Девять (СИ) - Сенников Андрей (книга жизни .txt) 📗

Андрей Сенников

Девять

Острова

Сильвер был бледнее обычного. Тяжёлые щёки налились свинцом и приобрели тот же серо-синий оттенок. Глаза запали, багровые отсветы чадной головни плясали в них влажными огоньками злого веселья. Нарядный кафтан, в котором Сильвер приходил на переговоры, выглядел изрядно измочаленным. От бывшего кока пахло морем, табаком, ромом, порохом и тревогой. Попугай на плече сонно нахохлился: он уже сделал своё дело, оповестив спящих «береговых братьев» о непрошеном госте, остальное его не интересовало.

«Эге, — сказал Сильвер. — Да это Джим Хокинс, чёрт меня подери! Зашёл в гости, а? Заходи, заходи, это очень мило с твоей стороны».

Виталик ощутил спиной сучковатую неровность бревенчатых стен форта, ладонями — их занозистую шершавость. Ноги предательски ослабели и подрагивали в коленях. Опухшие, обветренные докрасна лица пиратов раскачивались в неясном свете. От спёртого воздуха подташнивало. Головня-факел с треском роняла угольки.

Сильвер раскуривал трубку, опираясь на костыль. Кривая усмешка выглядела как след от удара абордажной саблей…

— Виталик! Виталя…

Окружающее стало вдруг плоским и зернистым, словно картинка, нарисованная на грубо оштукатуренной стене, краски поблёкли, ушли звуки, запахи. Тени утратили живость и изменчивость, зачерствели. Штукатурка вспучилась и беззвучно треснула прихотливо изломанными линиями, кусочки, напоминающие паззлы, завертелись, обнажая светло-серую изнанку. Они крошились, сталкиваясь, истончались в крошечных вихрях и, наконец, тихо осели оттисками типографской краски на мягкие страницы потрепанного томика из собрания сочинений Стивенсона.

Уф! Виталик с облегчением перевёл дух.

Мама. Ну, конечно, это мама и как всегда вовремя. Интересно, как она узнаёт?

Он разогнул онемевшую спину, сердце стучало уже не так часто, а пальцы принялось покалывать, словно их слегка обморозило, как прошлой зимой.

— Хватит читать, — сказала мама, улыбаясь, — Иди умывайся и ложись спать. Завтра долгий день…

— Ну, мам, — сказал Виталик, — Я только главу начал…

— Ничего, ничего, — мама была непреклонна, — После дочитаешь…

С притворным вздохом мальчик сунул между страниц карточку андроида-Клинча из коллекционной колоды «Человек-паук. Герои и злодеи» и закрыл книгу. Жаль ставить её на полку, так и не узнав, как Джим выпутается из трудной ситуации, но, пожалуй, на сегодня и впрямь хватит. Виталик передёрнул узенькими плечами, прогоняя последние мурашки, и поднялся с кровати.

Мама ждала у входа в его мальчишескую берлогу, придерживая дверь за блестящую ручку, и Виталик невольно ей залюбовался. Вон она какая красивая! Тоненькая, стройная, с большими смеющимися глазами и роскошной гривой густых, тяжёлых волос, ниспадающих на плечи и спину. Губы у неё мягкие и тёплые, и она никогда не забывает поцеловать его на ночь. Жаль папы нет дома. Он учёный-вулканолог, и сейчас в очередной экспедиции, где-то далеко. Виталик очень ждал, когда он вернётся — большой, сильный и заросший густой жёсткой бородой, от которой так щекотно, — привезёт кусочек застывшей лавы и очередную интересную книжку, пропахшую дымным дыханием разбуженного вулкана. Может быть, между страниц обнаружатся сплющенные хлопья настоящего пепла…

Пока Виталик умывался и чистил зубы, мама расправила постель и наверняка что-нибудь передвинула-переложила в комнате. У неё свой взгляд на порядок. Ну, так и есть! Курковый пиратский пистолет исчез с книжной полки. Наверное, перекочевал в нижний ящик шкафа у окна, где Виталик хранил свой игрушечный арсенал. Советские горные стрелки из набора фабрики «Звезда», которых они с папой собирали-клеили в его прошлый приезд, опрометчиво покинули свои укрытия на полке этажерки и бестолково выстроились в ряд, как на параде так, что теперь немецкие егеря, затаившиеся на господствующей высотке из компьютерных дисков, могут запросто всех положить. Настольная лампа изогнулась и стала походить на атакующую кобру, а школьный костюм на плечиках, который Виталик специально приготовил к утру и повесил на шведскую стенку, мама убрала назад в шкаф. Похоже, она считает, что он может испугаться его спросонья. Смешно…

Виталик улёгся в кровать. Мама чмокнула его в щёку, подоткнула одеяло. Они пожелали друг другу спокойной ночи. В дверях мама остановилась.

— Послушай, — сказала она, свет из коридора падал на левую сторону лица, оставляя другую половину в густой тени, — Завтра родительское собрание. Ты не знаешь почему Надежда Сергеевна приглашает родителей вместе с детьми?

— Нет, — ответил Виталик, зевая.

— А она ничего не говорила в классе?

— Кажется, нет, — пробормотал он. — Я не помню…

— Ладно, не важно. Спи, — мама неплотно прикрыла дверь, тонкая полоска золотистого света из коридора легла на пол.

Виталик поёрзал на подушке. Ему был непонятен мамин беспокойный интерес к обычному родительскому собранию, и он немного подумал об этом. Может быть, речь пойдёт об олимпиаде? На каникулах в школе пройдёт олимпиада по разным предметам и, наверное, Надежда Сергеевна хочет поговорить на эту тему и с детьми, и с родителями. Ещё в школе будет новогодний праздник… Ой, ведь и правда — Новый год через два месяца! Вот бы папа приехал! Думать об этом было приятнее, чем о родительском собрании.

Виталик не любил школу.

И Надежду Сергеевну не любил. Она походила на куклу чревовещателя: однажды выструганное выражение круглого лица; глаза с нарисованными зрачками, шторки век, которые иногда закрывались на мгновение с глухим деревянным стуком; яркие губы маленького обиженного рта и глубокие неподвижные складки от крыльев носа, сходящиеся где-то под первым подбородком. И держалась она очень прямо, словно внутри проходили все эти рычаги, оси и шарниры, с помощью которых невидимый кукловод придавал ей подобие жизни. Как жаль, что ещё больше года придётся ходить в её начальный класс, в котором он был самый маленький. Даже ниже девочек. И хотя мама не раз говорила, что девочки в этом возрасте часто опережают мальчиков в развитии, он догонит их потом, а чуть позже станет совсем большой, как папа, ему не слишком верилось в это.

Мама просто утешала его.

К сожалению, сочувствие не делало его мальчишеский острый затылок менее привлекательной мишенью для жёваных комочков бумаги, а задницу — для уколов циркулем. Мама просто не понимала — дети в классе были островами в безбрежном океане, в котором никогда не бывает отливов: круглое, как луна, лицо Надежды Сергеевны не вызывало притяжения. Вряд ли на завтрашнем собрании она будет обсуждать какой-то праздник для них. Она тоже походила на остров: каменистый, пустынный, необитаемый, на котором ничего не росло и уже никогда не вырастет. Многие взрослые походили на такие острова…

Полоска света на полу стала чуть шире, слегка скрипнула дверь, Виталик приподнялся на локте. Нюся протиснулась в щель и замерла на пороге, поводя треугольными ушками.

— Кис-кис, — шепотом сказал Виталик, но Нюся на него не посмотрела. Она всегда так делала. Мама говорит, что у неё очень независимый характер, но он-то прекрасно знает, что кошка просто хитрит. Нюся — курильский бобтейл. Там, где у других кошек и котов привычный хвост, у Нюси пушистый заячий завиток — боб. Короткое тело, высокие задние лапы, пышный воротник вокруг шеи и большие глаза цвета рыжей шерсти, почти оранжевые. Два года назад папа привёз с Дальнего Востока маленький комочек: игривый и смешной. А теперь у Нюси уже два раза были котята. Она, наверное, много старше меня, подумал Виталик неожиданно. Мысль была непривычной и, казалось, совсем не относилась к его кошке, которая всё так же любила играть.

Он знал, что будет делать Нюся. Тихонько, не глядя на него, она пересечёт комнату и без видимых усилий запрыгнет на подоконник. Темнота снаружи слегка светится отражённым светом искрящегося снега. Нюся станет внимательно следить за кружащимися снежинками, сидя неподвижно, словно египетская статуэтка Баст, старательно делая вид, что вспоминает летних мух, которых ловко прихватывала лапками прямо в воздухе. Но стоит ему на пару секунд смежить веки, или отвлечься на сонные мысли о прошедшем дне, бросить короткий взгляд на книжную полку, где в долгом ожидании томится Джим на острове сокровищ, как Нюся мгновенно окажется у него в ногах, урчаще посмеиваясь и притворно зевая, отчего пышные белые усы забавно топорщатся. Нюся всегда выигрывает, но Виталик не обижается. Это её кошачий вариант поцелуя на ночь и пожелание добрых снов.