Второпях во тьму (СИ) - Нэвилл Адам (е книги txt) 📗
Я обхожу толпу сбоку и двигаюсь вдоль края платформы, в надежде разглядеть щель между телами, сквозь которую я смогу подобраться к открытой двери вагона. Но я не могу приблизиться к поезду, потому что каждая открытая дверь окружена полукругом неподвижных людей, ищущих возможность самим сесть в вагон. Никто, кажется, не выходит, и места для посадки больше нет. Пассажиры в поезде стоят у открытых дверей и молчат. Никто не смотрит никому в глаза.
"Уважаемые пассажиры, не оставляйте свои вещи без присмотра."
Объявление повторяется дважды, после чего я теряю терпение и спрашиваю ближайшего ко мне мужчину:
- Что происходит?
Но потом вижу кусочек белого провода, тянущийся из его уха и исчезающий под пальто. "Айпод". Его пальто знавало лучшие времена, и я гадаю, почему он не стряхивает перхоть с плеч.
"Из-за падения человека под поезд движение по Джубили Лайн остановлено в обоих направлениях."
Возможно, это сказалось и на Бейкерлу Лайн. Я знаю, какой страшный импульс распространяет здесь любой сбой.
Повернувшись, я ловлю на себе взгляд молодой женщины. Вскидываю вверх брови и качаю головой - знакомый признак опаздывающего пассажира лондонской "подземки". Но ее лицо остается непроницаемым. Кожа у нее в плохом состоянии, и мне кажется неприличным пялиться на нее слишком долго. В любом случае разговаривать она не в настроении. Просто хочет ехать своей дорогой. И стоит неподвижно, вместе со всеми остальными, молча желая, чтобы поезда на Бейкерлу Лайн снова пришли в движение.
Я поднимаю глаза на цифровой дисплей, в надежде, что тот поделится со мной информацией. На нем горит надпись; "КУРЕНИЕ НА ВСЕЙ ТЕРРИТОРИИ СТАНЦИИ ЗАПРЕЩЕНО". Затем она меняется на сообщение, что следующий поезд до станции Элефант энд Касл прибудет через семь минут.
О, с меня довольно. Я не могу стоять здесь часами и смотреть на неподвижный поезд. Этот должен уехать, а когда прибудет следующий, все, кто уже собрался у края платформы, сядут первыми. У меня не будет ни единого шанса.
Я проталкиваюсь и протискиваюсь обратно сквозь безмолвную, неподвижно стоящую на платформе толпу и возвращаюсь в туннель, чтобы оценить прогресс на Виктория Лайн. Возможно, давка уже рассосалась.
В темном соединительном туннеле передо мной очень медленно, вровень друг с другом движутся три неясные фигуры, так что никто не может их обойти. Наверняка, туристы. Никакого этикета. Бродят в час пик, не понимая, куда идут. В счастливом неведении о потребностях тех, кто действительно работает в городе. Идите по левую сторону, черт возьми, друг за другом. Вся система рухнет, если мы все будем так себя вести.
Приподнявшись на носки, я пытаюсь обойти их. Но теряю равновесие, зацепившись за каблуки фигуры слева. Должно быть, она немощная или пожилая, потому что от малейшего прикосновения моего носка к ее каблуку она валится вперед, вскинув руки над сгорбленным телом, будто пытается удержаться на льду.
Я причинил ей боль? Ей? Это женщина, чьи тонкие ноги обуты в белые спортивные туфли? Кажется, на ней еще юбка. Трудно понять. Двое других останавливаются и поворачивают головы в сторону, наблюдая, как их спутница шатается, словно ребенок, делающий первые шажки. Они ничего не говорят.
- Извините, пожалуйста, - говорю я. Но две стоящие прямо фигуры не реагируют, лишь поворачивают головы. Только из-за темноты я не уверен, в мою ли сторону. Я чувствую в силуэтах их голов враждебность, или пренебрежение. Возможно, возмущение от того, что их толкнули.
Неужели я невнимателен, или излишне агрессивен? Я задумываюсь над своим поведением. Но затем все они начинают кружить на месте, словно мое вмешательство или смена направления дезориентировали их. Один из них смотрит на потолок, будто пытаясь вспомнить какое-то давнее событие из своей жизни, и вздыхает. Меленными и преднамеренными движениями, они, кажется, все дальше расходятся друг от друга, продолжая при этом преграждать проход. Я протягиваю руку, чтобы помочь фигуре, которую толкнул.
- Извините, - повторяю я.
Но быстро убираю руку, когда мои пальцы обхватывают в тонком рукаве блузки что-то твердое, но не толще флейты. И хотя туннель освещен лишь рассеянным светом, идущим с платформы Бейкерлу Лайн, я уверен, что фигура, которую я коснулся, согнулась пополам и пытается укусить меня за руку. Я слышу, как что-то клацает, словно два игральных кубика в деревянной коробке. И делаю шаг назад.
Все трое поворачиваются и смотрят сейчас на меня.
- Вы ходите шеренгой в час пик. Господи.
Я проталкиваюсь сквозь них и иду дальше. У меня за спиной раздается стон, шорох одежды, а затем шлепок, как от ладони по керамической поверхности. Там, позади, кто-то тоже стонет. Достигнув конца туннеля, я поворачиваюсь и смотрю назад, во тьму, откуда я пришел. На фоне полукруга белого света в дальнем конце туннеля я вижу лишь одну из фигур, стоящую теперь прямо, с растрепанной, как у давно нестриженного старика, головой.
Я прохожу мимо приземистой женщины с большим чемоданом на колесиках. Тот по-прежнему стоит на первой ступеньке, и она просто смотрит на него.
Да, дерьмо случается. Зачем волочь сюда что-то таких размеров? Я должен надрываться и тащить его вверх по лестнице? Эти чемоданы всегда такие тяжелые, будто в них носят якорь или наковальню. Может, ты и в отпуске, но кому-то из нас нужно на работу, дорогуша.
Толпа жаждущих попасть на Виктория Лайн южного направления не двигается, как и тогда, когда я проходил мимо них несколько минут назад. Они все еще жмутся друг к другу, опустив головы. Клин из людских тел тянется от одного края лестницы до другого. С той единственной разницей, что теперь они сжались еще плотнее, и чувство нервного нетерпения возросло до такой степени, что скоро кто-то начнет толкаться. Волосы у всех, стоящих сзади, выглядят так, будто им требуется хорошее мытье и расческа.
Возможно, мне нужно было вернуться на платформу Бейкерлу Лайн восточного направления и пройти в самый дальний ее конец. Почему я не подумал об этом раньше? В дальнем конце платформы я смогу перейти на Виктория Лайн южного направления, а затем выйти на противоположном конце этой платформы.
Я разворачиваюсь и вновь вхожу в темный туннель. К счастью, трех старых фигур, с которыми я столкнулся, нигде не видно. Хотя они все равно не узнали бы меня в темноте, если бы я проходил мимо. Но в середине туннеля я слышу возле самого пола голоса. Бормотание. Я сморю вниз и в тусклом свете вижу намек на группу тел, сбившихся в кучу и медленно двигающихся. Они жмутся к стене, стоя на четвереньках, и шарят вокруг, словно уронили что-то.
На Бейкерлу Лайн тоже ничего не изменилось. Толпа пассажиров, стоящих у открытых дверей неподвижного поезда, не сдвинулась с места. А те в задней части платформы, кого я задел, проходя мимо, лишь бормочут, пошатываясь. Я вижу все те же равнодушные лица, глядящие из открытых дверей вагонов. Высокомерно, будто они являются членами высшего социального класса, потому что они находятся в поезде. Тогда как те, что на платформе, могут лишь смотреть на них завистливыми глазами. Никто в поезде не шевелился. Они совершенно неподвижны, но все-же в них есть что-то выжидательное, как у манекенов. Растрепанные пародии на людей в рабочей одежде, стоящие под пыльными желтыми лампами склада.
Все скамьи в задней части платформы заняты теми, кто устал стоять. Некоторые прислонились к соседям, рты раскрыты, глаза пустые. Вскоре я уже перешагиваю через тех, кто, не найдя места на сиденьях, сел прямо на грязный плиточный пол. Мужчины в костюмах "двойках" сидят, вытянув ноги. Из-под брюк торчат носки, шнурки развязаны. У них очень тонкие лодыжки. Белые пальцы сжимают потертые портфели.
