Долбаные города (СИ) - Беляева Дария (читаем книги бесплатно TXT) 📗
За дверью стоял Рафаэль, я спросил:
— Кто-нибудь держит дуло пистолета у твоей спины?
— Макси, открой!
— Уговорил!
Я впустил его. Рафаэль был бледнее обычного, руки у него дрожали. Либо какая-то бесцеремонная дамочка села рядом с ним в автобусе, либо ему пришлось звонить в пиццерию, либо...
Додумать свою мысль я не успел, потому что Рафаэль выпалил:
— Ты должен меня спасти!
— От кого?
— От Вирсавии.
— Она хочет тебя поцеловать?
Щеки Рафаэля тут же покраснели, я даже позавидовал такому славному кровообращению.
— Она хочет, чтобы я рассказал вместе с ней о социофобии. Чтобы помочь каким-то неуверенным ребятам.
— Скажи, что сначала ты хочешь помочь сам себе.
— Ты не понимаешь, она уже все решила.
У Вирсавии была одна интересная особенность. Если она задумала нечто, по ее мнению, мудрое, важное и совершенно необходимое, то добивалась своего непременно. Не создали на Земле еще подразделения спецслужбы, способного сорвать планы Вирсавии, в разведку еще не ходило таких смелых шпионов, и в оборот не было введено такого высокоточного оружия.
— Просто сдайся, — сказал я. — Кофе хочешь?
Я обожал спрашивать это у гостей. Вроде очень простой вопрос, а заставляет чувствовать себя таким взрослым. Рафаэль кивнул, и мы пошли на кухню. Пока я занимался кофе, Рафаэль говорил непривычно много.
— Я больше не могу, Макс! Зачем я вообще согласился? Я не знаю, почему я рассказываю тебе все это. Просто я ужасно устал. Попросил маму никогда не звать меня к телефону, сменил почтовый ящик, удалился из всех соцсетей.
— И не помогло?
— Ну, из школы-то я не ушел.
— Резонно.
Я поставил перед Рафаэлем кружку с кофе, пододвинул к нему сахарницу. Он поводил пальцем по кружке, затем отдернул его, может быть, потому что обжегся, а, может быть, потому что сам себе показался глупым.
— Все это ужасно. Они обсуждают меня. Блин, я не могу перестать думать, что люди обсуждают меня, даже когда я этого не вижу. Фантастически много людей.
Я приготовил кофе себе, и мы пошли в мою комнату. Там Рафаэль встал у окна, потому что не смог заставить себя усесться на мою кровать.
— Я решил больше никогда ни о чем не высказываться.
— Игги Поп бы так не поступил.
Рафаэль махнул рукой, и я замолчал, мне стало его жаль.
— Но теперь Вирсавия хочет, чтобы я что-то там сказал. Это снова начнется!
Я лег на кровать и закурил, у меня из головы не выходило сообщение Сахарка. Он угрожал мне? Он предупреждал меня? В одном Сахарок был прав, эта игра так затянулась, я и сам забыл, что мы когда-то думали, будто говорим правду.
— А ты не думаешь, что поможешь кому-то этим? Правда поможешь. Кто-нибудь вроде тебя посмотрит на то, как ты выделываешься, и поймет, что это не так уж сложно.
— Дай мне сигарету.
Я подтолкнул к Рафаэлю пачку, он взял ее и некоторое время крутил в руках.
— Слушай, это ведь просто видео. Ты можешь удалять черновики, пока тебе не понравится то, что ты скажешь.
— Но они все увидят меня. Я не хочу, чтобы меня видели.
— Ага. Таких людей на земле море, брат мой.
— Я тебе не брат.
— Со сложностями в установлении личных взаимоотношений, — продолжал я. — Но если ты сможешь помочь кому-то, это значит, что ты сам станешь лучше, Рафаэль.
— Какая типичная мотивационная речь.
— С героиновыми наркоманами не прокатило. Подумал, может сработает на людях, чьи проблемы — чушь собачья.
Рафаэль закурил, недовольно фыркнул и закашлялся, чем несколько сгладил впечатление.
— Кстати, — сказал я. — Если бы девочки с Тумблера слышали наш диалог, то подумали бы, что мы — отличная пара.
— Что? Я не гей!
— Я тоже. Это им не мешает. Я знаю о них все. Я приручил девочек с Тумблера.
— Хватит гордиться этим.
— Они — мои пираньи.
Рафаэль отпил кофе слишком быстро, снова закашлялся.
— Ты же хотел стать писателем, — сказал я. — Привыкай к славе. Или ты хочешь быть безвестным писателем и умереть в мотеле?
— В данный период своей жизни я хочу умереть в мотеле. Точка.
— Это тебе к моему папе. Думаю, у него есть список подходящих для этого мест неподалеку от строительных магазинов.
Рафаэль помолчал, и я вдруг наткнулся на неожиданное откровение. Ему было уютно рядом со мной. Рафаэль воспринимал меня, как человека, рядом с которым он чувствует себя в безопасности. Все равно что держать в руках птичку. То есть, мне тут же захотелось его раздавить, и одновременно с этим сердце мое переполнилось великой жалостью к нему.
Мы по-настоящему подружились.
— Кстати о Тумблере, ты побеждаешь в опросах про самых сексуальных Ахет-Атоновских мальчишек.
Тут Рафаэль всплеснул руками с несвойственной ему экспрессией, расплескал кофе.
— Да не хочу я побеждать ни в каких опросах! Мне противно! Я не должен был ехать с вами, не должен был там сидеть! Понимаешь? Мне уже четвертый день пишет смски поехавшая девчонка. Она говорит, что хочет убить себя. Ты понимаешь, как я себя чувствую?
— Я блокирую их. Социальный дарвинизм, и все-такое.
— Потому что ты мразь.
Прошла пара секунд, и Рафаэль неуверенно засмеялся. Затем он снова стал серьезным, как угроза очередного финансового кризиса.
— Я просто хочу, чтобы незнакомые люди не делали вид, будто это нормально — угрожать мне или ругать меня. Потому что это ненормально ни для одного человека на Земле. Ненормально для них самих.
— Ну, вступая в публичное поле, мы исполняем некий ментальный договор с семью миллиардами контрагентов, или около того.
В этот момент затянул свою протяжную песню Скайп. Рафаэль вздрогнул. Я увидел аватарку Вирсавии: капризно надутые губки, остро подведенные глаза, звездочка на щеке.
— Отойди левее, — сказал я. — У меня тут есть слепое пятно, в нем и стой.
— Может, тебе просто не включать камеру?
— Как же я иначе буду смотреть на себя?
Я ответил на звонок, изображение загрузилось, и я увидел Вирсавию, во рту у нее была трубочка, она тянула газировку из розового, усыпанного красными сердцами (анатомически, надо сказать, нарисованными верно) стакана.
— Где он? — спросила Вирсавия.
— Привет, солнышко. О ком ты?
— Ты знаешь, о ком я говорю.
Она тряхнула головой, и я увидел раскрашенные синим и красным пряди в ее пучках.
— Поверни голову, солнышко, хочу посмотреть на эти милые космические булочки.
— Рафаэль у тебя, — сказала она, и я почувствовал себя как минимум долбаным Ли Харви Освальдом. — Я знаю. Передай ему, что он должен мне помочь.
— Ну, давай-ка начнем с того, что нет такого закона, который обязывал бы его помогать тебе в чем бы то ни было. Особенно если ты хочешь совершить самоубийство или убийство. В этом случае есть даже законы, запрещающие ему...
— Макс!
Я увидел, как она натягивает шапку. Вирсавия наклонилась, позволив мне рассмотреть кое-что, что Боженька не рекомендовал рассматривать вне брака, вытянула из пустого пространства за пределами взгляда камеры шарф.
— Я сейчас приду.
— Вирсавия, подожди.
— Я приду и заставлю его.
— Ты перегибаешь палку.
— Буду через...
Тут она прищурилась, глаза блеснули.
— Не скажу.
— Вирсавия, у меня его нет!
— Я возьму выпить. Папа привез токайское вино.
— Он стоит у меня в комнате, прижавшись к подоконнику.
Я понятия не имел, чем токайское вино круче любого другого, но подозревал, что оно как-то связано с Венгрией и буржуазным потребительским пафосом.
— Папочка разрешил тебе...
Закончить я не успел, Вирсавия отключила связь. Я обернулся к Рафаэлю:
— Я пытался.
— Ты не пытался.
— Слушай, она же тебе нравится.
Рафаэль кивнул так быстро и едва заметно, что уже через секунду я в этом немного сомневался.
— Так проведи с ней время. Она несет токайское вино, и вот это все. Не забудь использовать свои пальцы.
— Что?
