Лики смерти - Батчер Джим (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
Черта с два он верил во что-нибудь!
– Вы что, серьезно думаете, что сможете убедить меня присоединиться к вам?
– Да, – кивнул он. – Я вас знаю.
– Боюсь, что плохо.
– Боюсь, что хорошо, – возразил он. – Я знаю о вас больше, чем знаете вы сами.
– Ну, например?
– Ну, например, почему вы избрали для себя такой образ жизни. Почему вы назначили себя защитником смертного рода, сделались врагом для всех, кто готов причинить этому роду тот или иной вред. Почему вы живете изгоем среди своих, посмешищем для большинства смертных. Почему вы живете в дыре, с трудом сводя концы с концами. Почему вы отвергаете богатство и славу. Почему вы делаете все это?
– Очевидно, потому, что я последователь дао Питера Паркера, – хмыкнул я.
Похоже, Никодимус не увлекался комиксами, поскольку не оценил шутки.
– Это все, что вы позволяете себе, – и я знаю почему.
– Очень хорошо. Почему?
– Потому, что вами правит страх. Вы боитесь, Дрезден.
– Чего это я боюсь? – возмутился я.
– Того, во что можете превратиться, если сойдете с прямого пути, – ответил Никодимус. – Той силы, которую вы смогли бы использовать. Признайтесь: вы думали ведь о том, каково это – подчинять мир своей воле. Обладать вещами по своему желанию. Людьми. Какой-то части вас доставляет удовольствие мысль использовать ваши способности на то, чтобы получать все, что вы пожелаете. И вы боитесь этого удовольствия. Поэтому вместо этого превращаете себя в мученика.
Я хотел возразить ему. И не смог. Он говорил правду – по крайней мере не совершеннейшую неправду.
– Всех время от времени посещают такие мысли. – Голос мой звучал не слишком уверенно.
– Нет, – возразил Никодимус. – Не всех. Большая часть людей и не мечтает о таком. Это им и в голову не приходит. Простой смертный не помышляет о такой власти. Но вы – другое дело. Вы можете притворяться, что вы такой же, как они. Но вы не такой.
– Это не так, – пробормотал я.
– Разумеется, так, – улыбнулся Никодимус. – Вам, может, неприятно признаваться в этом, но это все равно правда. Это отрицание. Оно по-разному, но проявляется в вашей жизни. Вы не хотите видеть, что представляете собой на деле, поэтому у вас так мало собственных изображений. И зеркал тоже нет.
Я стиснул зубы.
– Если я и отличаюсь, то не настолько серьезно. Я не лучше любого другого. Все мы штаны не через голову надеваем.
– Согласен, – кивнул Никодимус. – Однако лет через сто ваши смертные соратники будут гнить в земле, тогда как вы будете продолжать надевать штаны – или что там будет модно к тому времени – не через голову. Все ваши друзья и союзники исчезнут с лица земли, а вы только-только начнете осознавать свои силы. Вы кажетесь смертным, Дрезден. Но не заблуждайтесь. Вы не из них.
– Ох, заткнитесь.
– Вы иной. Вы урод. В миллионном городе вы одиноки как перст.
– Ага. И моя интимная жизнь это подтверждает, – съязвил я, но не смог вложить в эти слова должной убежденности. В горле у меня застрял изрядный ком.
Никодимус позволил слуге налить кофе в чашку Дейрдре, но сахар в нее насыпал сам.
– Вы боитесь, но вам не нужно бояться. Вы выше их, Дрезден. Весь мир только и ждет вас. Вам открыты все пути. Союзники, которые останутся с вами на годы и десятилетия. Которые вас примут, а не будут чураться вас. Вы сможете выяснить, что же произошло с вашими родителями. Отомстить за них. Найти свою семью. Найти свое настоящее место в мире.
Черт, он выбирал слова, которые били в старую незаживающую рану. Слышать их было настоящей мукой. Они разбередили давние, лишенные смысла надежды. От них я ощущал себя пустым. Потерянным.
Одиноким.
– Гарри, – почти участливо произнес Никодимус. – Я ведь был когда-то очень похож на вас теперешнего. Вы попали в западню. Вы лжете самому себе. Вы притворяетесь, будто ничем не отличаетесь от любого смертного, только потому, что слишком запуганы, чтобы признаться себе в том, что это не так.
Я не нашелся, что на это ответить. Серебряная монета блестела на бархатной подкладке.
Никодимус снова положил руку на нож.
– Боюсь, я вынужден просить вас принять решение безотлагательно.
Дейрдре посмотрела на нож, потом на меня. Взгляд ее обжигал. Она облизнула прилипшие к краю кофейной чашки крупинки сахара и продолжала молча ждать.
Ну и что будет, если я возьму монету? Если Никодимус останется верен своему слову, я по меньшей мере сохраню жизнь, чтобы назавтра снова сражаться. Я нисколько не сомневался, что Никодимус убьет меня, как убил уже Гастона Лароша, Франческу Гарсиа и того бедолагу, что попал в руки Баттерсу. Остановить его не могло ничто, и со всей этой водой, что продолжала литься на меня, я не уверен был даже, что мое смертное проклятие подействует на все сто процентов.
И еще я никак не мог отделаться от мысли, каково это будет – истекать кровью до смерти под этой ледяной водой. Горячая, жгучая боль в горле… Головокружение и холод… Слабость, сменяющаяся теплом, которое в свою очередь сменится идеальной, бесконечной тьмой. Смерть.
Боже, спаси и сохрани – я не хотел умирать.
Но я видел того несчастного ублюдка, которого поработил и свел с ума Урсиэль. Его страдания были хуже смерти. И ведь велик был шанс того, что стоит мне принять монету – и демон, которого я приму вместе с ней, совратит или подкупит меня, превратив в такую же тварь. Я не святой. Мягко говоря, я даже не такой уж и праведник. У меня случались темные помыслы. Они завораживали меня. Они привлекали меня. И не раз и не два я поддавался им.
Вот она, слабость, которую сможет использовать в своих целях демон в древней монете. Я уязвим перед искушением. Демон, Падший, не упустит своего. На то они и Падшие, чтобы заниматься этим.
Я принял решение.
Никодимус внимательно смотрел на меня; его рука с ножом не шевелилась.
– Не введи нас во искушение, – произнес я. – Но избавь от лукавого. Так ведь?
Дейрдре облизнулась. Громила закрыл шкатулку и отступил от меня.
– Вы уверены, Дрезден? – негромко произнес Никодимус. – Это ваш самый последний шанс.
Я слегка обвис на веревках. Смысла в браваде больше не было никакого. Я сделал выбор – вот и все.
– Уверен. Греби от меня, Ник.
Мгновение Никодимус бесстрастно смотрел на меня. Потом встал, держа нож в руке.
– Ну что ж, – сказал он. – Пожалуй, я позавтракал.
Глава двадцать вторая
Никодимус приближался ко мне с почти отсутствующим, рассеянным видом. Холодея, я вдруг сообразил, что он все распланировал на день вперед. Для Никодимуса я больше не был живой личностью. Я был пунктом повестки дня, строчкой в ежедневнике. Вряд ли чувства, с которыми он собирался перерезать мне горло, отличались от тех, что он испытывал бы, выписывая чек.
Когда он приблизился на расстояние вытянутой руки, я не смог удержаться от попыток отодвинуться. Я забился в веревках в отчаянной надежде, что хоть одна из них порвется и даст мне возможность сражаться, бежать, жить… Веревки не рвались. Я не освободился. Никодимус терпеливо ждал, пока я выбьюсь из сил.
Потом взял меня за волосы и запрокинул голову назад и чуть вправо. Я пытался помешать ему, но веревки и усталость свели все попытки на нет.
– Не дергайтесь, – сказал он. – Я сделаю все чисто.
– Разве тебе не нужна чаша, папа? – спросила Дейрдре. Никодимус раздраженно поморщился.
– Что это у меня с головой сегодня? – недовольно буркнул он. – Эй, человек! Принеси ее мне!
Седой слуга открыл дверь и вышел.
Мгновение спустя послышался звук, похожий на захлебывающийся вздох, слуга спиной вперед влетел обратно в дверь, плюхнулся на пол и остался лежать в позе эмбриона.
Никодимус со вздохом оглянулся:
– Помехи… Ну, что еще там?
Когда Анна Вальмон разряжала в Никодимуса свой пистолет, он воспринимал все это со скучающим видом. Когда я впечатал его в гостиничную перегородку, оставив в ней пробоину с очертаниями его тела, у него даже волосы не растрепались. Однако увидев лежавшего на полу перед открытой дверью слугу, Никодимус побледнел, глаза его округлились, и он, сделав два быстрых шага мне за спину, приставил нож к моему горлу. Даже тень его дернулась и отползла подальше от двери.
