Иона - Герберт Джеймс (бесплатная регистрация книга txt) 📗
Руки Келсо все еще были связаны за спиной, и он попытался крикнуть сквозь кляп, что веревки врезались в тело, что они затягиваются все туже, разрезая его плоть, распиливая кости запястий. Трое не обращали внимания. Его поволокли по полу, белая пыль поднималась снежным вихрем, и каждая снежинка имела четкую и прекрасную форму.
Они приволокли его в другую часть здания, Хенсон включил свет, и конструкции вокруг словно деформировались. Балки больше не были прямыми, они изогнулись внутрь, словно стремясь достать друг дружку; и еще тревожнее — они больше не были твердыми, а словно состояли из податливого вещества, даже не мягкого, а жидкого. Келсо охватила паника, он был уверен, что здание сейчас рухнет, но трое рядом будто не понимали, что происходит. Потолок в этой части был ниже, и Келсо, увидев наверху гнилое дерево, попытался встать на колени, уверенный, что потолок медленно опускается.
— Он уже отъехал, — загудел голос.
— Еще бы, с такой дозой. Скоро еще не то будет, — вроде бы ответил голос Хенсона, но звуки стали неразборчивыми, так как каждая часть здания издавала собственные звуки, и громче всего звучали оседающие под ногами половицы. Даже пылинки словно звенели, сталкиваясь друг с другом.
— Слушай, Келли. — На лицо опустились пальцы, превратившиеся в часть его тела. Голова Хенсона качнулась к какой-то конструкции, которая сужалась в воронку, опускаясь к первому этажу. Из ее основания поднимался металлический шест и уходил в стену.
— Это измельчитель. Здесь все перемешивается в отличный порошок. — Хенсон поднял с пола белую пыль и бросил в лицо Келсо. Пылинки повисли в пространстве, как галактика ярких звезд. Келсо закрыл глаза, и звезды рассыпались вокруг.
— Вот где Тревик нашел конец! — гудел голос. — Его перемололо в пыль, Келли. На корм скоту. Не осталось ни косточки. Тебя ждет то же, если не очистишься перед нами!
— Он не слышит! Слишком далеко отъехал — он не понимает, о чем ты говоришь!
Но Келсо понимал и испугался еще больше. Во рту пересохло, горло жгло.
Его поволокли дальше, через дверь, мимо крутой бетонной лестницы, исчезавшей в темноте наверху, на твердую бетонную площадку, и остановились перед деревянным люком.
— Рабочие называют это Ямой, Келли! Она ведет к конвейерной ленте, которая подает зерно из бункеров над нами наружу! Если с лентой что-то не так, кому-нибудь приходится спускаться выяснять. Беда в том, что никто не хочет туда спускаться!
Их смех, как дубиной, ударил по его обнаженным нервам.
— Знаешь, почему, Келли? Потому что там чертовски темно, даже днем, и полно крыс! Ты видел крыс, вольготно живущих на кормовых мельницах, Келли? Они огромные, потому что хорошо питаются! И в таком месте никак не замедлить их рост! — Снова смех, но в нем был также и страх. — Ночью они составят тебе компанию. Тебе повезло, они тебя не съедят! Но могут попробовать!
Люк поднялся, и Келсо увидел черный мир в другом измерении. Он снова хотел закричать, но звук заглушался кляпом. Руки вдруг освободились, и освободивший их нож уперся в спину.
— Вниз! — приказал голос.
Келсо увидел уходящие вниз ступени и попятился, потому что они были нетвердые и он мог провалиться сквозь них.
— Вниз, Келли! Тебе повезло, что сэр Энтони хочет оставить тебе жизнь, иначе мы бы не развязали тебе руки. И у тебя не было бы никакой защиты!
Келсо вырвал изо рта кляп и начал умолять, сквозь страх его сознание фокусировалось на происходящем. Его схватили и бросили вниз.
Одной рукой он попытался ухватиться за край люка, но пальцы безжалостно отпихнула чья-то нога. Несколько футов представлялись милями, и, пролетев их, он упал на бетонный пол. Люк наверху захлопнулся, и Келсо зажал уши от этого грома. Последовал громкий скребущий звук — это к запору для дополнительного веса придвинули что-то тяжелое.
Писк рядом сообщил Келсо, что он в темноте не один.
— Выпустите меня! — закричал он, ища лестницу, которая, он знал, была где-то перед ним.
Рука схватилась за металлическую перекладину, он приблизился к ней, нащупал следующую, потом следующую. Как только Келсо встал на первую ступеньку, голова ударилась о крышку люка, и в мозгу разрядом молнии вспыхнула боль. Боль распространилась из головы по всему телу и затекла в самые отдаленные уголки. Разум говорил, что яма не так глубока, но Келсо не мог отделаться от впечатления, что находится на дне огромного котлована. Он снова потянулся вверх и, колотя о дерево, закричал, чтобы его выпустили. Вокруг слышалось какое-то копошение.
Келсо не имел представления, как долго стоял там, умоляя и пытаясь приоткрыть крышку люка, потому что время утратило значение. Это было теперь, и он был теперь, и его крики были теперь, и темнота была... Она больше не была темнотой.
Вокруг вспыхнули огни, прекрасные огни, они казались ослепительными белыми солнцами, которые затем перешли в неистовые оттенки красного, синего, пурпурного. Келсо опустился на колени и закрыл глаза, ослепленный, но спасения не было, поскольку огни были внутри головы. И он больше не боялся их, потому что они облегчили его сознание, каким-то образом освободив дух. Хотелось смотреть на них, пощупать их. Хотелось быть ими. И он был ими. Его тело начало пылать, в нервных окончаниях чувствовалось покалывание. По телу пробежали электрические токи, и управляемая этими токами какая-то часть его сознания вышла наружу, исследуя его собственное тело сначала внутри кончиков пальцев, а потом вместе с течением крови проникнув в самое сердце. Он был близок к оргазму, каждая часть тела стала источником наслаждения, его увеличившийся половой член больше не был единственным инструментом этого наслаждения. Но и это прекрасное ощущение не означало предел. Его переполнило истинное блаженство, когда все вокруг вспыхнуло голубоватым сиянием и он оказался на небе, а вокруг не было границ. Твердые серые бункеры, откуда поступало зерно, стали гигантскими зданиями, контуры которых теряли неизменные очертания, все линии изогнулись, сливаясь в единую линию, и они были полны жизнью, жизнью не материальной, а такой же, как и он сам, сам же он стал частью этого фантастического пейзажа... А потом он стал не частью, а всем вокруг.
В его глазах блестели слезы, Келсо видел все как будто сквозь многогранный бриллиант; ничто не казалось странным, ничто не было единственным. Он чувствовал близость чего-то подсознательного, чего-то такого, что вполне реально, но к чему нельзя прикоснуться. Что-то в другом измерении, которое находилось близко-близко к тому, где существовал он, и их разделяла только тонкая ткань, бесплотная субстанция. Келсо скользнул за эфирный барьер, зная, что должен разорвать ткань ногтем, чтобы пройти насквозь...
...И все начало меняться...
Чернота вдруг бросилась на него, а вместе с ней и копошащиеся в темноте твари, твари с заостренными головами и косматой шерстью. Эйфория исчезла, и снова ее заменил мучительный страх.
И стоял тот самый запах.
Не запах пыли вокруг, и не запах размолотой муки. Не запах крысиных следов, и не запах пауков и паутины.
Это был запах разложения.
Запах, столько раз преследовавший его в прошлом. И вдруг в памяти ожили те моменты. В сознании мелькали образы, куски его жизни, которые он пытался забыть, заблокировать ради сохранения рассудка. Некоторые воспоминания были ярче остальных, они вставали перед ним, словно насмехаясь, своей ясностью мучая его и заставляя кричать.
Запах усилился, и Келсо одолела рвота. Несмотря на конвульсии, выкручивавшие все его члены, заставлявшие тело то напрягаться, то расслабляться, воспоминания не останавливались.
Годы жизни проносились перед его внутренним взором, застывая на мгновение в почти осязаемой, реальной плоти на тех эпизодах и инцидентах, объяснить которые он был бессилен.
Вот он смотрит на разбившуюся Сэнди, лежащую на тротуаре...
Вот перед ним голое тело отца, перегнувшееся через край ванны; лицо старика исказилось от ужаса и боли...
