Салимов удел - Кинг Стивен (книги онлайн полностью .txt) 📗
Сьюзан почувствовала укол самого настоящего гнева и испугалась. Она думала, что они с матерью уже выдержали и последние юношеские бури, и даже остаточные волнения, но вот вам пожалуйста: возобновлялся древний спор — личность Сьюзан против опыта и убеждений матери… сказка про белого бычка.
— Мы уже говорили про Флойда, мам. Ты же знаешь, тут ничего прочного нет.
— В газете писали, в этой книжке еще и какие-то страшные грязные тюремные сцены. Мальчики с мальчиками.
— Ох, мама, ради Бога. — Она угостилась сигаретой из пачки матери.
— Нечего божиться, — невозмутимо сказала миссис Нортон. Она отдала книгу и стряхнула длинный столбик пепла с сигареты в керамическую пепельницу, сделанную в форме рыбы. Пепельницу подарила ей одна из приятельниц по дамскому клубу. Эта штука всегда непонятным образом раздражала Сьюзан — было что-то непристойное в том, чтобы стряхивать пепел в рот окуню.
— Я уберу продукты, — сказала Сьюзан, поднимаясь.
Миссис Нортон спокойно произнесла:
— Я просто хотела сказать, что если вы с Флойдом Тиббитсом собираетесь пожениться…
— Ради Бога, с чего ты это взяла? Я что, когда-нибудь говорила об этом?
— Я полагала…
— Ты полагала неправильно, — горячо и не вполне правдиво объявила Сьюзан. Однако уже несколько недель она медленно, градус за градусом, остывала к Флойду.
— Я полагала, что, когда целых полтора года встречаешься с одним и тем же парнем, — тихо и неумолимо продолжала мать, — это означает, что дело зашло дальше стадии хождения под ручку.
— Мы с Флойдом больше, чем друзья, — бесстрастно согласилась Сьюзан. Ну, пусть сделает что-нибудь из этого.
Между ними повис невысказанный вслух диалог:
— Ты спала с Флойдом?
— Не твое дело.
— Что для тебя значит этот Бен Мирс?
— Не твое дело.
— Ты собираешься втрескаться в него и сделать какую-нибудь глупость?
— Не твое дело.
— Я люблю тебя, Сьюзан. Мы с папой оба тебя любим.
На это ответить было нечего. Нечего. Нечего ответить. Вот почему Нью-Йорк — или любой другой город — превратился в императив. В итоге вы всегда терпели крушение на баррикадах их невысказанной любви, будто ударяясь о стены обитой войлоком камеры. Подлинность этой любви делала невозможным дальнейший полный подтекста спор, создавая нечто, исчезавшее до того, как потерять смысл.
— Ладно, — негромко сказала миссис Нортон. Она воткнула сигарету карпу в губы, и та провалилась дальше, в брюхо.
— Я пошла наверх, — сказала Сьюзан.
— Конечно. Можно мне прочесть эту книгу после тебя?
— Если хочешь.
— Я хотела бы с ним познакомиться, — сказала Энн.
Сьюзан развела руками и пожала плечами.
— Сегодня вечером вернешься поздно?
— Не знаю.
— Что мне сказать Флойду Тиббитсу, если он позвонит?
Гнев вспыхнул снова.
— Что угодно. — Она помедлила. — Ты же все равно…
— Сьюзан!
Та, не оглядываясь, ушла наверх.
Миссис Нортон осталась на месте, незряче уставившись в окно, на город. Над головой послышались шаги Сьюзан, а потом деревянный стук вытаскиваемого мольберта.
Она встала и снова взялась гладить. Когда она сочла, что Сьюзан с головой погрузилась в работу, то пошла в кладовку к телефону и позвонила Мэйбл Уэртс. Во время разговора Энн невзначай упомянула, что Сьюзи говорит, будто в их окружении объявился известный автор, а Мэйбл фыркнула и сказала: а, это ты про того, который написал «Дочь Конвея»?, на что миссис Нортон ответила: да, а Мэйбл сказала: тоже мне литература, голый секс и ничего больше. Миссис Нортон спросила: он остановился в мотеле или же…
Ну, раз уж речь зашла об этом, так он остановился в центре, в «Комнатах Евы» — единственном городском пансионе. Миссис Нортон пронизало облегчение: Ева Миллер — порядочная женщина, вдова, и никакие шуры-муры не потерпит. Ее правила относительно женщин в пансионе были краткими и по делу. Если это ваша мать или сестра — ладно. Если же нет, можете посидеть на кухне. Правило не обсуждалось.
Пятнадцатью минутами позже, искусно завуалировав свою главную цель пустячной болтовней, миссис Нортон повесила трубку.
Сьюзан, думала она, возвращаясь к гладильной доске, ох, Сьюзан… я просто хочу твоего же блага. Как ты не понимаешь?
Они возвращались из Портленда по шоссе N295 , и было вовсе не поздно
— самое начало двенадцатого. За пределами портлендских предместий скорость на автостраде ограничивали до пятидесяти пяти миль в час, а водителем Бен был хорошим. Фары ситроена резали темноту, как масло.
В кино оба провели время хорошо, но осторожничали, как бывает, когда люди нащупывают границы приемлемого друг для друга. Теперь Сьюзан вспомнился вопрос матери, и она сказала:
— Где ты остановился? Снял дом?
— Я заполучил уютное местечко на третьем этаже в «Комнатах Евы», на Рэйлроуд-стрит.
— Но это же ужасно! Там, наверху, должно быть, градусов под сто!
— Мне жара нравится, — сказал он. — В жару мне хорошо работается. Раздеваюсь до пояса, включаю приемник и выпиваю галлон пива. И выдаю по десять страниц свежего черновика в день. К тому же там есть интересные стариканы. А когда, наконец, выйдешь на крыльцо да на ветерок… рай Господень!
— До поры до времени, — с сомнением сказала Сьюзан,
— Я подумываю, не снять ли дом Марстена, — небрежно сообщил Бен. — Зашел так далеко, что даже расспросил об этом. Но его уже продали.
— Дом Марстена? — она улыбнулась. — Ты путаешь его с каким-то другим.
— Не-а. Дом, который стоит на первом холме к северо-западу от города. На Брукс-роуд.
— Его продали? Кто, скажи на милость…
— Вот и я удивился. Время от времени меня обвиняют в том, будто у меня винтиков не хватает, но даже я подумывал всего лишь снять его. Парень, который занимается продажей домов, ничего не говорит. Похоже, это глубокая мрачная тайна.
— Может, кто-нибудь, кто не в себе, хочет превратить его в дом для летнего отдыха, — сказала Сьюзан. — Кто бы это ни был, он сумасшедший. Одно дело обновить дом — я сама бы с радостью попробовала… но дом Марстена… об обновлении нет и речи. Он был развалиной уже тогда, когда я была девчонкой. Бен, зачем тебе там жить?
