Противостояние - Кинг Стивен (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗
– Он принимает это близко к сердцу, да? – спросила она Судью Ферриса.
– Ларри – человек, который сравнительно поздно нашел себя в жизни. – Судья откашлялся. – По крайней мере таким я его воспринимаю. Людям, которые не сразу находят себя, свойственна некоторая неуверенность. Они обладают всеми качествами, которые, как скажет нам любой учебник по гражданскому праву, должны быть у добропорядочного гражданина: он отстаивает свои убеждения, но не до фанатизма, учитывает факты, относящиеся к той или иной ситуации, но никогда не пытается их исказить, на властной позиции чувствует себя не в своей тарелке, но крайне редко уходит от ответственности, если она возлагается на него… или даже ему навязывается. В демократическом обществе такие люди становятся лучшими лидерами, поскольку крайне мала вероятность того, что они влюбятся во власть. Скорее наоборот. А когда что-то идет не так… например, умирает миссис Воллман… Мог ли это быть диабет? – прервал сам себя Судья. – Я думаю, да. Синюшная кожа, быстро наступившая кома… возможно, возможно. Но если так, где был ее инсулин? Может, она позволила себе умереть? Может, это было самоубийство?
Судья вдруг замолчал, задумавшись, сцепив руки под подбородком, напоминая погруженную в размышления черную хищную птицу.
– Вы хотели сказать, что происходит, если что-то идет не так, – мягко напомнила Люси.
– Если что-то идет не так – Салли Воллман умирает от диабета, или внутреннего кровотечения, или чего-то еще, – такой человек, как Ларри, начинает винить себя. Люди, которых учебники по гражданскому праву превращают в идолов, редко умирают своей смертью. Мелвин Первис, лучший агент ФБР тридцатых годов, застрелился из табельного пистолета в тысяча девятьсот пятьдесят девятом году. Когда убили Линкольна, он уже был преждевременно состарившимся человеком на грани нервного срыва. Мы привыкли наблюдать по национальному телевидению, как президенты увядают на наших глазах, из месяца в месяц, от недели к неделе… за исключением, разумеется, Никсона, который расцветал от власти, как вампиры расцветают от крови, и Рейгана, который оказался слишком глупым, чтобы стареть. Наверное, таким же был и Джеральд Форд.
– Я думаю, есть что-то еще… – В голосе Люси слышалась грусть.
Судья вопросительно посмотрел на нее.
– Как там сказано? Я ворочаюсь досыта до самого рассвета?
Судья кивнул.
– Убедительное описание влюбленного мужчины, верно?
Он смотрел на нее, удивленный ее осведомленностью. Люси пожала плечами, скривила губы в улыбке.
– Женщины знают. Женщины практически всегда знают.
Прежде чем он успел ответить, она ушла к шоссе, где рассчитывала найти Ларри, думающего о Надин Кросс.
– Ларри!..
– Я здесь, – откликнулся он. – Чего не спишь?
– Замерзла, – ответила она. Он сидел на валуне у дороги, скрестив ноги, словно медитировал. – Для меня местечко найдется?
– Конечно. – Он подвинулся. Валун еще хранил тепло, накопленное за ушедший день. Она села. Он обнял ее. По прикидкам Люси, этим вечером они разбили лагерь примерно в пятидесяти милях восточнее Боулдера. И если бы выехали в девять утра, то к ленчу могли прибыть в Свободную зону Боулдера.
Так называл это место мужчина из радио: Свободная зона Боулдера. Мужчину звали Ральф Брентнер, и он говорил (с некоторым смущением), что «Свободная зона Боулдера» – это, скорее, радиопозывной, но Люси эти слова нравились, нравилось их звучание. Оно было правильным. Как начало новой жизни. А Надин Кросс приняла это название почти что с религиозным рвением, словно талисман.
Через три дня после того, как Ларри, Надин, Джо и Люси приехали в Стовингтон и нашли заброшенный Противоэпидемический центр, Надин предложила раздобыть си-би-радио и начать прослушивать все сорок каналов. Ларри обеими руками ухватился за эту идею – как, собственно, и за все идеи, высказываемые Надин, думала Люси. Она совершенно не понимала Надин Кросс. Ларри влюбился в нее, это не вызывало сомнений. Но Надин не желала иметь с ним ничего общего, вне рамок повседневного общения.
В любом случае си-би-радио оказалось хорошей идеей, пусть и родилась она в голове лишенной эмоций – по отношению ко всем за исключением Джо – женщины. Это был самый простой способ найти другие группы и договориться о встрече, пояснила Надин.
Ее слова привели к несколько странной дискуссии в их группе, которая к тому времени увеличилась до шестерых человек за счет Марка Зеллмана, сварщика из штата Нью-Йорк, и Лори Констэбл, двадцатишестилетней медсестры. А дискуссия вновь привела к нервному спору насчет снов.
Лори первой выразила сомнения в том, что они точно знают, куда едут. Они следовали за изобретательным Гарольдом Лаудером и его компанией в Небраску. Разумеется, следовали, и не без причины: отрицать могущество снов было невозможно.
От всех этих разговоров Надин впала в истерику. Ей не снилось никаких снов, повторяю, никаких чертовых снов. Если другие хотели продолжать упражняться в самогипнозе перед остальными – пожалуйста. Пока оставалась хоть какая-то рациональная основа для поездки в Небраску, вроде надписи в стовингтонском центре, она соглашалась туда ехать. Но хотела, чтобы все понимали: она едет туда не из-за всей этой метафизической чуши. С их позволения, она ставила на радио, а не на видения.
Марк взглянул на напряженное лицо Надин и добродушно улыбнулся ей.
– Если тебе не снятся сны, почему же прошлой ночью ты разбудила меня, разговаривая во сне?
Надин побелела как полотно.
– Ты называешь меня лгуньей? – чуть ли не прокричала она. – Потому что если так, одному из нас лучше немедленно уйти!
Джо прижался к ней, заскулив.
Ларри сгладил конфликт, переведя разговор на тему радио. И в последнюю неделю они принимали сигнал, только не из Небраски (откуда они собрались уезжать, еще не добравшись туда, – об этом им говорили сны, которые таяли, становясь не столь яркими и настойчивыми), а из Боулдера, штат Колорадо, расположенного в шестистах милях к западу. Его источником служил мощный передатчик Ральфа.
Люси до сих пор помнила радостные, чего там, восторженные лица остальных, когда сквозь статические помехи до них долетел чуть гнусавый, с оклахомским выговором, голос Ральфа: «Это Ральф Брентнер, Свободная зона Боулдера. Если вы меня слышите, ответьте по каналу четырнадцать. Повторяю, по каналу четырнадцать».
Они слышали Ральфа, но не располагали достаточно мощным передатчиком, чтобы дать о себе знать. Однако подъезжали все ближе и после того первого сообщения выяснили, что старая женщина, Абагейл Фримантл (хотя Люси всегда думала о ней как о матушке Абагейл), и ее группа прибыли в Боулдер первыми. С тех пор приходили и другие люди, по двое, по трое, а то и большими группами, до тридцати человек. К тому дню, когда они впервые услышали Брентнера, в Боулдере собралось уже порядка двухсот человек, а в тот вечер, когда связь стала двухсторонней – теперь-то мощности передатчика хватало за глаза, – более трехсот пятидесяти. С их группой общая численность могла дойти до четырехсот.
– О чем задумался? – спросила Люси у Ларри, положив руку ему на плечо.
– Я думал об этих часах и смерти капитализма. – Он кивнул на ее «Пульсар». – Казалось, что капитализм – основа основ, а зиждился он на мечте о красно-бело-синем «кадиллаке» и часах «Пульсар». Теперь у нас истинная демократия. Любая женщина Америки может иметь и электронные часы «Пульсар», и шубу из голубой норки. – Он рассмеялся.
– Возможно, – кивнула она. – Но вот что я скажу тебе, Ларри. Я мало что смыслю в капитализме, однако кое-что знаю об этих часах за тысячу долларов. Проку от них – чуть.
– Чуть? – Он удивленно посмотрел на нее, потом улыбнулся. Едва заметно, зато искренне. Люси порадовала эта улыбка, потому что предназначалась она ей. – Почему?
– Потому что никто не знает, который нынче час, – весело ответила Люси. – Четыре или пять дней тому назад я спросила мистера Джексона, и Марка, и тебя – по очереди. Все вы назвали мне разное время и сказали, что у каждого часы хоть раз да останавливались… помнишь то место, где поддерживали точное время? Я читала об этом в каком-то журнале, пока ждала приема у врача. Это нечто. Они знали время с точностью до микромикросекунд. У них были и маятники, и солнечные часы, и еще много всякого. Теперь я иногда думаю о том месте, и меня это бесит. Все часы там, должно быть, остановились, а мой «Пульсар» за тысячу долларов из ювелирного магазина не может показывать время с точностью до секунды, хотя должен. Из-за гриппа. Чертова гриппа.
