Мистер Икс - Страуб Питер (книги серии онлайн txt) 📗

Эх, теперь я уже почти готов допустить печальную вероятность: то, что я принял за Священное Писание, было лишь беллетристикой. В мои Темные Ночи Души я шептал себе: «Жизнь твоя – нелепая ошибка, и ты ничтожно мал, ты много меньше, чем ты думаешь».

Отягощенные страданием мысли оскверняют мой сон. Я вхожу в убогую комнату, где за письменным столом сидит с головой ушедший в работу мужчина. Изможденное лицо со впалыми щеками и дешевый костюм, знакомые по дюжине фотографий, выдают облик Мастера из Провиденса, и я иду к Нему. Наконец я стою перед Ним. И спрашиваю: «Кто я?» Он улыбается своим мыслям, а перо скользит по бумаге. Он не увидел или не услышал меня – меня здесь нет, я не существую.

Лишь несколько дней тому назад самоуверенная воля отправила меня, в предвкушении удовольствия, кружить по ночным улицам. Великий Замысел стремился к завершению, и презренному отродью Стар предстояло встретить мучительную смерть. Вот… Вот это, пожалуй, единственное, что способно выгнать меня из логова. Мне кажется, я ошибся. Мне кажется, я ошибался с самого начала.

Если Вы не существуете – если не Старшие Боги отправили меня на землю, чтобы подготовить ее уничтожение, – что я здесь делаю, зачем я здесь? Кто был моим настоящим отцом?

27

Слабый серовато-белый свет лился из окна, и в нем очертания стула и комода выглядели двухмерными. Руки, вытянутые на простыне, тоже показались мне двухмерными. На неясно видном циферблате двухмерных наручных часов я умудрился разглядеть, что было чуть больше половины шестого.

Спать уже не хотелось, и я почистил зубы, умылся, побрился, не переставая убеждать себя в том, что деньги в моем кармане – не более чем часть ночного кошмара. Кошмара, обладавшего все той же фантастической особенностью: он был реальным и нереальным одновременно, этакий полусон-полуявь. Более того, я знал наверняка, что не выигрывал тех денег – следовательно, мне приснилось, что я обнаружил их у себя. Я вытер лицо и открыл платяной шкаф.

Блейзер висел ровно, явно не отягощенный призрачной взяткой. Я проверил боковые карманы и нашел только визитку Эшли Эштон. Мужское тщеславие предположило, что она незаметно опустила визитку мне в карман. Для пущей убедительности я проверил и внутренние карманы.

«Ну, убедился? – сказал я себе. – Ты с самого начала знал это».

Когда я вытянул из сумки джинсы, взгляд мой упал на лежавший под кроватью рюкзак. Сердце екнуло. Я натянул носки и вновь опустил на него глаза, словно привлеченный некой зловещей, едва уловимой особенностью моего старого спутника. Я надел трусы, натянул через голову Рубашку с короткими рукавами, просунул ноги в джинсы, рывком достал рюкзак и плюхнул его на кровать. Память о сне избирательно указала на один из застегнутых пряжками наружных карманов. Я расстегнул пряжку, поднял клапан и потянул замочек молнии, бегущий по верху кармана. Запустив руку внутрь, я коснулся предмета, на ощупь напоминающего банкноты. Рука моя вытянула на свет жирную пачку долларов.

Пятьсот восемьдесят пять. Две слипшиеся от пива пятерки.

Я затолкал деньги обратно в карман, застегнул молнию и сунул рюкзак под кровать.

28

Фиолетовая рубашка излишне свободно свисала с плеч Кларка, и бирюзовый браслет болтался у него на запястье. Сейчас он напоминал музыканта – игрока на конгах, ожидающего вызова на сцену, однако единственное, чего Кларк сейчас ожидал, – это завтрака. Я поставил кофе и начал исследовать полки буфета.

– Зерновая смесь – там, в нижнем ящике, в конце. Чашки перед тобой, справа. Мне хлопья «Брэн бадз» и «Грейп натс» [22], пятьдесят на пятьдесят, с ложкой меда и немного молока. А тебе рановато переходить на «Брэн бадз», молод еще…

Кларк проследил за тем, как зерна, отбив крупную дробь, заполнили половину чашки, и удовлетворенно кивнул.

– Не переборщи с медом, и молока долей ровно столько, чтоб я мог хорошенько перемешать. И за кофе приглядывай.

Я залил все молоком и поставил чашку на стол. Кларк добавил три ложечки сахару. Когда я подсел к нему за стол, он быстро глянул на меня – глаза его были цвета пожелтевших рояльных клавиш слоновой кости.

– Видать, после той ночи, когда ты провернул свое дело, плохо тебе спалось, а? Люди говорят, это признак нечистой совести.

– Простите, если я вас разбудил.

Он доел все и доскреб ложкой остатки со дна.

– И о чем был твой дурной сон?

– Попал под грозу.

– Говорят, ливень – это к неожиданным деньгам.

– А что говорят, если во сне чуть не убило молнией?

– Это к перемене судьбы. Может, куча денег свалится. Раскрой зонтик, переверни его и держись подальше от мистера Тоби Крафта. Деньжата у него, кстати, водятся.

Я с тревогой вспомнил пачку денег в моем рюкзаке.

– Ливень, говоришь… – Кларк помедлил. – Вспоминается мне в этой связи кое-что забавное. Давно дело было. Река, затопила город. Сносила и подхватывала все, что можно. Машины. Скот. Взрослых людей. Утопленников потом вылавливали – синих. Трупы распухают от газов, их тащит течением. И лапы у них – как бейсбольные рукавицы. Я всю жизнь прожил у Миссисипи. Многие любят реки, однако умные люди доверяют только речкам не шире тех, что можно перепрыгнуть.

Я сказал ему, что до вчерашнего дня, когда увидел реку из окна больницы Святой Анны, я не помнил о том, что Эджертон строился вдоль берега Миссисипи. Хмуро усмехнувшись, Кларк вновь оживился.

– Ты не помнишь реку?

– Не помнил – до вчерашнего дня.

– Самая лучшая река – та, что позволяет не вспоминать о себе. В давние времена нам без реки было никак, и история говорит, что такие города, как наш, строились только на реках (и благодаря им). Город на реке – это место особенное.

– Чем же?

– Город на реке – город нестандартный, – ответил Кларк. – Шулеры и мошенники появляются здесь раньше, чем проповедники, и много воды утечет, прежде чем кто-то из них вдруг станет добропорядочным гражданином. Здесь совсем другой склад ума, понимаешь?

То, о чем он рассказывал, больше подходило для Берега Слоновой Кости, чем для Южного Иллинойса. Тем не менее я согласно кивнул.

– Здесь ты можешь спокойно прожить и двадцать лет без наводнений. А когда оно вдруг приходит, после него приходится все отстраивать заново. Реке без города никак, и городу без нее – тоже. А месяц-два спустя даже вонь исчезает.

– Вонь?

Вновь хмуро усмехнувшись, Кларк несколько мгновений не сводил с меня глаз.

– Я долго размышлял над вопросом, отчего река пахнет свежестью и чистотой, когда спокойно бежит вдоль берегов, а после наводнений оставляет такое зловоние. Думаю, дело в том, что наводнение выворачивает реку наизнанку, и дно с поверхностью меняются местами. Когда большая вода уходит, куда ни глянь – всюду речное дно. Нет, это не та грязь, что остается после дождя и потом высыхает сама собой. Дно – это то, что всегда скрыто от глаз. Дно – это уродливая сторона природы, где все вывернуто наизнанку, где все неправильно. Оно Тайт в себе много смерти, а смерть несет в себе мощный заряд вони. Смерть – живое дело, если вдуматься.

– Наверное, тяжело потом все отчищать…

– Эта дрянь прилипчива. По-моему, Эджертон перестраивали три раза между тысяча восемьсот семидесятым и началом столетия. Каждый раз, когда его отстраивали заново, он разрастался. Появились цирк и ярмарочная площадь, в каждом квартале можно было найти пару-другую салунов и казино. Однако склад ума-то оставался прежним, понимаешь, о чем я?

– «Открытый порок» [23].

– Ну, да… С его банками, бизнесом, аристократией, светскими дамами и проститутками. – Кларк вновь бросил на меня насмешливый взгляд, в котором мне почудилась гордость. – Именно в те времена в Эджертон приехали твои родственники. Знаменитые братья Данстэны, Омар и Сильвэйн. Тысяча восемьсот семьдесят четвертый год.