт с «духом» дома, но тщетно; тот оставался глух к моим мысленным поклонам и увещеваниям.
Однако некая мыслишка у меня затеплилась, но я ее отбросил, вернее, похоронил в глубине души и… сделал это из страха. Я опасался, что «дух» пронюхает о моей мыслишке, найдет защиту от нее, а вернее, от ее носителя. И защита будет на уровне его дьявольских возможностей!
Билл выходил из Сторкхауса только по ночам, думая — и не без оснований, — что его по-прежнему разыскивает полиция. Я встречался с ним на постоялом дворе, где он не скупился на траты.
Каждый вечер, когда нам подавали груши и сыр, дверь открывалась, и миленький женский голосок предлагал:
— Цветы, господа… Цветы, пожалуйста!
Светловолосая очаровашка-цветочница доставала из плетеной корзины букетик фиалок и протягивала нам.
— Покупаю всю корзину! — говорил Билл, и по его лицу было видно, что он втрескался в малышку по самые уши.
Хотя я уже давно считал себя свободным от такого горя, как радости любви, что-то в моем старом сердце вздрагивало, когда появлялась Энни. Я считал ее совершенством и не только из-за шапки волос цвета спелых колосьев, золотых блесток в авантюриновых глазках, насмешливой складке в уголках рта, но и из-за простенького платья из органди, легкой накидки и шляпки, вздернутой на эльзасский манер…
«В моем возрасте, — повторял я себе, — было бы глупо ревновать Билла. Он и помоложе, и пока побогаче, но если он причинит малышке зло, я сверну ему шею, как цыпленку».
Это была интермедия в повседневной жизни, заполненной пустыми хлопотами, которых требовал от нас Сторкхаус. У Билла начало портиться настроение. Небольшая кучка талеров таяла, как снег под солнцем, и он задавал себе вопрос, отыщем ли мы средство сорвать куш с «духа» дома. Если только не…
Погода стояла собачья, и на пустынные улицы Хильдесхайма падало столько же черепиц, сколько и градин, когда я, вымокши до костей, вошел в Сторкхаус. Я замерз и был в поганом настроении. Мне хотелось поделиться с угрюмым Биллом своей идеей, даже если на нас обрушатся все силы ада.
Я шел через прихожую и вдруг застыл на месте: в воздухе носилось что-то странное и ужасное. У подножия лестницы валялась огромная золотая монета… Из глубины прихожей доносились бульканья и отрыжка: комната переваривала пищу. К обычному зловонию примешивался легкий запах фиалок.
Я в ужасе покачнулся. И заметил в углу платьице, накидку и эльзасскую шляпку. Потом едва не наступил на корзину из золотистой соломы.
Я обернулся, услышав крадущиеся шаги.
В нескольких шагах от меня стоял бледно-белый Билл Кокспур, в его глазах горело пламя убийства.
— Раз вы не были столь умны, чтобы отыскать клад чудовища! — взревел он.
Я не произнес ни слова, но он прочел на моем лице свою участь, ибо вдруг сверкнуло лезвие его ножа. Но он забыл, что есть кое-что быстрее ножа, особенно если я держу руку в кармане пальто. Ведь я без промаха стреляю сквозь одежду…
Нож выпал из его рук и залился серебряным смехом на плитах пола. Билл Кокспур рухнул, держась обеими руками за живот.
— Вы выиграли… Я умираю…
— Не совсем еще, в тебе остается достаточно жизни, чтобы окончить ее рядом с цветочницей Энни.
Он в ужасе закричал:
— Нет… нет… не это, босс… Прикончите меня пулей, но не это!
Я не снизошел к его отвратительной просьбе. С плачем и руганью я подтащил его к проклятой комнате.
Он исчез в луже слюны и кислоты.
По плитам пола зазвенел водопад золота и серебра.
Я всегда утверждал, что деньги не имеют ни запаха, ни цвета. В моей собачьей жизни карманы не раз были полны мокрыми от крови монетами. Но есть такие деньги, которыми я не оскорблю и подошвы своих сапог. Поэтому я плюнул на богатство, рассыпанное вокруг меня.
Приди идея ко мне раньше, события могли бы принять иную окраску. Идея была проста, и даже безмозглый Билл Кокспур мог до нее додуматься.
Вместо того чтобы кормить гнусный дом, стоило просто отнять у него деньги, как раньше делали разбойники с большой дороги! Костерок у ног жертвы помогал развязать язык и заставить сказать, где она хранила свой шерстяной чулок. Горящее полешко, брошенное в прожорливую комнату, могло стать полезным орудием пытки, чтобы получить нужный результат!
— Итак, адское отродье, талеры и соверены или огонь тебе в брюхо!..
Через несколько минут, когда я пересекал Брюненплац, я едва сдержал крик радости: ИДЕЯ не исчезла в небытие, а разрослась до размеров апофеоза!
В сумерки я вернулся с бидоном спирта и факелом. Догадается ли «дух» о моих намерениях до того, как я воплощу их в жизнь, и не противопоставит ли он мне свои адские возможности? Следовало попытаться использовать свой шанс.
Но прихожая спокойно спала в рождающейся темноте, и дверь живой комнаты послушно открылась, открыв моему взору подрагивающие блестящие стенки.
И все же я чувствовал, что действовать надо быстро. Я бросил в гнусный чулан бидон со спиртом, предварительно пробив его крышку. За бидоном последовал факел. Когда я закрывал дубовую дверь, то увидел взметнувшееся синее пламя.
И ад разбушевался.
Раздались вопли и стоны, они превратились в гром, пронесшийся над крышами городка и перелетевший через крепостные стены. Он эхом отразился от холмов, утроился, удесятерился…
И дом обратился против палача — под моими ногами вздыбились плиты. Ступеньки лестницы отделились и превратились в зубастые, готовые растерзать пасти, а перила взметнулись осьминожьими щупальцами, пытаясь пленить меня.
Я все же сумел переступить порог и выпрыгнуть на улицу в момент, когда в двух дюймах от моей головы просвистел огромный камень с фасада.
Я, наверное, пробежал не одну милю, пока не рухнул от усталости у подножия заросшего травой холма. Издали доносился смутный шум, его прорезал тоскливый перезвон колоколов, а на горизонте сияло жуткое пламя.
Если бы меня обуревала жажда знания, я бы мог проникнуть в самые черные тайны потустороннего мира. Но меня вел только дух флибустьера, и я считал, что мой акт возмездия и справедливости поставит точку в этом приключении.
Я вернулся на реку Аллер к своим удочкам, но однажды утром, отправившись за сетями, встретил человека в пальто из серого драпа и в странной шляпе, который расхаживал по берегу и читал газету. Через несколько мгновений он прочитал ее, и исчез в сосновой роще. Ветер подхватил листок, поднял высоко в воздух и уронил на землю.
Вернувшись домой, я увидел, что он зацепился за изгородь. Это была страничка из старой иллюстрированной газеты, прочитав которую я понял, что приключение далеко не завершено.
В верхней части страницы была репродукция гравюры XVII века на дереве. На ней был изображен Сторкхаус, рисунок сопровождался несколькими строчками:
«Дом в Хильдесхайме, подаренный принцем Питеру Сторкху. Этот художник конца Средневековья прославился, а вернее, обрел всеобщую ненависть своими картинами с муками ада, черпая свое вдохновение в Дантовом Аде. Эти картины были столь ужасны, что все церкви, за исключением Святого Себада в Нюрнберге, отказались от них даже в качестве дара».
Слово Ад было подчеркнуто красным карандашом.
Я не очень много читаю, но в свое время читал Дантов Ад, потому что однажды присутствовал на споре студентов-теологов, где Данте называли истеричным лжецом, а его произведение — оскорблением божественной доброты.
