Долбаные города (СИ) - Беляева Дария (читаем книги бесплатно TXT) 📗

Это очень странно. Мы все приходим в этот мир и сразу попадаем в какую-то семью (или ни в какую, как Саул, но это тоже важно, это не тот случай, когда отсутствие оставляет вещество нетронутым). И вот мама и папа, или бабушка и дедушка, или брат, или сестра, или орда сердобольных тетенек из приюта, или волки в лесу начинают обтесывать нас наждаком. До трех лет мы уже становимся людьми готовой внутренней формы, а дальше только украшаем себя всячески, растем и набиваем шишки.

Я родился у девчонки, которая ненавидит своих родителей и парня, который ненавидит себя самого, и поэтому мне больно там, где другим нет, и наоборот. Короче, человек это такой особенный способ изранить ребенка. И часто вовсе не так, как когда-то изранили тебя самого.

Вот почему я никогда не хотел детей. Мне не хотелось кромсать живого человека, чтобы посмотреть, как получится.

Я сказал:

— Папа, ты что решил перестать завтракать не до конца размороженными мини-пиццами?

— Решил, — сказал папа. — Твердо.

Я показал ему большой палец, сказал, что горжусь им.

— Знаешь, мой психотерапевт говорит, что я — твой функциональный отец. И мамин. Что я — отец одиночка. В четырнадцать двоих поднял.

Папа засмеялся.

— Мой терапевт тоже мне так про тебя говорит.

— Она знает, что я ответственный. Никогда не забываю про презервативы.

Я подумал, что это самый вкусный завтрак в моей жизни, и почему-то мне стало себя так жаль, что я засмеялся. Папа сказал:

— Я люблю тебя, Макс.

— Да-да, и яичница — способ сказать об этом. Я знаю, пап.

— Ты расскажешь мне, как твои дела?

Я задумался. Сказать можно было все или ничего. И я ответил:

— Я курю.

— Это вредно, Макс.

Я знал, что мне не уместить в короткий рассказ все, что было сейчас со мной, а у меня осталось всего десять минут до выхода, если я хотел не опоздать на автобус до Дуата и попасть в телевизор.

— Ты никогда не думал, что вокруг тебя слишком много событий, и они сжимаются в кольцо, которое задушит тебя?

— В те три месяца, которые я проучился в колледже, меня один раз пригласили на вечеринку.

Я широко улыбнулся папе и поправил очки. На тарелке оставалось все меньше моего завтрака, и я подключил к процессу кофе и апельсиновый сок.

— Сегодня отличный день, — сказал я.

— Как твоя карьера в интернете?

— В интернете я прикольный.

— Это здорово.

— Ты никогда не думал, пап, как странно, что мы должны быть благодарны нашей семье за тех людей, кто мы есть? Даже если наши родители как будто ничего не сделали для этого. И как вообще странно — попасть при рождении в определенную семью и стать кем-то, кем при других раскладах ты быть никак не мог.

Папа сказал:

— Наверное, это странно. Хотя не так странно как то, что мы вообще попадаем в этот мир, да еще таким странным способом.

Я засмеялся.

— Сегодня, в общем, я чувствую себя очень значимым, — сказал я. — Кем-то, кто может сказать что-то важное.

— Ты вроде хотел стать журналистом.

— И у меня почти получилось, сэр. Разве что вам придется выплатить издержки корпорациям, подавшим против меня иск.

— Не паясничай, Макс.

— Давно ты не произносил фраз с "не", кроме "не хочу жить".

Теперь засмеялись мы оба.

— Ты не опоздаешь в школу? — спросил папа. Я покачал головой. Это, конечно, не была совсем уж ложь. Одним махом допив сок, я встал из-за стола.

— Я люблю "Золофт", — сказал я.

— Я тоже, — ответил папа. — Ты не забываешь пить нормотимики?

— О, да, точно, выпью по дороге в школу.

Тут я, конечно, уже солгал, но сделал это так небрежно, с лоском, что самому понравилось. На улице было уже совсем светло, свежо и солнечно, однако же по-зимнему прохладно. Я поспешил к автовокзалу, от моего дома он располагался не так уж далеко, и я дошел бы до него вслепую, благодаря славным детским воспоминаниям о самых вкусных хот-догах.

Автовокзал в Ахет-Атоне был маленький, с кассами, двумя закусочными и одной, совершенно шикарной, тележкой с хот-догами. Я даже пожалел, что позавтракал. Когда я увидел чокнутых и Эли, у всех них в руках было по хот-догу. Они растянулись на круглой скамейке, окружавшей единственное на автовокзале дерево. Когда-то очень давно его росток, как в социальной рекламе, пробился сквозь асфальт, и его решили пощадить. Всюду стояли припаркованные "Грейхаунды" с растянувшейся по широким бокам рекламой. Эли сразу же пихнул мне в руки билет, сказал:

— Автобус отъезжает через десять минут!

— Ого! А тебе правда некогда объяснять?

Леви сказал:

— Надеюсь, мы вернемся до вечера, иначе мои родители буквально сойдут с ума.

Вирсавия сказала:

— Они буквально сойдут с ума, когда увидят тебя по телику.

— И тебе самому на себя смотреть нельзя, — сказал я. — Может случиться припадок.

Это было приятное ощущение, мне даже не нужно было здороваться с чокнутыми, чтобы войти в разговор, мы словно и не расставались на ночь. Вирсавия была ярко накрашена. Она сказала:

— Я всю ночь читала, как выглядеть покруче на экране. Блин, и камера непременно добавит мне хотя бы пару кило.

Я сказал:

— Это даже хорошо.

— Так, стойте, а обязательно прямо сниматься? — спросил Рафаэль. Саул сказал:

— Ну, лучше бы да. Все-таки чем больше людей, тем более веской выглядит идея.

— Да, Гитлер тоже так считал.

— Макси, заткнись! Лучше придумай речь!

Вирсавия крепко обняла меня, и я почувствовал леденцовый запах дешевых духов из косметического отдела в супермаркете. Этот аромат удивительно ей шел.

— Я придумаю, — ответил я. — В автобусе.

Я увидел, что хот-дог у Вирсавии в руке даже не начат, и она, заметив мой взгляд, сказала:

— Хочешь?

— Ответ предусматривает шутки про латентный гомосексуализм?

Вирсавия сделала вид, что задумалась, потом засмеялась.

— Неа.

Наверное, она отчаянно пыталась его съесть, но у нее не вышло совладать с желанием быть легкой и контролирующей. Всем знакомые поражения. В этот момент я подумал, что никто нас не будет слушать. Компания чокнутых детей раскрыла мировой заговор, классно же? Это меня раззадорило, я страшно хотел быть услышанным.

Леви спросил:

— А они будут нас гримировать? У меня сто пудов аллергия на грим.

Мы двинулись к автобусу, причалившему к остановке. В последний раз я видел Дуат, когда был совсем маленьким, туда меня возила мама, и мне хотелось зайти в тот же магазин игрушек, где мы были, и проверить, такой же он большой или нет. Я был уверен, что мне понравятся софиты и камеры, понравится мир шоу-бизнеса, о котором я столько читал. Начинался, без сомнения, лучший день в моей жизни. Господь Всемогущий, восславим же созданные тобой для рабов твоих "Золофт", ток-шоу и междугородние автобусы.

Я был уверен, что голодный желтоглазый бог, несмотря на свое говорящее название, не является Богом, как, впрочем, и дьяволом. Это просто была очень голодная сущность, она как бы не имела отношения к миру, она только питалась им. Своего рода это был сверхмогущественный микроорганизм. По крайней мере, так мне казалось. Может быть, из-за встречи с подземными звездами.

Возможно, думал я, благодаря нашей поездке в Дуат какой-то другой мальчик, вроде Калева, не попадется на удочку этого существа. Это будет как спасти Калева, только хуже. Сублимация, как говорит мой психотерапевт.

В автобусе мы расселись по двое, и Леви пустил меня к окну.

— Тебе бы подумать над речью, — сказал он. — Мне помогает сидеть у окна.

— Да? Не далее как три месяца назад ты звонил мне в три часа ночи и утверждал, что тебе уже ничего не поможет.

— Я говорил про эпилепсию.

В "Грейхаунде" пахло резиной, бензином и чипсами. Я почувствовал то волнение, которое охватывает людей, редко путешествующих, мне захотелось метнуться Дуату навстречу быстрее автобуса, оказаться там сию же секунду. Саул о чем-то разговаривал с водителем, Лия и Вирсавия сели за нами, я слышал, как одна из них выдувает и лопает пузырь из жвачки.