Московские Сторожевые - Романовская Лариса (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
Но это вряд ли. Мы с девчонками решили не сильно тратиться: пошарили у себя, по блошиным рынкам прошвырнулись, скинулись на мелочовку — статуэточки, вазочки, пресс-папье. Прям как в благотворительной лотерее на губернаторском балу. Зинка, правда, по антикварным еще прошлась, но со своим удостоверением с Петровки. Она как эксперт-криминалист реквизировала там чего-то. Ну у меня в записной книжке бывших коллег человек сорок набралось, мы бы иначе на этих «одних вещах» разорились бы. Даже если учесть, что не все по старым адресам живут, кое-кто эмигрировал, а кто и отбыл в мир иной, все равно накладно выходило. Каждому ж нужно не просто вещичку презентовать, а со смыслом: чтобы понравилась, расположила собеседника к нам. Чтобы потом под шумок можно было ненавязчиво выспросить: «А не знаете ли вы, голубушка, неких Спицыных? Они у бабушки в завещании тоже прописаны, а я с ними связаться никак не могу…»
Канительное это дело — вот так концы искать. Была бы я Ликой, куда проще разговаривать было бы. Хоть и дольше. С той же Раисой часа два протрепалась бы, мы же с ней сколько не общались, а? Но другого способа выйти на родителей того выросшего мальчика Вени я не видела. Не через Мосгорсправку же их искать, в самом-то деле? Сейчас так не принято, Гунька, правда, про какие-то пиратские базы говорил, но тут я не специалист, не соображу. Да и у Гуньки дел сейчас невпроворот, как у нас всех. И Новый год на носу, с ним хлопот у мирских много, и рутина наша, и Дорку, опять же, в последний путь проводили. А у Гунечки к этому всему сессия добавилась — завтра практику закрывает, недосуг ребенка дергать. Вот мы, кто мог — я, Жека да Зинуля, — и начали потихонечку концы распутывать.
Старый нам этого не разрешал, но и не запрещал, понимал, что так просто мы Доркину смерть от себя не отпустим. Еще у него, наверное, и какие-то свои расклады имелись, но он нам не говорил. Вытряс тогда из меня все про историю с бензином, сверил с какими-то записями (ему ведь в Инкубаторе и Васька-Извозчик, и Танька-Рыжая про себя рассказали, Извозчик для этого вообще из спячки выходил на пару часов). В общем, связь между всеми этими нападениями наш Савва Севастьяныч видел, но вот, куда та связь ведет — нам не говорил. Разрешил выросшего Веню Спицына искать своими способами, да и снова к телефону прикипел — велел Марфе вот прям сегодня дочку из Москвы увозить, в Инкубатор, к Тимофею. Мы ведь детей в любую войну эвакуировали, мирских в первую очередь, но и наших тоже.
А среди взрослых Сторожевых Старый что-то типа комендантского часа ввел. Одним где попало не шататься, только парно, в темное время суток ходить с сопровождением, ночные обходы заменить на работу с балкона, про любую странность сразу ему сообщать. Вот мы тут теперь и сидим под Фониным присмотром: он Жеку на работу скоро повезет, всё так спокойнее. Фоня, правда, от наших разговоров уже озверел.
А ведь ему потом еще меня несколько дней патрулировать: когда я «бабушкино наследство» своим бывшим коллегам буду передавать. Там хоть и безделушки, но на порядок в доме наведенные, от них польза будет обязательно. Раисе этой презент завтра вечером занесу, мы с ней в метро сговорились встретиться. Я ей кошечку фаянсовую дулевского завода, а она мне пообещала про Спицыных разузнать. Как под лед провалились Венечкины родители: то ли в Германию эмигрировали, то ли спились и квартиру продали, то ли чего… Все что-то слышали, но никто ни за что не ручается.
— Алло, а Ядворскую можно? Наталью Петровну?.. — долистала я записную книжку. Что бы нашему парторгу подарить такого? Может, пепельницу-черепашку? Она курила всегда много, даже сахарные талоны на табачные выменивала. — А когда вернется, не подскажете?
В восьмом часу. Она теперь гардеробщицей в детской поликлинике работает, там в семь тридцать рабочий день кончается. Ну и хорошо. Пусть еще немного будет думать, что я жива. Или ей лучше портсигар с чеканкой и надписью «Привет из Трускавца»? Надо подумать.
— Дуська! — Фоня приоткрыл один глаз и снова к стенке буфета привалился. Будто в электричке задремал. Может, и вправду дремал, ему всю ночь в клубе стены подпирать, оберегая молодых прожигателей жизни от наркотической заразы.
Евдокия просьбу уважила, начала трещать:
— Ты представляешь, Зинка в какой-то скупке свое кольцо обручальное откопала. Еще от князя Коки, с голубым алмазом.
Зиночка родилась-то княжной Зубковской, мама, правда, мирская была, хоть и из благородных. Потому и «бижу» с камнями у нее не переводились никогда. Не для себя, вестимо, а на черный день.
— И чего?
— Изъяла под протокол, естественно.
— А зачем? Нам же камни…
— На память. Она его тогда в Ленинграде на две буханки хлеба обменяла. — Жека отложила велюровую тряпочку, оглядела фарфорового кузнеца. Дыхнула на него, как надо, чтобы обновить позолоту. Потом закурила.
Я перебралась от телефона к столу, придвинула к себе пару безделушек. Дело пошло быстрее.
— Девчонки, вы ж их штампуете, как снаряды по нормативу. По двести двадцать процентов за смену, а на выходе сплошной брак, — вмешался Фоня.
— Умный нашелся тоже. Сидит, командует, а мы тут с Ленкой… Иди да помоги, ОТК ходячее.
Фоня помог. Все вещички простучал, добавляя к порядку трезвый образ жизни. Ему, кокаинщику-морфинисту бывшему, такая работа особо хорошо удавалась.
— Дусь, ты представляешь, — затарахтела вдруг я, — мне мама сегодня позвонила. Сама!
Жека удивилась: мамуля меня с прошлой жизни не видела, с обновлением не поздравила, в Инкубатор не звонила. Видимо, все злилась, что я Ростику квартиру не отдала. А тут вот, пожалуйста.
— И чего она хотела?
— С зимним солнцем поздравить. Ну вроде как.
— Так оно завтра. Старый специально Гуньке экзаменовку на этот день поставил, чтобы отметить потом нормально… — оживилась Жека. Фоня молчал: только фигурки в пальцах вертел, прощупывая следы старых владельцев и борясь с алкоголизмом через заговоры.
— Ну… ей за такими мелочами недосуг следить. Сразу мне залепила: «Ты представляешь, Ростик Фонтанщиком заделался, ужас-то какой! Это все ты, Леночка, виновата, что ты ему перед отъездом наговорила?»
Мамин голос я подделала неважнецки, но Евдокия пропустила это мимо ушей. Уж больно новость странная: у нас в Фонтанщики самые малоопытные идут, а Ростислав вторую сотню скоро разменяет. Сезонная работа — монетки из городских водоемов считывать. Серьезные желания регистрировать, мелкие выполнять. Такое иногда ученикам поручают, вроде как в наказание, уж больно мороки много.
— А где он зимой фонтаны найдет? — буркнул Фоня, отцепляясь от наушника. — В ГУМе, что ли?
— Еще в «Охотном Ряду» есть, в деловых центрах разных, в гостиницах… И охота ему с этим геморроиться? Не понимаю. — Жека повернулась на коридорный шелест.
Удостоверилась, что это Клаксон вокруг абажура улегся поудобнее, и дальше замелькала пальцами и языком.
А я даже пожаловаться толком не смогла на мамино невнимание. Самой интересно стало, где зимой Фонтанщик себе работу найдет. Если только в новогоднюю ночь мобилизуется, там-то мы все работаем на изготовку. А так… У нас переквалификация на зиму идет, только Мартын, который Фонтанщиками заведует, в холодное время года в метро дежурит. Овчаркам на «Площади Революции» носы и уши щупает. Там ведь тоже разное на удачу желают. Ленинградцам-то в этом плане легче: у них даже те, кто летом в Петродворце на фонтанах пасется, зимой львов, грифонов и сфинксов обходят. Но у них и Мостовые работу работают, а не то что у нас. А тут… Хотя назло нашей мамуле не то что в Фонтанщики — в Попутчики убежишь, на железную дорогу. Тоже редкая специализация, мало кто вечной жизнью соседа по купе пробавляется, никаких нервов и печени не хватит. Мужская работа.
— Заело парня… — непонятно отозвался Фоня. На часы настенные посмотрел: — Девочки, а не пора ли нам солнышко проводить, а?
