Стимпанк! (сборник) - Клэр Кассандра (читаем книги .TXT) 📗
Пока Лус накачивала шины стационарным напольным насосом, клиент успел раствориться. Когда она подняла наконец глаза, отец неторопливо заправлял тормозной тросик через глазок в нисходящей трубе старой стальной рамы. Язык он для пущей сосредоточенности высунул между зубов и поприветствовал дочь только легким поднятием брови.
– Я за воздухом, – пояснила Лус.
– Едешь кататься? – осведомился папа, покончив с тросом.
– Общественные работы на Вороньем выгоне, – отвечала она. – В наряде куча времени на то, чтобы добраться до реки и обратно.
– Пора уже отстраивать нормативы веса и времени в этих нарядах от возраста и выносливости исполнителей, – рассмеялся папа. – Вы бы лучше делом занимались, чем гоняли вверх по холму от парома. Вечно они все рассчитывают по таким копушам, как я.
Лус выкатила глаза. Пару раз она пробовала угнаться за отцом на подъеме от переправы – но не смогла.
– А что там надо делать, на месте-то? – спросил он. – Я в этом году в заказнике еще не был.
– Я наряды не видела, – отозвалась Лус, навинчивая колпачок на вентиль задней шины. – Но Калеб говорил что-то про неаборигенные виды и зачистку. Будем корчевать жимолость и английский плющ, надо полагать.
– Там это годами делают, – кивнул отец.
– Видимо, они все время возвращаются, – пожала плечами Лус. – Но мы все равно попробуем.
Отец водрузил колесо на проверочный стенд и раскрутил его.
– И что ты думаешь? – спросил он.
Это второй конек отца, подумала Лус, после баек: задаст тебе простой вопрос, вроде бы ни о чем, а ты ищи в нем глубинный смысл.
Она притворилась, что дело в колесе, и глубокомысленно уставилась на порядочную восьмерку, которую оно выписывало.
– На бордюр наехали боком?
– Нет. – Отец покачал головой. – Вернее, да. С колесом произошло именно это. Но я спрашивал, к чему все время корчевать несчастную жимолость на Вороньем выгоне.
На этот вопрос ответ у Лус имелся. Один из основополагающих принципов локализма.
– Потому что это инвазивный вид. Растение-захватчик. Они не интегрируются. Они вытесняют хозяев.
– До вечера, па! – прокричала она через плечо, потому что уже катила вдоль по улице, переключая на ходу передачи и лавируя между пешеходами с тачками, другими велосипедистами и верховыми лошадьми.
Калеб у них отвечал за карты и маршрут. Для каждой поездки он обычно подбирал загадочную тему, вроде «Экскурсия по всем почтовым отделениям, закрытым в округе Бурбон между 1850-м и 2050-м годами» (вкругаля миль на сто через слабонаселенную сельскую местность) или «Поверни направо вместо пересечения любой водной преграды» (тоже вкругаля, но маршрут оказался на удивление коротким). Неизменной точкой старта во всех поездках служил нулевой мильный столб – старое изваяние верблюда, водруженное на дольмен в Феникс-парке. Они так привыкли начинать оттуда, что встречались «под верблюдом» даже в случае незапланированных вояжей вроде сегодняшнего.
Калеб уже ждал ее, болтая с Самюэлем и – вот сюрприз так сюрприз! – самой его младшей сестренкой, Присциллой. Самюэль был ровесником Лус и единственным сыном в семье, состоявшей сплошь из дочерей. Мать души в нем не чаяла, так что Самюэль мог в любой момент улизнуть из гончарной мастерской, которую она держала, чем бы ему там ни полагалось заниматься. Прис, однако, отправилась с ними в первый раз.
Эта двенадцатилетняя девица гордо восседала на дорожном велосипеде, едва ли подходящем ей по росту. Сиденье она опустила до минимума и держалась за столб (так как ногами до земли все равно не доставала), внимательно изучая его, пока мужчины степенно беседовали.
– Здорово, мисс Прис, – сказала Лус. – попробуешь сегодня угнаться за старшими?
– Ты только не отставай слишком сильно, Луса! – отбрила та, скрипнув зубами и похлопав себя по коленке – бедренные мышцы, надо сказать, впечатляли.
Улыбнувшись собственной находчивости, она ткнула в надпись под статуей.
– Что такое ААА?
– Ты уже спрашивала, – отозвался Самюэль. – Поедешь сзади с Калебом – он тебе все объяснит.
Во главе с Лус они промчались по Главной улице, быстро оставив позади центр города, и углубились в длинную прямую аллею, которая пронзала окружавший его пояс садов. Иногда задувавший в нужную сторону ветер доносил сзади голос Калеба, выхватывая из его монолога отдельные слова – «автомобильная ассоциация», «американская сеть шоссе», «тяга к странствиям».
– Я знаю, что это такое, – пробормотала Лус почти себе под нос.
– Это – это что? – вопросил подобравшийся близко и подслушавший Самюэль.
Они как раз взобрались на насыпь и проехали между осыпающихся бетонных колонн, отмечавших въезд на двухполосную автостраду. Дорога летела вдаль, прямая, как стрела, мягко уходя вниз пологим склоном длиной мили в две, – совершенно пустая, если не считать нескольких человек, бредущих по заросшей травой обочине.
Лус показала вперед.
– Тяга к странствиям, – объяснила она. – Зов дороги. Я знаю, что это такое.
Поверить невозможно! Лус никак не ожидала, что эта пигалица Присцилла настолько обгонит их на крутом подъеме после переправы. Она поднажала, стараясь, чтобы колесный ритм совпадал с дыханием, а дышать на этом участке всегда было тяжело. И все равно Самюэлева сестрица плясала далеко впереди, стоя на педалях и демонстративно не замечая, что Лус и остальные так отстали.
Недалеко от вершины Присцилла просигналила остановку – наконец-то она устала, успела подумать Лус, но не тут-то было.
– Это что, мотор? – спросила Прис, округлив глаза.
Лус встала рядом, стараясь отдышаться и понять, наконец, что за странный воющий звук несется над полями. Источник вроде бы далеко, но он явно движется. И движется прямо к ним.
Калеб с Самюэлем подъехали и спешились.
– Ух ты! – сказал Калеб с любопытством. – Двигатель внутреннего сгорания, причем не очень большой.
– На федеральные машины не слишком похоже, – заметил Самюэль. – Честно сказать, я такого никогда не слышал.
Лус вспомнила, как через Лексингтон проходил большой армейский рекрутерский грузовик – рокоча, плюясь дымом, трубя в клаксон. Это было прошлой осенью. Родители сразу загнали ее в сарай за домом, хотя на самом деле она была еще слишком мала для призыва. Она спряталась тогда за аккуратным штабелем алюминиевых дверей, которые мама притащила из какого-то заброшенного южного пригорода, и сидела тихонько, слушая приближающийся звук мотора.
У армейского тон был, пожалуй, пониже. И на комариный писк малолитражных моторов шерифа то, что сейчас приближалось к ним, тоже никак не походило. Если люди шерифа разъезжали на комарах, то федералы, раз уж на то пошло, – на медведях-гризли. Нынешний гость, видимо, был чем-то средним – он выл, как волк.
Звук внезапно оборвался, поперхнулся, потом заныл снова – уже громче.
– Что бы это ни было, оно сейчас повернуло вон в тот проселок! – взволнованно сообщила Лус остальным.
Она слезла с велосипеда и молча махнула им рукой: прячем машины туда, в траву на обочине. По обе стороны дорогу окаймляли невысокие, сложенные из камня всухую стены. Подошли две любопытные подседельные лошадки – совершенно биологические, не из этих шипящих паром изо всех щелей федеральных гибридов, и обнюхали чужаков в надежде на угощение, но когда мотор запыхтел совсем уж близко, фыркнули и ускакали.
Неожиданно мотор взвыл совсем громко – громче всего, что Лус доводилось слышать, – и источник звука выкатил из-за поворота прямо перед ними.
Нет, ей и раньше доводилось видеть скелеты машин – у них в городе из таких делали вазоны для помидоров. Она опознала четыре колеса, пару баков на пятьдесят пять галлонов каждый, импровизированное сиденье. Его занимал молодой человек довольно рассеянного вида, в данный момент сражавшийся с рулем. Все это прогромыхало мимо, заставив их отскочить еще глубже в траву.
Машину сильно мотало на раздолбанной брусчатке. Чихая, она виляла туда и сюда, пока не взяла особенно залихватский левый поворот и не врезалась в стену с южной стороны дороги. Верхние два ряда камней снесло в поле, шум затих.
