Готика Белого Отребья (ЛП) - Ли Эдвард (читать хорошую книгу .txt) 📗
Толпа взревела, но Дон едва отреагировала.
- Это всё, на что ты способна? Двухлетка может пнуть сильнее, чем ты!
- Заткнись, жирнуха! Твоя очередь! - взревела Сноуи и встала в позу с расставленными ногами.
Немного неуклюже, конечно, но Дон сделала несколько быстрых размашистых шагов и…
БУ-БУХ!
…запустила свою настоящую ногу, как профессиональный футболист, в пушистый белый треугольник плоти, который являлся штаб-квартирой женственности Сноуи. На этот раз звук был похож на удар бейсбольной битой по набитому мешку. Однако, к чести её стойкости, Сноуи никак не отреагировала на жёсткий удар.
- Это что, должно было быть больно? - oна засмеялась. - Чёрт, я подумала, что кончу!
Было бы эксплуатацией читательской аудитории сообщить любые дополнительные детали ПУБ. Писатель подумал: Думаю, я могу с уверенностью сказать, что чаша моего терпения переполнена, и я, как выпускник Гарварда, НЕ БУДУ больше смотреть ни одной минуты моего первого и, я молю Бога, моего ПОСЛЕДНЕГО «соревнования по Пиздо-Ударной Борьбe», - а затем он повернулся и пошёл обратно в город, и ему показалось, что этот бесспорно уникальный звук удара, так похожий на удар бейсбольной биты по тяжелому мешку, следовал за ним до самого выхода из Бэктауна, как невидимый преследователь.
* * *
Это была одна из тех ночей, когда чувствуешь себя совершенно одиноким. Это чувство успокоило Писателя. Обратный путь пролегал мимо темных, приземистых домов с маленькими окнами, похожими на вытаращенные глаза, белые от отражения лунного света. Заметил ли он две тёмные фигуры, стоявшие на том месте, откуда он уехал на “Эль Камино”, простоявшем там двенадцать лет? Возможно, это были Дикки Кодилл и Тритт “Боллз” Коннер.
Oн слишком устал, чтобы беспокоиться об этом.
Автомастерская ДеХенцеля стояла тёмной и была закрыта в это время. Из её окна виднелся “Эль Камино” с поднятым капотом, уже почерневшим от новой краски и лака.
Теперь это моя детка, - подумал он. - Как раз то, что мне нужно: реднековский ”xот-род”[89]…
Неужели уже так поздно? Массажный салон Джун был закрыт, как и стрип-клуб и “Перекрёсток”. Очевидно, время летит чертовски быстро, когда смотришь соревнование “по пинанию пизды”…
Тишину и покой города можно было бы назвать гробовой. Наконец, добравшись до гостиницы "Расинка", Писатель постоял немного на старомодном крыльце и вгляделся в бархатную ночь, с её светлячками и хором сверчков с цикадами. Эта спокойная, естественная красота заставила его задержаться на некоторое время, чтобы насладиться ею, как, несомненно, сделал бы Торо, Ченнинг и Олкотт. Затем, пусть и на мгновение, из его головы исчезли ужасные образы, такие как "Мертвый Дикинс", "Длинношея", "Пиздо-Ударная Борьба", а также лесной монстр в морге, психопатические мафиози, колдуны и некрофилия ради подпольной порнографии. Ароматный ветерок дул с противоположной стороны леса, заставляя Писателя глубоко дышать, улыбаясь в чудесную ночь и вспоминать, каким прекрасным может быть мир.
Затем… он вздрогнул.
Далёкий звук разрушил всю роскошь этого наслаждения, и Писателя передёрнуло. Это был пронзительный человеческий крик, доносящийся со стороны Бэктауна, а может быть, и ещё дальше, звук настолько резкий, настолько пропитанный ужасом, что он мог подумать, что нечто отвратительное проникло в горло человека и вырвало не только его сердце, но и душу.
Писатель снова вздрогнул в наступившей тишине и поспешил внутрь.
Фойе, атриум и библиотека, хоть и были ярко освещены, при этом были пусты и пугающе тихи. Никаких признаков миссис Говард за стойкой регистрации, и Портафоя не было. Хорошо… Он уже достаточно наговорился за сегодня и не нуждался больше в общении. Однако, несмотря на усталость, он знал, что не сможет заснуть, не прочитав сначала несколько страниц книги, и ни одна из немногих, которых он взял с собой, не справится с этой задачей. Естественно, он побрёл в библиотеку.
Он сразу же удобно устроился среди полок, изучая их содержимое. Хорошая книга Кафки или Шекспира вполне подошла бы, но нет, большую часть библиотеки составляли романы в мягких обложках, вестерны, кулинарные книги, всё то же, что он уже видел в первое посещение этой библиотеки. А вот и роман, - увидел он. “Дом Дика”, осуждённого “Уотергейтского грабителя” Э. Говарда Ханта[90]. А вот ”Побережье Варваров” Нормана Мейлера[91], возможно, самая скучная книга из когда-либо написаных. Но…
Что это?
На одной из полок на дюйм был выдвинут корешок книги. Ещё одна милая записка от моего двойника? Он почти был уверен в этом. Но, эта книга в твёрдом переплете точно была не пустой, на её корешке читалось: “Г.Ф. Лавкрафт: Жизнь”
О, Лавкрафт! - подумал Писатель. - Вот это сюрприз! Хотя Лавкрафт был академическим писателем ужасов c Род-Айленда в 20-х и 30-х годах, и при жизни не издавший ни одной своей книги, после его смерти в 1937 году, его стали называть величайшим в мире мастером фантастических рассказов. Его наиболее известные работы послужили предзнаменованием будущего, аллегориями важных вопросов, такими как научные исследования, тоталитаризм, экзистенциальная философия и социальная динамика. Он писал о не просто домах с привидениями или о ночных ужасах, а о вымысле, побуждающем к интеллектуальным постулатам. Писателю нравились многие произведения Лавкрафта, такие, например, как «Данвичиский Ужас» или «Тень над Иннсмутом», и он сразу же признал их уникальность по отношению к стандартной эскапистской литературе. На самом деле, эта книга идеально подошла бы для его комнаты сегодня вечером.
Но потом он вытащил томик и посмотрел на обложку…
Чтобы описать воздействие того, что он увидел, можно привести пример, что по ощущениям ему было похоже на то, как будто ему на голову упал потолок, и это сравнение было совершенно не преувеличено. Он пошатнулся, чуть не упал и прижал руку к сердцу.
Почему?
Потому что, на обложке книги была черно-белая фотография Г.Ф. Лавкрафта, и его лицо было идентично лицам на всех картинах в отеле, и лицу на фотографии, которую ему показал Септимус Говард, и оно обладало теми же отчетливыми чертами (длинное узкое лицо и выступающая челюсть), что и у всех членов клана Говардов.
Святые угодники, - пришло осознание. - Лавкрафта же звали ГОВАРД! Сомнений быть не могло! Первым предком мужского пола из местного клана Говардов - был сам Говард Филлипс Лавкрафт!
Писатель поднялся в свою комнату, воодушевлённый этим открытием. По пути он рассматривал картины «Лавкрафта» в рамках и сравнивал их с фотографией на книге; в коридоре наверху тоже. Это был бесспорно, совершенно бесспорно, Г.Ф. Лавкрафт.
Улыбнувшись, он посмотрел на портрет Говарда над комодом.
- Мистер Лавкрафт, полагаю. Для меня большая честь познакомиться с вашим сыном и вашими потомками.
(Вряд ли стоит упоминать, что теперь Писатель вознамерился прочитать всё, что написал Лавкрафт, изучить каждую биографическую книгу этого человека, чтобы понять, есть ли какие-либо ссылки или предположения на пребывание ГФЛ в Люнтвилле в конце 20-х годов.) Его осенило волнующее предположение: А что, если нет никаких ссылок? Что, если Лавкрафт никогда не упоминал о своём визите? Значит, я единственный человек, кто теперь это знает!
Конечно, Писатель в своём, пропитанном пивом, разуме перегибал палку. Не то чтобы Лев Толстой или Герман Мелвилл приехали в город, но всё же…
Это было круто…
Он начал мыслить абсурдными связями. Сколько раз его собственные шаги пересекались с шагами Лавкрафта? Если он вышел на улицу и прислонился к дереву, мог ли Лавкрафт сам прислониться к нему? И...
Его брови взлетели вверх, и он даже почувствовал волну в чреслах…
Если я трахну Сноуи и она забеременеет, то мой ребёнок будет иметь часть моей крови, смешанной с кровью Лавкрафта!