Исход. Том 1 - Кинг Стивен (бесплатные полные книги TXT) 📗
Итак, он предоставил мотоциклу разбиться, а затем долго смотрел на него с настороженным ужасом и страхом, как будто мотоцикл мог каким-то образом подняться и напасть на него, Ларри. «Давай, — подумал он, — замри, сосунок». Но мотоцикл продолжал жить очень долго. Очень долго он ревел и грохотал; на дне оврага заднее колесо его бесполезно крутилось, голодная цепь вбирала в себя пожухлую траву и прошлогоднюю опавшую листву, выдыхая облака коричневой, горько пахнущей пыли. Голубой дымок вздымался из поблескивающей хромом выхлопной трубы. И даже когда Ларри был уже достаточно далеко, он все равно продолжал думать, что в этом было нечто сверхъестественное, что мотоцикл сможет самостоятельно подняться из своей могилы и поглотить его… или однажды он оглянется и увидит свой мотоцикл, эту проклятую железку, которая так и не смогла заглохнуть и умереть спокойно, с грохотом надвигающуюся на него по шоссе, а над рулем склонится тот самый темноликий мужчина, тот твердый орешек, а на заднем сиденье, с развевающимся на ветру белым шелком брюк, будет ехать Рита Блэкмур, с лицом белее мела, с глазами-щелочками, с иссушенными, мертвыми, как стебли травы зимой, волосами. Пока эти видения мелькали в голове Ларри, мотоцикл наконец-то стал затихать, гикать, кашлять, стреляя выхлопной трубой, а когда окончательно замер, Ларри взглянул на него вниз с сожалением, как будто это была убита некая часть его самого. Без мотоцикла у него не было ни малейшей возможности разорвать и победить тишину, а молчание в некоторой степени было даже хуже, чем страх смерти или страх получить увечья в автокатастрофе. С тех самых пор Ларри шел пешком. Он миновал несколько маленьких городишек, в них были магазинчики с велосипедами и мотоциклами, их образцы были выставлены в витринах с ключами наготове, но если Ларри смотрел на них слишком Долго, то перед ним вставало яркое и четкое видение себя, лежащего на обочине дорога в луже крови, это было как сцена из тех кошмарных, но таких притягательных фильмов ужасов Чарльза Бенда, где люди умирают под колесами огромных грузовиков или становятся добычей гигантских, не известных природе червей, которые вскармливаются и растут в их теплых внутренностях и, наконец, прорываются наружу, освобождаются, выворачивая живую трепетную плоть, и Ларри, весь дрожа, проходил мимо, смиряясь с тишиной. Он проходил мимо, остро чувствуя, как пот выступает над его верхней губой, а в висках стучит.
Ларри похудел — разве могло быть иначе? Он шел безостановочно целыми днями, каждый день, с восхода и до заката. Он почти не спал. Кошмары будили его в четыре, он зажигал фонарь и скрючивался вокруг него, ожидая, когда же появится солнце, станет достаточно светло, и он дерзнет продолжить свой путь. И он продолжал идти, пока не становилось так темно, что он уже не различал дороги, тогда Ларри быстро разбивал лагерь и разводил костер со скоростью, достойной бывалого бродяги. С костерком он мог долго не спать, чувствуя себя таким возбужденным от страха, будто в жилах его бродило по меньшей мере два грамма кокаина. О детка, дрожи, греми и катись. Он, совсем как заядлый наркоман, почти ничего не ел; он не чувствовал голода. Кокаин не возбуждает аппетит, как и страх. С той самой памятной вечеринки Ларри не притрагивался к кокаину, но он все время боялся. Он вздрагивал даже от тишайшего вскрика ночной птицы в лесу. Предсмертный стон маленького животного, попавшего в лапы более крупному, доводил его до того, что душа у него уходила в пятки, а сердце едва не выпрыгивало из груди. Ларри уже прошел стадии похудения, худобы и теперь превращался в костлявый скелет. Теперь он балансировал на некоей метафорической (или метаболической) грани между истощением и дистрофией. Ларри отпустил бороду, она была довольно-таки странной, рыже- коричнево-золотистой, на два тона светлее, чем его шевелюра. Глаза ввалились; они сверкали из глубоких глазниц, как растерянные зверьки, попавшие в капкан.
— Безумие, — снова простонал Ларри. Отчаяние, прозвучавшее в этом стоне, испугало его. Неужели дело зашло так далеко? Когда-то давным-давно жил-был Ларри Андервуд, выпустивший хитовую пластинку, мечтавший стать Элтоном Джоном своего времени… о Боже, вот посмеялся бы Джерри Гарсиа над этим… а теперь тот приятель мутировал в это сломленное существо, ползущее по горячему асфальту шоссе № 9 где-то на юго-востоке Нью-Гэмпшира, — ползущая, извивающаяся гигантская змея, вот что он такое теперь. Тот, другой Ларри Андервуд, конечно же, не имел никакого отношения к этому ползущему ничтожеству, к этой дешевке… этому…
Он попытался встать, но не смог.
— Как это все смешно и глупо, — сказал он, всхлипывая и смеясь.
А через дорогу, на холме в двухстах ярдах как прекрасный мираж сверкал беленький фермерский домик Новой Англии. У него была зеленая обшивка, сверкающая зеленая крыша и аккуратный зеленый заборчик живой изгороди. А позади него открывался вид на зеленую лужайку, уже приобретающую неухоженный вид. Вдоль лужайки бежал небольшой ручеек; Ларри слышал его бормочущее журчанье, чарующий звук. Каменная стена, сооруженная вдоль луга, возможно, обозначала границы владения, к ней на равном расстоянии вплотную подступали огромные тенистые вязы. Он мог бы установить свой Мировой Рекорд Восхождения Туда и посидеть в тени, вот какой великий подвиг мог совершить он. А когда он почувствует себя немного лучше… когда все покажется ему лучше… он встанет на ноги, дойдет до ручья, чтобы напиться прохладной воды и обмыться. От него, наверное, ужасно пахнет. Однако кому какое дело? Кто будет принюхиваться к нему теперь, когда Рита мертва?
Лежит ли она все так же в той палатке? Вздулась? Привлекла тучи мух? Все больше становится похожей на того черного протухшего мужчину из кабинки туалета в Центральном парке? А где же еще, черт побери, ей находиться? Играть в гольф в Палм-Спрингсе с Бобом Хопом?
— Господи, это ужасно, — прошептал Ларри и пополз дальше. Наконец он оказался в тени, и ему показалось, что теперь он сможет подняться на ноги, но для этого нужны были неимоверные усилия. У него хватило сил только глянуть назад на проделанный путь, дабы удостовериться, что мотоцикл не преследует его.
В тени было градусов на пятнадцать прохладнее. Ларри издал продолжительный вздох облегчения и удовольствия. Он приложил ладонь к шее — туда, куда весь день било солнце, и тут же отдернул ее от боли. Солнечный ожог? Достаньте мазь. И прочее отличное дерьмо. Унесите этого человека из-под обжигающих лучей солнца. Сгорел, детка, сгорел. Воттс. Помнишь Воттса? Еще один прорыв в прошлое. Вся человеческая раса, все это в прошлом, в далеком и неповторимом Золотом Веке.
— Приятель, ты болен, — прошептал Ларри, прислонился головой к шершавой коре вяза и закрыл глаза. Под закрытыми веками замелькали красно-черные круги солнечного света. Журчание ручейка успокаивало, навевая дремоту. Через минуту он спустится вниз, напьется и умоется. Через минутку.
Ларри задремал. Минуты летели, а его дремота превратилась в первый по-настоящему крепкий за столько дней сон без сновидений. Руки его безвольно отдыхали на коленях. Его тщедушная грудь приподнималась и опускалась, а борода делала его озабоченное лицо одинокого беженца, выбравшегося из ужаснейшей переделки, настолько худым, что в это было невозможно поверить, Мало-помалу складки, прорезавшие его загоревшее до черноты лицо, стали разглаживаться. Он кружил по спирали, погружаясь в самые глубинные уровни бессознательного, и отдыхал там, словно маленький речной бобр, прячущийся от солнца в своей прохладной норке. Солнце уже начинало садиться.
Вдруг рядом с изгибом ручья негромко зашуршали густые заросли кустарника, как будто что-то осторожно пробиралось сквозь них, замирало, затем продолжало движение. А немного погодя из кустов вышел мальчик. Ему было лет тринадцать, а может, и десять — просто он был высоковат для своего возраста. На нем были только шорты. Кожа мальчика приобрела ровный оттенок красного дерева, но у пояса шорт тело было молочно-белым. Весь он был искусан комарами, некоторые укусы были старыми, другие новыми. В правой руке мальчик держал нож для разделки мяса. Лезвие длиной в целый фут, остро отточенное, ярко сверкало в лучах заходящего солнца.
