Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗
Батя мечтал, чтобы я носил серый костюм. Мол, цвет обалденный. Я не любитель, но… огнеупорный — в самый раз.
У меня не осталось друзей — теперь будут жертвы.
Я убью их.
Всех до последнего.
Белый кафель. Запах хлорки. Шарканье и шепот. Лица. Много-много чужих лиц.
По пути в больницу футболист признался, что на батю упал трельяж. А матушка была в кухне, и Воробей ее запер.
— Мы наткнулись на Zahnrad, — объяснял спасатель, водя пальцем по стеклу. За окном мелькали куцые поля. — Ты пойми, брат, мы ни за что не убили бы дом, пока не нашли бы твоих родаков. Но когда я взял часы, эта сволочь приперла меня к стене шкафом. Илюху и Валика вообще оглушила. Пришлось действовать.
— Кто вам позвонил?
— Коллега наша. Она с нами работает, помогает дома проверять.
Троица высадила меня на пороге больницы, а сама умчалась охмурять красоток, наслаждаться матчем и купаться в море.
И вот я здесь. Подпираю лопатками спинку плюющегося поролоном стула.
Меня окликает врач — высокий мужчина с абсолютно равнодушными глазами. Привык, видать, приносить плохие вести.
— Прооперировали, — сообщает он. — Состояние тяжелое. Нужно пересаживать кожу, ожоги четвертой степени.
А потом называет сумму.
Я пытаюсь сравнить ее со стипендией. Нет, глупо… Мне придется ломать тикающие сердца, хотя бы ради того, чтобы накопить денег на операцию.
Я проскальзываю к матушке — всего на минуту. Она спит. В коконе из бинтов, с иголками, торчащими из вены. Что ей снится? Надеюсь, не Воробей.
Прости, мам. Я не пил пилюли. Их глотал унитаз.
Прости, мам. Батя видел.
А теперь бати нет.
За это — тоже прости.
Больница ютится на окраине города. Я покидаю ее поздней ночью и тащусь домой — к остывшей овсянке. К ненавистным паукам.
Полгода назад предки сказали, что я повзрослел. Нифига. Я должен был — черт возьми, должен был! — спросить у потолка, как дела, окончательно сбрендить, чтобы они не уехали. Дом бы умер в одиночестве.
Что с тобой не так? А, Воробей?
Мое «не так» растворилось в городе и сейчас восстанавливается по крупицам из пыли, брусчатки и горбатых фонарей.
На похороны съезжается весь поселок. Люди молчат, но знают, из-за кого воздух пропитан гарью. Они боятся, что, если раскроют рот, их дом заразится безумием. Но на самом деле сумасшествие рождается в тишине.
Я перевожусь на заочное отделение и каждый день звоню по номеру, который дал Пашка. Раз. Два. Десять. Еще немного — и трубка сама завизжит, как попугай, мерзкое «вакансий нет». Убивать дома — единственное, что я умею, а меня посылают.
Я бегаю по вечерам — чтобы забыть о сегодняшнем звонке и настроиться на завтрашний. Свежий воздух хорошо проветривает мозги. Отрезвляет.
В перерывах мне трезвонит матушкин доктор. «Когда заплатите?» Очередная фраза для попугая.
— Захар Валерьевич, — причитает он, — у нас мало времени.
Я швыряю трубку в стену и ерошу волосы. Ноги не держат, я оседаю на протоптанный линолеум.
Решайся, слюнтяй.
Повторив заготовленную речь, я подползаю к телефону и прислоняю трубку к уху. Слава небесам, гудит. Пальцы тарабанят по кнопкам.
— Алло. — Я коверкаю голос и накручиваю провод на запястье.
— Добрый вечер.
Это он. Тот, кто привык выносить приговор.
— Я по поводу Zahnrad.
Дыши, дыши, дыши. Расслабь кулаки. Не калечь телефон. Прикинься жертвой.
— Wer ist das?
— Я… Я спешил на работу, но замок заел. Через окно тоже не выбраться — шкаф упал прямо перед моим носом! И люстра. Он запер меня.
Я диктую адрес.
— Ждите спасателей.
— И еще кое-что… — с замиранием сердца продолжаю я. — На обоях выступила надпись.
— Какая?
— Тора.
— Тора?
Я до крови закусываю губу. Это же так легко — блефовать. Почему я трясусь, как школьник с сигаретой на заднем дворе?
— Возможно, он кого-то зовет? Как думаете?
— Возможно, — чеканит герр Шульц. — Спасатели выезжают. Auf wieder sehen.
Связь разрезают гудки. Я пялюсь на себя в зеркало. Красные пятна расплылись по щекам и шее… Это герр Шульц наследил. Распознал мое вранье и вывел его алыми островками.
Я спотыкаясь и тащусь в спальню. Матушку прооперируют, когда я добуду деньги. Я правильно сделал. Правильно.
Пусть меня примут за идиота — Тора все поймет. Она обязательно поможет. Хлопушка добрая, даже если у ее доброты сели батарейки.
Я приземляюсь на подоконник и не свожу взгляда с настенных часов. Им повезло — они не сойдут с ума. Потому что мертвые.
Я успеваю окаменеть, слиться со шторой, превратиться в дополнительный стежок на вышитой гардине, прежде чем появляются они. Колотят по двери, выбивают ее.
Придется постараться и починить замок до приезда хозяйки. Иначе я получу в голову не от дома, а от вполне живого человека.
Вдох-выдох.
Если Тора с ними, у меня есть шанс. Если нет — тоже. По крайней мере, на столовку и рубаху с чересчур длинными рукавами.
Пол вздрагивает, я — с ним за компанию. Жаль, что он немой. Или… Жаль, что я давным-давно оглох.
Хруст. Шаги. Голоса. Они внутри. До них сейчас дойдет, что Zahnrad в доме нет.
Кто-то гремит тарелками в кухне, а кто-то крадется ко мне в спальню. Я массирую виски и мысленно твержу, для чего затеял этот маскарад. Не получится сегодня — не получится никогда.
— Здесь чисто! Клиента нет, имени твоего не нашел. Обыщи спальню или что там… — Возня и лязганье. — А я шкафами займусь.
И снова шаги. На этот раз я знаю, чьи они. Виктория.
Спаси меня, Хлопушка.
Дверь распахивается. Я подскакиваю и улыбаюсь на все тридцать два. Кретин.
На пороге застывает Тора. Волосы собраны в хвост. Серая форма висит на ней. Хлопушка тонет в складках грубой ткани и вот-вот исчезнет бесследно. Наверное, в этой конторе не шьют мини-костюмы. Какой была Тора, когда Ворон еще тикал? Бледной? Нет. Губы плотно не сжимала. Шрам не рассекал левую бровь. Она была воздушной.
Чужая Хлопушка. Надкусанная сладкая вата.
Тора запирается, но не спешит ко мне.
— Я сразу поняла, что это ты. И все равно поехала. Идиотка.
— Я тебя ждал.
— Твой дом… Я в курсе, что произошло. Как ты?
— Лучше не спрашивай.
Тора опускается на кровать и закрывает лицо ладонями.
— Что же ты натворил…
Я подаюсь к ней и зарываюсь пальцами в ее волосы. Мягкие-мягкие, как раньше.
— Что же ты натворил, Захар? — повторяет Тора.
— А ты?
— Я защищаю людей! Почему ты постоянно упираешься? — Она подрывается и заламывает руки. — Они догадаются. Они заберут тебя к нам.
— Отлично. Давно мечтал разобраться во всей этой жести.
— Нет! — Ее бледное личико багровеет. — Там… Там не место для таких, как ты.
— Для каких?
— Для таких нерешительных, — выдавливает Тора, но это явно не то, что она хотела сказать.
Слабак?
Слюнтяй?
Кирпич?
— Чайник с накипью, да? — фыркаю я и запрокидываю голову. Мертвый потолок ослепляет меня белоснежной штукатуркой.
Не-е-е-т. Я нерешительный, только и всего.
— Прости. — Тора упирается щекой в мое плечо. — Прости, Захар… Я глупость сморозила, слышишь? Глупость.
— Я буду с вами. Против ты или нет, — шиплю я, схватив ее за запястье.
Тора высвобождается и трет кисть, точно от моего прикосновения у нее тут же раздулись волдыри.
— Хорошо. Но для начала ты пройдешь экзамен. Я буду ждать тебя завтра в офисном здании Zahnrad. Это через пять кварталов отсюда.
Она выныривает из спальни и зовет коллег. Ее окружает кучка спасателей.
— Ошибка. Ложный вызов. Паранойя у парня. Недавно отца потерял из-за Zahnrad. Никак не придет в себя.
Не оглядываясь ко мне, Тора сжимает кулаки, зыркает на коллег, и под ее напором их подозрение ослабевает. Я для них снова обычный человек.
Нормальный.
Не слышащий ни черта, кроме болтовни людей и телека.
