Противостояние - Кинг Стивен (книги бесплатно без онлайн .TXT) 📗

– Я получаю роялти, – сообщил он. – Определенный процент с каждой проданной пластинки. В целом это составляет до…

– Ой, прекрати. – Она отмахнулась от него. – Я никогда не была сильна в математике. Тебе уже заплатили, или ты купил эту маленькую машину в кредит?

– Мне заплатили не так уж много. – Он совсем близко подошел к границе лжи, но пока не переступил ее. – Я сделал первый взнос за машину. Остальное буду выплачивать.

– Политика дешевого кредитования! – В голосе матери слышалась злость. – Потому-то твой отец и обанкротился. Доктор сказал, что он умер от сердечного приступа, но дело не в этом. Его сердце разбилось. Твой отец сошел в могилу из-за политики дешевого кредитования.

Это была старая песня, и Ларри пропустил ее мимо ушей, кивая в нужных местах. Его отцу принадлежал галантерейный магазинчик. Затем неподалеку открылся «Роберт-холл» [20], и через год отцовское дело обанкротилось. Он начал искать утешения в еде и за три года потолстел на сто десять фунтов. Когда Ларри исполнилось девять, отец умер в забегаловке на углу, оставив на тарелке недоеденный сандвич с фрикадельками. На поминках сестра попыталась утешить Элис Андервуд, которая, судя по ее виду, абсолютно не нуждалась в утешениях, и вдова сказала, что все могло обернуться намного хуже: «Ведь он мог спиться». Произнося эти слова, Элис смотрела через плечо сестры на ее мужа.

После смерти супруга Элис воспитывала Ларри сама, руководя его жизнью посредством прописных истин и предрассудков до тех пор, пока он не ушел из дома. Напоследок, когда он и Руди Шварц уезжали на старом «форде» Руди, мать сказала ему, что в Калифорнии тоже есть приюты для бедных.

«Да, сэр, такая у меня мама».

– Ты хочешь пожить здесь, Ларри? – мягко спросила она.

– Ты не против? – удивился он.

– Места хватит. В дальней спальне есть пустая кровать. Я храню там ненужные вещи, но коробки можно переставить.

– Хорошо, – медленно кивнул Ларри. – Если ты уверена, что я не помешаю. Я только на пару недель. Подумал, что повидаюсь с давними друзьями. Марком… Гейленом… Дэвидом… Крисом… с этими парнями.

Она встала, подошла к окну, открыла его.

– Живи, сколько захочешь, Ларри. Может, по мне этого не видно, но я рада тебя видеть. Мы не очень хорошо расстались. Не без резких слов. – Она повернулась к нему. Лицо матери оставалось строгим, но его озаряла огромная любовь, пусть она и не хотела ее показывать. – Я о них сожалею. Они вырвались у меня только потому, что я тебя люблю. Я не знала, как в этом признаться, вот и выражалась доступными мне способами.

– Все нормально. – Ларри смотрел в стол. Его щеки покраснели, он это чувствовал. – Послушай, я оплачу расходы.

– Оплати, если хочешь. Но необходимости в этом нет. Я работаю. В отличие от тысяч других людей. И ты по-прежнему мой сын.

Он вспомнил о дохлой кошке, наполовину вывалившейся из мусорного бака, о Дьюи Чеке, с улыбкой наполняющем миски марихуаной, и внезапно расплакался. Глядя на раздвоившиеся от слез руки, Ларри подумал, что плакать должна она – не он… однако все пошло не так, как он себе представлял. Она все-таки изменилась. И он тоже изменился – но совсем в другом смысле. Загадочным образом они словно поменялись местами: она выросла, а он стал меньше. И домой он вернулся не потому, что ему требовалось куда-то уехать. Он вернулся домой, потому что боялся и хотел повидать мать.

Она стояла у открытого окна, наблюдая за сыном. Тюлевые занавески колыхались под влажным ветерком, затеняя ее лицо, но не скрывая полностью, отчего оно казалось призрачным. С улицы доносился транспортный шум. Она достала из лифа носовой платок, подошла к столу, сунула платок в руку Ларри. В ее сыне чувствовался стержень. Она это видела. Его отец был мягкотелым, и в глубине души она понимала, что именно это в действительности и свело мужа в могилу: выдавать кредиты у Макса Андервуда получалось куда лучше, чем брать. Так откуда взялся этот стержень? Кого Ларри следовало благодарить? Или винить?

Его слезы не влияли на твердость характера, как не способен быстротечный летний ливень повлиять на форму скалы. Эта твердость могла принести пользу, Элис это знала – ведь она была женщиной, в одиночку воспитавшей сына в большом городе, который плевать хотел что на матерей, что на их детей, – однако Ларри еще не определился со своим предназначением. Ее сын не менялся, оставался, как она и сказала, прежним Ларри. Он будет и дальше бездумно идти по жизни, вовлекая людей – и себя – во всякие передряги, но когда станет совсем плохо, этот самый стержень поможет ему выпутаться. Что же до остальных… он их оставит: пусть тонут или выплывают сами. Скала твердая… и его характер тоже, но пока он использовал эту твердость только для разрушения. Элис видела это в глазах Ларри, в каждом его жесте, даже в том, как он двигал «раковой палочкой» вверх-вниз, пуская кольца дыма. Он никогда не затачивал этот стержень, не превращал в меч, чтобы рубить людей (и это уже что-то), но при необходимости взялся бы за него, как за дубинку (что уже проделывал ребенком), чтобы проложить путь из западней, которые сам же себе и расставил. Когда-нибудь, раньше говорила она себе, Ларри изменится. Она ведь изменилась – а значит, изменится и он.

Но перед ней сидел уже не мальчик, а взрослый мужчина, и Элис подозревала, что для него время изменений – глубоких и фундаментальных, какие ее приходский священник называл изменениями души, а не сердца, – уже в прошлом. Было в Ларри нечто такое, что заставляло содрогнуться, как скрип мела по грифельной доске. Глубоко внутри был только он сам. И никого другого ее сын в свое сердце не допускал. Но она любила его.

Она также думала, что есть в Ларри и хорошее, очень хорошее. Но это хорошее трогать не следовало. Тем более – вытаскивать на поверхность. Это привело бы к катастрофе. Однако пока ни о какой катастрофе речь не шла; сын просто плакал.

– Ты устал, – сказала она. – Пойди умойся. Я переставлю коробки в дальней комнате, и ты сможешь поспать. А на работу я, пожалуй, пойду.

По короткому коридору мать прошла в дальнюю комнату, его прежнюю спальню, и Ларри услышал, как она кряхтит, переставляя коробки. Он медленно вытер глаза. Из окна доносились звуки уличного движения. Он попытался вспомнить, когда в последний раз плакал на глазах у матери. Подумал о дохлой кошке. Мать сказала чистую правду. Он устал. Никогда еще в жизни он так не уставал. Ларри лег на кровать и проспал почти восемнадцать часов.

Глава 6

День клонился к вечеру, когда Фрэнни вышла на задний двор, где ее отец терпеливо пропалывал горох и бобы. Она была поздним ребенком, и сейчас отцу уже пошел седьмой десяток. Его седые волосы торчали из-под привычной бейсболки. Мать Фрэнни уехала в Портленд, чтобы купить белые перчатки. Лучшая подруга детства Фрэн, Эми Лаудер, выходила замуж в начале следующего месяца.

Какое-то время Фрэнни смотрела на спину отца, испытывая к нему искреннюю любовь. В это время дня свет становился каким-то особенным и очень ей нравился, но бывал он таким только мимолетным, по-настоящему ранним мэнским летом. Иногда она думала об этом свете в середине января, и у нее начинало щемить сердце – так хотелось его увидеть. Предвечерний свет раннего лета скользил к темноте, неся в себе очень многое: бейсбольные матчи Малой лиги, где Фред всегда защищал третью базу и обычно без промаха бил по мячу; арбузы; первую кукурузу; чай со льдом в запотелых стаканах; детство.

Фрэнни кашлянула.

– Нужна помощь?

Отец повернулся к ней и усмехнулся:

– Привет, Фрэн. Застукала меня за прополкой?

– Похоже на то.

– Твоя мама уже вернулась? – Он чуть нахмурился, но его лицо тут же прояснилось. – Нет, это вряд ли, она совсем недавно уехала, верно? Конечно, помоги немного, если хочешь. Главное – не забудь потом помыть руки.

– Руки дамы выдают ее привычки, – с легкой насмешкой произнесла Фрэн и фыркнула. Питер попытался изобразить неодобрение, но не преуспел в этом.