Знамение. Трилогия (СИ) - Ильясов Тимур (читаем книги .txt) 📗
— Ты звонил диспетчеру?
— Пытался. Не сработало.
— Как не сработало! Почему мне не позвонил?
Она стояла посреди гостиной. В одной руке — полотенце. В другой — мобильный телефон.
— В лифте не ловит сотка. Ты же знаешь… Послушай! Это все не важно. Лучше скажи — новости были?
— Пока нет. Вот… я все подготовила. Смотрю и жду…
Я, стремительно переодевшись в шорты и в домашнюю растянутую футболку, сел за круглый обеденный стол на котором стоял включенным ноутбук. На экране, в трех разных окнах, в Youtube эфирах шли трансляции новостей. Крупный европейский канал. Местный республиканский. И популярный российский.
— Ты молодец. Хорошо подготовилась, — похвалил ее я, отметив, что время на часах показывало двадцать минут шестого.
Получается, что с того момента, как я выскочил из развозки и направился через двор домой, потом встретился с коллегой, столкнулся со злобной бабкой, а после застрял в лифте, прошло не больше, чем пятнадцать минут. Невероятно!!!
— Пока новостей нет. Только нашла статью, что приземление ожидается в 16 часов и 16 минут по Москве.
— … и шестнадцать секунд, — добавил я.
Супруга оставила мою реплику без внимания.
— Остался час. Я успею приготовить ужин. Будем кушать и смотреть.
С этими словами она отвернулась в сторону кухонной зоны со шкафами и раковиной, где, как я только заметил, была разложена посуда, пакеты с продуктами и связками овощей. Еще я только заметил, что в духовом шкафу, под уютным желтоватым светом, томится курица с картофелем. Мое любимое и ее коронное блюдо.
Я с удивлением взглянул на супругу. Она, казалось, как и я была взбудоражена происходящим. Но не настолько, чтобы забыть об ужине. Еще ее фраза «будем смотреть и кушать» говорила о том, что она либо не воспринимает ситуацию всерьез, принимая ее за развлечение. Или же она, осознавая значимость происходящего, не теряет хладнокровия и самообладания. В отличии от меня…
Я развернулся на стуле в ее сторону, стараясь взглянуть в ее лицо, чтобы понять что с ней происходит. Безуспешно. Она, отвернувшись, ловко орудовала кухонными принадлежностями, собирая в огромной стеклянной бадье ингредиенты для салата.
Я позвал ее по имени.
Она не отреагировала.
Я произнес ее имя еще раз.
Стук ножа, методично ударяемого о дерево разделочной доски, был мне ответом.
Кажется я понял, что с ней происходило.
Я встал со стула, подошел к ней со спины и приобнял, опасливо смотря на лезвие ножа.
Она дернула плечами и сбросила мои руки.
Я обнял ее снова, немного крепче, сковав ее движения, заставив выпустить рукоятку ножа.
Тут ее тело конвульсивно вздрогнуло и резко опустилось. Потом еще раз. А после мелко затряслось. Наконец, она повернулась ко мне, показав скомканное в гримасе боли лицо. И глаза, полные слез, словно пара лесных озер ранней весной, набухшие дождями и талыми водами.
— Не обращай внимания… — срывающимся, глухим голосом сказала она, вырываясь из моих объятий, — пусти…, я нормально… у нас будет курица с картошкой. И салат, как ты любишь. Детям варю пельмени. Сейчас сядем. Будем кушать и смотреть.
Я, не обращая внимания на ее слова, продолжал крепко обнимать ее, потом немного присел в коленях, чтобы наши лица были ровно напротив друг друга в попытке встретиться с ней взглядом. Она продолжала вырываться и избегать контакта глазами. Но стоило мне поймать ее взгляд, словно степную птицу в капкан ловкого охотника, она вдруг обмякла, повисла на моих руках, и заплакала, позволив слезам выплеснуться через ресницы и пролиться, сначала на щеки, потом ниже на подбородок, а после капая мне на плечи, оставляя расплывающиеся темные пятна на моей футболке.
— Неужели это происходит? — чуть слышно спросила она.
— Сейчас узнаем.
— Мне страшно….
— Мне тоже, — признался я, поцеловав ее в белую полоску пробора на голове, глубоко вдохнув шоколадный аромат ее волос.
Следующий час с лишним мы провели словно в неком артхаусном, полным сюрреализма, иррациональности и символизма фильме некоего безумного режиссера.
Наш стол был заставлен свежей вкусной едой. Возглавлял пиршество лоток румяных куриных ножек на облаке из долек пряного картофеля, облитых поверху лавой из расплавившегося пармезана и присыпанных щепоткой морской соли и перца. Прямиком из духовки. Пылающие жаром и ароматом. Поддержку ему оказывала огромная бадья салата из танцующих основную партию огурцов и помидоров. С подтанцовкой из мелко нарезанного зеленого лука, рукколы и кубиков солоноватой брынзы. Щедро приправленный оливковым маслом и соевым соусом. Апофеозом нашей трапезы являлась початая бутылка красного испанского вина, чудом уцелевшая в глубинах кухонных шкафов, и пара бокалов с рубиновым напитком. Детский стол был скромнее. Девочки с редким для них аппетитом поглощали источающие пар пельмени в молочном океане из свежей сметаны.
А эфир новостей показывал новости круглосуточного европейского канала, который первым показал репортаж, который мы ждали.
И тут я поймал себя на мысли, что уже ощущал эти эмоции. Дышал этим воздухом. Испытывал эти же переживания. Да. Ровно год назад. В своем сне, где впервые увидел картинки из предсказанного будущего. Воспоминания прожитых год назад впечатлений нахлынули на меня с удивительной силой. Я не помню, что я делал в своем сне. Сидел ли также с супругой за ужином, поглощая ароматную курицу с картофелем и запивая терпким красным вином? Были ли рядом дети, с аппетитом поедающие дымящиеся пельмени? Еще сами новости про приземление тогда транслировал телевизор, а не как сейчас — экран небольшого серебристого макбука, которому едва нашлось места на кухонном столе. В остальном же — все казалось таким же.
Я медленно, словно боясь вспугнуть наваждение, повернул голову в сторону стены с подвешенным к ней плоским телевизором, почти ожидая, что он вдруг чудесным образом включится и примется показывать картинку приземления космонавтов. Но поверхность его экрана оставалась черна. Телевизор не работал. И не мог работать. Мы отключили кабельное телевидение больше полугода назад и теперь он играл роль больше художественного оформления, чем работающего бытового прибора.
Я возвратил взгляд на макбук, ощутив как супруга, сидящая рядом, нащупала мою руку и принялась в сильном волнении сжимать и разжимать ее…, в то время, как около десятка людей суетились вокруг трех космонавтов в белых скафандрах. Один из космонавтов откидывается на спину и устало улыбается в камеру. Он снимает шлем, подшлемник и с наслаждением вдыхает прохладный воздух казахстанской степи. Его мокрое от пота лицо — на весь экран. Внезапно улыбка сменяется гримасой напряжения. И мужчина тяжело кашляет…
Час Икс
Он проснулся словно по хлопку. С трудом разлепил глаза. Но поспешил снова их закрыть, ослепленный ярким светом. Голова загудела так, что он чуть снова не провалился в черноту бессознания.
Некоторое время он лежал без движения, сохраняя веки плотно сомкнутыми, прислушиваясь к своему телу, пытаясь определить где он находился.
На короткое мгновение он подумал, что умер, очутившись в неком загробном мире. Но тут же отбросил подобные мысли. Слишком реальной была острая неутихающая боль в голове.
В помещении, где он находился, было тихо. Только где‑то, совсем близко, что‑то негромко жужжало и щелкало.
Он пошевелил пальцами ног. Потом попытался приподнять руку. Но не смог. Они оказались чем‑то туго связаны. Еще он почувствовал неприятное жжение на внутренних сгибах рук. Он пошевелил плечами, пытаясь избавить от этого ощущения, но от этого жжение только усилилось.
Еще ему было жарко. Очень жарко. И он был весь мокрый от собственного пота. А то, на чем он лежал, как он предположил – на матрасе с простынью, были также насквозь мокрыми.
