Готика Белого Отребья (ЛП) - Ли Эдвард (читать хорошую книгу .txt) 📗

Эти размышления, какими бы глупыми они ни были, вызвали у Писателя улыбку. Он открыл окно, предвкушая свежий ночной воздух, но тут же вспомнил, что это окно выходит на городскую свалку. В лицо ему ударил порыв зловония, он хотел было закрыть окно, но…

Он приложил ладонь к уху и прислушался.

Вдалеке он услышал вой сирен - не греческих мифических существ, а сирен полицейских машин или машин скорой помощи. Казалось, они доносились из леса со стороны Бэктаунa, с той же стороны, откуда он слышал ужасный крик, когда входил в отель…

Может быть, сирены и крик связаны между собой?

О, но почему он задумался об этом (и почему я обременяю читателя такими отрывочными наблюдениями?)

Он закрыл окно, задыхаясь от смрада. Запах помойки заполнил комнату, поэтому он, спотыкаясь, доковылял к двери, открыл её и начал махать ею, чтобы разрядить воздух. Свет в коридоре казался тусклее, чем обычно, и как раз в этот момент громадные часы, стоящие возле лестницы, пробили три. Чёрт побери. Я надеюсь, что Сноуи и Дон уже закончили свою грандиозную “Пиздо-Ударную Борьбу”. Утром они будут смешно ходить! Но тут на лестнице появился человек со странной походкой. Это был мужчина с длинными, зачёсанными назад волосами, в отглаженных джинсах поверх ковбойских сапог и клетчатой спортивной куртке. По-видимому, он и сам выпил несколько лишних рюмок, потому что чуть не споткнулся, не говоря уже о затруднённой походке: не столько хромота, а сколько напряжение, как будто ему было неудобно сзади. Это напомнило Писателю о чём-то, но он не помнил, о чём…

Конечно, это был нe кто иной, как пастор Томми Игнатиус, и когда этот просветленный сановник веры заметил Писателя у двери, он сделал явное усилие над собой, чтобы поправить свою несчастную походку.

- Благословенной ночи тебе, брат! - поздоровался пастор. - И да воссияет свет твой пред другими и да прославит Отца Небесного!

- Xвала Господу, - ответил Писатель, который надеялся, что милосердный Cоздатель простит ему такие прегрешения, как вожделение к груди Сноуи и Дон, отказ от трезвости по ночам и участие в клипе с трупом.

- Да пребудет с тобой Бог, брат!

- И с вами тоже, - ответил Писатель.

И тогда пастор Томми улыбнулся, кивнул и пошёл к себе в комнату, почти сразу же возобновив свой мучительный шаг. Вот тогда-то Писатель и вспомнил: теперь я знаю, что мне напоминает его походка! В прошлом году, сразу после колоноскопии^[92] я шёл точно так же!

Оказалось, что добрый пастор получил сегодня вечером в массажном салоне Джун не только «Кукурузный Палец» - возможно, что-то более продвинутое, вроде «Кукурузного КУЛАКА». Кроме того, его озарило запоздалое наблюдение: когда пастор Томми проходил мимо, спереди на его джинсах торчала эрекция, которую легко можно назвать внушительной.

По крайней мере, Писатель был так благодарен судьбе, что теперь его жизнь не была ни скучной, ни заурядной, и с этой мыслью он счастливо лёг спать.

* * *

Его первая вспышка сна была не из тех, которые он когда-либо потом вспоминал с улыбкой после пробуждения. Сон начался вполне благоприятно, без каких-либо помех, и уснуть ему помогало убаюкивающее действие пива. Он начал спокойно погружаться в видения неясного спокойствия, сопровождаемого образами полных, больших голых грудей и торчащих сосков размером с жевательную резинку, когда он провалился в объятия Морфея, ребёнка Гипноса.

Звук испражнения грубо врезался ему в уши.

Сон прервался - по крайней мере, он так думал - и он сразу же проснулся и сел в постели. Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО это слышал, или мне ПОКАЗАЛОСЬ? Если последнее, прекрасно. Если первое... не так хорошо, потому что это означало бы, что он не был единственным обитателем комнаты. Он включил лампу на прикроватной тумбочке, следом и другие лампы, поморщившись от мысли o том, как нелепо он, должно быть, выглядит в своём «плоде ткацких станков», в парадной рубашке, горестно выпятившейся из-за внушительного пивного живота, и держа книгу Лавкрафта над головой, как будто её было бы достаточно в качестве оружия.

Блядь, - подумал он.

Как можно более угрожающе он ворвался в ванную, включил свет, осмотрел маленькую комнату и отдёрнул занавеску. Комната была пустой, если не считать его нелепого отражения в зеркале. Он уже собирался уйти, как…

В ванной был слабый запах, безошибочно говоривший о недавнем испражнении, и там, в унитазе, плавал один-единственный почти футовый кусок экскрементов. Вау! - подумал Писатель. - Вот это котях, я понимаю!

Более того, он был абсолютно уверен, что не “клал” его туда.

Он сразу же заподозрил двойника. Он спустил воду в унитазе, но дерьмо размером с баржу смылось только после второй промывки. Обернувшись, он увидел то, чего раньше не замечал: слова, нацарапанные на зеркале мылом. Слова были таковы:

ОТВЕТЬ НА ЗВОНОК!

- Так телефон же не звонит! - пожаловался он сам себе.

Когда он подошёл к ночному столику, зазвонил телефон. На экране высветился НЕИЗВЕСТНЫЙ НОМЕР, но он чертовски хорошо знал, кто окажется на другом конце линии. Он ответил на латыни:

- Qui est hic?^[93]

Ответ прозвучал на немецком:

- Ich bin dein Doppelgänger, scheissekopf!^[94]

Писатель ощетинился.

- Ты только что насрал в моём туалете?

- Конечно, - oтветил его собственный голос. - Когда тебе надо срать, ты же срёшь.

- И теперь, когда я подумал об этом, я вспомнил, что там даже туалетной бумаги нет. А это значит, что ты даже не вытер свою задницу! Тебя что, воспитывали лешие? Это же каким надо быть утырком, чтобы даже жопу не подтереть?

- Эй, я вытер задницу, Марсель Пруст^[95]. Занавесками. Извини, туалетной бумаги и вправду не было.

Писатель ворвался в ванную и, нахмурившись, посмотрел на безвкусные занавески на окне; они были вымазаны жирными, коричневыми полосами. Блядь!

Его злой двойник продолжил:

- Мне нужно было всё проверить, и хочу сказать тебе, что я проверил нашу новую тачку сегодня в мастерской.

- Мою новую тачку! - поправил Писатель.

- Тем не менее. Мне была нужна “Рука Славы”, она моя. И тебе нужно помнить об этом, когда наступит время мрачного вопроса o времени, тратящимся впустую.

Что? “Рука Славы”? Этот термин показался ему туманно знакомым, но он быстро вспомнил свои прошлые изучения оккультизма и колдовства. “Рукой Славы” называли отрубленную кисть осуждённого убийцы и, как утверждали, её широко применяли в оккультных ритуалах.

- Точно же. Под пассажирским сиденьем “Эль Камино” была отрезанная кисть! И, как утверждают книги, с её помощью можно отрыть любой замок, - Писатель скрипнул зубами. - И это её, очевидно, ты использовал, чтобы забраться в мою комнату и посрать, а потом ещё и занавесками подтереться!

- Да, для этого и многого другого. Помни об этом. Но, разве тебе не интересно, что ты услышал, как я хезаю, а потом не видел, как я ушёл?

Писатель обдумал полученную информацию.

- Ну, да... так, и как же ты ушёл?

- Используй своё воображение. Ты наконец узнал, что Г.Ф. Лавкрафт был первым мужчиной-основателем клана Говардов, ты можешь успокоиться и прочитать его рассказ 1933 года - «Сны в ведьмином доме».

Писатель подошёл к своему ноутбуку и немедленно заказал полное собрание сочинений Г.Ф. Лавкрафта на Kindle. Чудеса техники! Это заняло у меня целую минуту!

Вернувшись к телефону, он продолжил слушать, a его двойник продолжил:

- Ты украл “Руку Славы” из дома Крафтера, когда ты, Боллз и Дикки Кодилл ограбили его двадцать лет назад.

Писатель удивился этому заявлению. Но теперь его догадки подтвердились. Он был знаком с Дикки и Боллзом, и уже бывал в доме Крафтера. Казалось, от этого осознания он “завис” на несколько минут.

- И смотри мне, не потеряй страницу из “Kодекса Войнича”, - наставлял его двойник. - Завтра она нам пригодится.