Злой дух Ямбуя - Федосеев Григорий Анисимович (читать книги без сокращений TXT) 📗
– Слушайте, Цыбин, возьмите одного из проводников, пойдите на марь к озерам и там, против мыса, где похоронены ребята, устройте засаду. Оттуда будете наблюдать за склоном Ямбуя, куда пойдем мыс Карарбахом. Возьмите бинокль. Если увидите медведя – подожгите дымный костер, приготовив его заранее, если же медведя обнаружите возле нас – дайте два выстрела, один за другим, и мы будем знать, что близка опасность. Но это не все и не главное. Вы можете на месте столкнуться с медведем. Мне не нужно объяснять вам, что это значит. Способны ли вы на такую встречу?
– Ну и дальше?..
– Вы не обижайтесь. Это не входит в ваши обязанности по работе, и если вы чистосердечно откажетесь – никто никогда не узнает о нашем разговоре и не упрекнет нас.
– Это моя обязанность, и я пойду. Кого из эвенков советуете взять?
– Поговорите с Долбачи, он надежный проводник, великолепно ориентируется в тайге. Имейте в виду, пойдем на два-три дня, больше у нас не будет времени. Или – или! Понимаете?
Мы вернулись к палаткам. Я позвал Долбачи. Мне не нужно было его упрашивать.
– Как скажешь, так и будет, – ответил на мое предложение эвенк, торопливо запихивая в рот толстый ломоть лепешки и такой же кусок копченки.
Ко мне подходит Загря. Садится рядом, закидывает голову, смотрит на меня в упор печальными глазами. Вид у него неважный. Он плохо ест и за все утро первый раз встал. Ему надо отлежаться. Собака как будто понимает мои мысли и едва заметным движением касается своим телом моей ноги. Я глажу его по мягкой шерсти. Он, видимо, принимает мой жест как знак согласия взять его с собой, вытягивается, качается на слабых ногах взад-вперед, виляет хвостом, уже готовый следовать за мною.
– Нет, нет, Загря, ты не пойдешь!
Но он знает, не было случая, чтобы мы ушли из лагеря без него, – продолжает радостно потягиваться.
– Павел, – зову я радиста. – Привяжи Загрю и не отпускай. Завтра я приду за ним. Не забудь сегодня передать в штаб о событиях вчерашнего дня.
– Хорошо, передам, – ворчливо отвечает он и продолжает стоять какой-то растерянный.
– Что у тебя? Опять приснилась Светлана? Сходи, окунись разок в Реканде.
Ко мне подходит Лангара.
– Слушай, – говорит она почти шепотом. – Карарбаха надо спрятать от злого духа, обмануть Харги, тогда все хорошо будет.
– Как спрятать, он же идет со мною?
– Другой одежда надо на него надевать. Я беру старуху за руку, отвожу от костра.
– Лангара, ты умная женщина, убеди Карарбаха, что нет на земле Харги, напрасно боится его.
– Я не найду таких слов сказать ему. Он старый люди, не хочет быть другим. Старик должен идти с тобою и после всякое горе будет считать наказанием духов, но, однако, идет. Пойми, это трудно ему, а ты хочешь еще и больно сделать.
– Боже упаси, я хочу облегчить… Время духов давно прошло.
– Он лучше умрет, но не поверит, что Харги нет.
– Хорошо, – сдаюсь я. – Скажи, какую одежду ему надо?
– Все равно, что дашь, лишь бы не похож на Карарбаха.
Старик попросил остричь его реденькую бороденку, свисавшую одним пучком с подбородка, и стал переодеваться. Свою поношенную дошку, лосевые штаны, унты он туго свернул, сунул в котомку. Надел хлопчатобумажную пару, которую дали ему ребята, телогрейку. Делал он это с присущей ему серьезностью, стараясь не замечать нас. Но сапоги его страшно удивили – какую тяжесть носят лючи на ногах! Они, конечно, были более чем в десять раз тяжелее его олочь, и он от них отказался. Взял у Долбачи его старые унты.
Старик с котомкой за плечами, в Степановой кепке, с берданой внешне не отличим от нас, совсем не похож на Карарбаха! Лангара обходит его со всех сторон, смотрит на старика снизу, сдвигает набок кепку, поворачивает то вправо, то влево и разражается неудержимым смехом.
– Он лючи, лючи! – и тычет в него концом посоха.
СЛЕДЫ УВОДЯТ В ЗАРОСЛИ
Мы все стоим плотным кругом у костра, в сосредоточенном молчании, как всегда перед походом. В эту минуту ты как бы проверяешь себя перед трудным маршрутом и будто даешь клятву в своей верности спутникам, как это, возможно, делали наши далекие предки, отправляясь на опасную охоту.
Загря, с подозрением следивший за нами, вдруг взбунтовался. Увидев, что мы уходим без него, рванулся, упал и стал вертеться на сворке. Я уже готов был вернуться и отпустить его, но благоразумие взяло верх.
– Загря, перестань, завтра приду за тобой! – кричу я, В ответ собака завыла жалобно, долго, но нас уже поглотил перелесок.
Бредем звериной, чуть проторенной тропкой, через марь, обставленную заиндевевшими кочками, будто кувшинами с поблекшим черноголовником. Под ногами ледок. В воздухе морозная свежесть. В мышцах столько бодрости, что, кажется, унес бы на плечах весь мир.
Впереди неизменно Карарбах, следом Цыбин тяжелыми сапогами взбивает маристую воду. За ним – Долбачи, он не хочет мочить свои мягкие олочи, скачет по упругим кочкам. Я иду последним, с мыслями о Загре. Нам будет трудно обойтись без него. Не вернуться ли за кобелем?.. Уже хочу крикнуть Цыбину, чтобы он остановил Карарбаха, но ноги несут меня дальше. Смолкает вой Загри, и я успокаиваюсь.
За марью Цыбину и Долбачи идти влево, а нам с Карарбахом – вправо.
– Как облюбуете место, откуда будете наблюдать, разведите минут на десять костерок, чтобы мы знали, где вы находитесь! – кричу вслед Цыбину.
– Если сегодня мы не убьем медведя, ночуем у вас. Там, среди болот, будет безопаснее.
Идем с Карарбахом вдоль перелеска. Воздух необыкновенно чист и прозрачен. Впереди заснеженные взмахи Станового, уже облитые светом пробудившегося солнца, и темные щели, на дне которых отдыхает ночной туман. Точно затаившееся чудовище неподвижно ждет он своего часа. А ниже провала – гранитный барьер из скалистых нагромождений, прорезанный узкими щелями, уводящими взор в самую глубину хребта.
Меня с детства привлекали горы своим величием и вечным спокойствием. Они никогда мне не надоедают, меня не утомляет их крутизна и не пугают их поднебесные вершины. Горами можно любоваться вечно, как и морем.
Карарбах вдруг останавливается, смотрит под ноги, манит меня. На зеленом мху видна глубокая вмятина, отпечаток тяжелой лапы. Медведь явно ушел к лагерю. След был чуточку затянут инеем, – зверь был здесь в предутренний час. А вот и еще след в грязи, мы сразу узнаем отпечаток левой лапы, вывернутой сильно внутрь.
Старик долго стоял, прислушиваясь. До лагеря, который хорошо виден за болотом, не больше двухсот метров. К нему хищник не пошел: побоялся огня или учуял запах собаки. Медведь вообще собаки не боится, но его, привыкшего к постоянной тишине в лесу, лай раздражает, приводит в бешенство, и он или бежит от собаки, или вступает с нею в драку.
Зверь, вероятно, решил подобраться к лагерю с другой стороны, пошел вдоль болота, но оно далеко растянулось. В воду же не полез. Лег на траву, откуда была видна стоянка. Карарбах подозрительно осмотрел лежку, обратил мое внимание на то, что примятая на ней трава не заиндевела: видимо, зверь ушел недавно, может быть, только что. Потом старик показал на обледеневшую, явно от дыхания медведя, траву впереди лежки: он лежал мордой к стоянке, что-то выжидал.
Мы оказались недалеко от лагеря, и я позвал Павла. Он перебрел болото, подошел к нам.
– Видишь? – спросил я, показывая на измятую траву. – В одиночку ни шагу из лагеря, установите суточное дежурство, держите большой костер. Понял?
– Все сделаем, не маленькие, уж как-нибудь сами себя убережем.
– Вот этого «как-нибудь» медведь и ждет, чтобы проучить вас.
– Не беспокойтесь, у нас он не поживится, – уверенно отвечает Павел.
Он уходит в лагерь, а мы идем по следам медведя. Зверь прошел еще метров сто вдоль болота, оставляя на следу раздавленный ледок и сбитый с веток голубики иней. Следы настолько свежи, что кажется, зверь идет где-то впереди нас.
Карарбах заряжает бердану, жестами предлагает мне идти рядом и при необходимости стрелять сразу, не дожидаясь его.
