Столкновение миров - Кинг Стивен (читать книги полные TXT) 📗

В волосах было полно песку.

— О мамочка, мама, — произнес он и просунул руки под нее. Он все еще не видел ее лица. Через тонкую ткань ночной рубашки, тело было горячим, как раскаленная печь. Все тело было настолько истощенным, что на костях почти не осталось мяса. За безумную секунду остановившегося времени она превратилась в грязного ребенка, брошенного на произвол судьбы. Неожиданные, непрошенные слезы навернулись ему на глаза. Он поднял ее, было похоже, что он поднял пустой сверток одежды. Джек застонал. Руки Лили беспомощно свесились вниз.

(Ричард)

Ричард чувствовал себя не так плохо, как она, даже когда Ричард напоминал страуса, выбираясь из груды песка, его тоже тогда била лихорадка. Но Джек с ужасом понял, что в Ричарде было больше жизни, больше жизненной субстанции, чем теперь располагала его мать. Она все называла его имя.

(и Ричард почти умирал)

Она произнесла его имя. Джек зацепился за это.

Она добралась до окна. Она шептала его имя. Это было невозможно, немыслимо представить, что она умрет. Одна рука мелькала перед ним… обручальное кольцо соскользнуло с пальца. Он безудержно, бессознательно рыдал.

— Все хорошо, мама, — говорил он, — все хорошо, теперь все хорошо, хорошо, хорошо.

Тело в его руках завибрировало, как бы выражая согласие.

Он осторожно положил ее на кровать, и она, не приминая простыни, перекатилась на сторону. Джек поставил колено на постель и нагнулся к ней.

Однажды, в самом начале своего путешествия, в постыдный для себя момент, он увидел свою мать старухой, изжившей себя женщиной в чайном магазине. Как только он узнал ее, видение исчезло, и Лили Кавано снова заняла свое место в иерархии ценностей. Потому что настоящая Лили Кавано была вне времени и возраста. Она была вечной блондинкой с посылающей всех к черту улыбкой на лице. Это была Лили Кавано, чья фотография на афишном щите заставляла сердце ее сына забиться быстрее, придала ему мужества.

Женщина, лежащая на кровати, лишь отдаленно напоминала актрису, улыбающуюся с плаката. Слезы моментально ослепили Джека.

— О нет, нет, нет, — произнес он и провел пальцем по пожелтевшей коже лица.

У нее не было сил даже приподнять руку. Он взял ее худенькую, иссушенную ручонку в свою ладонь.

— Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо… — Он не мог себе позволить даже произнести эти слова.

А потом понял, каких усилий стоило этой измученной женщине ждать его. Она ждала только его. Его мать знала, что он возвращается. Она верила, что он вернется и каким-то образом, связанным с Талисманом, она знала момент его возвращения.

— Я здесь, мама, — прошептал он. Капелька влаги капнула с кончика носа. Бесцеремонно он высморкался в воротник рубашки.

Он почувствовал, что все его тело дрожит.

— Я вернул Талисман и принес его, — сказал он.

Осторожно он опустил ее иссушенную руку на покрывало.

Рядом со стулом, на полу, там, куда он положил его (с великой осторожностью), продолжал светиться Талисман. Но свет его был слабым, рассеянным, пыльным. Он лечил Ричарда, просто катая шар вдоль тела друга; то же самое он проделал со Спиди. Но нужно что-то еще. Он знал это, но не знал «что» именно… пока не понял это окончательно и не захотел поверить в это.

Он просто не мог разбить Талисман, даже ради спасения жизни его матери. Это он знал наверняка.

Теперь внутренность Талисмана наполнилась клубящимся белым дымком. Пульсация света ускорялась, пока не превратилась в светящийся поток. Джек положил на него руки, и Талисман выплеснул целую стену сверкающего света, радуга! которая, казалось, говорила: «НАКОНЕЦ-ТО!»

Джек снова вернулся к кровати; Талисман раскидывал, разливал сияние на пол, на стены, потолок, ярко освещая кровать.

Как только он встал рядом с кроватью матери, поверхность Талисмана стала очень нежной и податливой в его руках. Его стеклянная твердость как-то сдвинулась, стала менее скользкой. Кончики пальцев, казалось, тонули в Талисмане. Туманность, наполняющая его, закипела и потемнела.

И в этот момент Джек ощутил сильное и страстное чувство, испытать которое он думал в тот далекий день начала своего путешествия в Территории. Он знал, что каким-то непредсказуемым образом Талисман, предмет стольких кровопролитий, изменится. Талисман собирался измениться навсегда, и Джек начинал терять его. Талисман не был больше его. Его чистая поверхность затуманилась, и вся великолепно выгравированная выпуклость размякла. Ощущение мягкого и теплого пластика, а не стекла.

Джек поспешно вложил меняющийся Талисман в материнские руки. Талисман знал, что делать; он был сделан именно для такого момента; в некой таинственной кузнице он был выплавлен в ответ на требования и нужды именно этой минуты и никакой другой.

Джек не знал, что должно произойти. Извержение света? Запах лекарств? Неимоверный грохот?

Ничего не случилось. Его мать продолжала умирать прямо у него на глазах.

— О пожалуйста, — всхлипывал Джек, — пожалуйста, мама, пожалуйста…

Дыхание замерло у него в груди. Шов, бывший прежде гравированной полоской Талисмана, беззвучно разошелся. Свет медленно вылился изнутри и пролился на руки его матери. Из клубящейся, пустеющей внутренности шара сквозь щель продолжал выливаться свет.

С улицы неожиданно донеслась громкая музыка, щебетанье птиц, празднующих свое существование.

Но Джек смутно осознавал происходящее. Он, затаив дыхание, подался вперед, наблюдая, как Талисман изливает себя на кровать его матери. Туманный свет исходил из его глубин. Вспышки и искры оживляли его. Мать моргнула глазами.

— О мама, — шептал он, — о…

Серо-золотой свет изливался через отверстие в Талисмане и клубами поднимался из рук матери. Ее болезненное, сморщенное лицо слегка порозовело.

Джек бессознательно вдохнул.

на (Что?)

(Музыку!)

Серо-золотое облако из сердца Талисмана поднималось над телом матери, окутывая ее в полупрозрачный, слегка колышущийся кокон. Джек наблюдал, как эта энергетическая ткань обволакивающе опускалась на исхудавшую грудь и тощие ноги. Из открытого шва Талисмана изливался чудесный запах серо-голубым облаком, запах сладкий и кислый, цветения и земли, священной радости и брожения. «Запах рождения», — подумал Джек, хотя никогда прежде не присутствовал при акте рождения. Джек вдыхал его всей грудью, и посреди этого священного действия подумал, что он сам, Странник Джек, рождается в эту минуту. Потом, шокированный этим ощутимым узнаванием, ему показалось, что отверстие в Талисмане похоже на вагину. (Конечно, он никогда раньше не видел вагину и имел о ней довольно смутные представления.) Джек смотрел прямо в отверстие вспухшего, исчезающего Талисмана.

Теперь, впервые за время этого невообразимого гама, смеси нежной музыки, птичьего щебета в темноте ночи, он все понимал и осознавал.

(Музыка? Что..?)

Маленький разноцветный шар, наполненный светом, промелькнул перед его взглядом во вспыхивающем, сияющем отверстии Талисмана, а потом вспорхнул в клубящуюся, двигающуюся внутренность. Джек моргнул. Действия Джека и Талисмана совпали. Последовало еще одно движение, теперь у Джека было время, чтобы заметить передвижение голубого, коричневого и зеленого внутри крошечного глобуса, очертание морского побережья, маленькая гряда гор. В том крошечном мире, казалось ему, стоял парализованный Джек Сойер, смотря вниз на еще более крохотное цветное пятнышко, и на том пятнышке тоже стоял Странник Джек размером в пылинку, смотря на мир размером в атом. Еще один мир следовал за этими двумя, скручиваясь и раскручиваясь из расширяющегося облака Талисмана.

Его мать пошевелила правой рукой и застонала.

Джек откровенно разрыдался. Она будет жить. Теперь он знал это. Все было именно так, как говорил Спиди, и Талисман вливал жизнь в истощенное, измученное болезнью тело матери, убивая дьявола, убивавшего ее. Он подался вперед, желая, как и в своем воображении, поцеловать Талисман. Аромат жасмина и ирисов, зазеленевшей зелени наполнили его ноздри. Слезинка скатилась и зависла на кончике носа, сверкая, как бриллиант, во вспышках света Талисмана. Он увидел пояс звезд, проплывающий сквозь отверстие Талисмана, пульсирующее желтое солнце, плывущее в черном пространстве космоса. Казалось, что музыка заполнила Талисман, комнату, весь мир снаружи. Женское лицо, лицо незнакомки промелькнуло в отверстии. Детские лица, потом лица других женщин… Слезы текли по его лицу, когда он увидел промелькнувшее лицо его матери, с несравненными чертами Королевы полусотни картин. Когда он увидел собственное лицо, скользящее среди всех миров, рождающихся в Талисмане, ему показалось, что он сейчас лопнет от наплыва чувств. Он расширялся. Он дышал светом. И, наконец, осознал поразительные звуки, раздающиеся вокруг него, когда он увидел, что глаза его матери открылись… (во имя жизни, такие же живые глаза, как мир. Внутри Талисмана пришли к нему звуки тромбона и фанфар, всхлипы саксофона; смешанные голоса лягушек и горлиц, «Люди, познавшие мое волшебство, воскурят мне фимиам», до его уха донесся голос Вулфов, поющих свою песню луне. Вода билась о борт корабля, и рыба билась о поверхность озера, радуга ударилась о землю и о путешествующего мальчика, говоря ему, какой дорогой пойти, и ударившийся ребенок скривился и открыл рот; и здесь раздался оглушительный всплеск хора, поющего от всей души; и комната наполнилась дымящейся трелью поющего голоса, заглушающего все остальные звуки. Машины скрипели тормозами и заводы шипели, где-то лопнула шина, а где-то вознесся в небо фейерверк, и снова шепот любви и плач ребенка, а голос все подымался и подымался, и какое-то время Джек не осознавал, что он видит, а что нет).