Дикие карты - Мартин Джордж Р.Р. (книги онлайн бесплатно txt) 📗

Яростная, беспорядочная битва длилась в нескольких кварталах от входа в парк примерно час. Раненые лежали на улицах, повсюду завывали сирены. Но какое-то подобие порядка восстановилось лишь после полудня. Марш протеста разогнали, но чего это стоило всем участникам!

В ту длинную жаркую ночь машины полицейских, патрулировавших Джокертаун, не раз забрасывали камнями и мусором, и вслед за ними по улицам и переулкам скользили призрачные силуэты джокеров: мелькали искаженные гневом лица и поднятые кулаки, слышались полные бессильной досады проклятия. Во влажной темноте обитатели Джокертауна свешивались с пожарных лестниц и из открытых окон своих домов и швыряли в полицейских пустые бутылки, цветочные горшки, всякий хлам, который с глухим грохотом обрушивался на крыши и оставлял следы на ветровых стеклах. Полицейские благоразумно не выходили из своих машин, держали стекла поднятыми, а двери – закрытыми. Кто-то поджег несколько пустующих зданий, и, когда пожарные приехали на вызов, из тени соседних домов на них напали.

Утро пришло в пелене дыма и мареве зноя.

В тысяча девятьсот шестьдесят втором году Кукольник приехал в Нью-Йорк и там, на улицах Джокертауна, обрел свою обетованную землю. Джокертаун был средоточием всей ненависти, гнева и скорби, какой он мог только пожелать, там были души, испорченные и озлобленные вирусом, там были чувства, уже вызревшие и только и ждавшие, когда его непрошеное присутствие придаст им форму. Узкие улочки, темные переулки, ветшающие здания, кишевшие увечными, бесчисленные бары и клубы на любой, даже самый извращенный и порочный вкус – в Джокертауне ему представилось обширнейшее поле для деятельности, и он начал собирать с него свою жатву: сначала от случая к случаю, потом все чаще и чаще. Джокертаун был его вотчиной. Кукольник ощущал себя его подпольным темным владыкой. Пока он не мог заставить своих кукол совершить что-то такое, что шло бы вразрез с их волей; так далеко его власть не простиралась. Нет, почва должна была быть подготовлена, семя заронено: склонность к насилию, ненависть, похоть – только тогда можно было наложить свою ментальную лапу на эти чувства и заботливо взращивать их до тех пор, пока они не разрушали все препоны и не вырывались наружу.

Они были яркими и багряными, эти чувства. Кукольник без труда видел их, даже тогда, когда подпитывался, вбирал в себя и ощущал их медленное нарастание, которое доставляло ему жгучее, почти чувственное удовольствие. Рокочущая, искристая волна оргазма накрывала его в тот миг, когда его кукла насиловала, убивала или калечила.

Боль была наслаждением. Власть была наслаждением.

В Джокертауне наслаждение можно было найти всегда.

ХАРТМАНН УМОЛЯЕТ СОХРАНЯТЬ СПОКОЙСТВИЕ

МЭР ОБЕЩАЕТ НАКАЗАТЬ МЯТЕЖНИКОВ

«Нью-Йорк дейли ньюс», 17 июля 1976 года

Джон Верзен вошел в комнату гостиничного номера Хартманна.

– Вам это очень не понравится, Грег, – сказал он.

Сенатор лежал на кровати – пиджак от костюма небрежно брошен на спинку, руки за головой – и смотрел на Кронкайта [95], который рассказывал о том, что съезд зашел в тупик. Он повернул голову к помощнику.

– Что там еще, Джон?

– Эми звонила из вашингтонского офиса. Как вы и предложили, мы поручили решить проблему с советским тайным агентом в клинике Тахиона Черной Тени. Только что пришла новость, что агента нашли в Джокертауне. Он висел на фонаре с запиской, приколотой к груди – к коже, Грег, на нем не было никакой одежды. В записке была описана советская программа: они-де заражают «добровольцев» вирусом, чтобы получить своих собственных тузов, а джокеров, которые получаются в результате, просто-напросто убивают. Дальше в записке указывалось, что этот незадачливый бедняга – тайный агент. Это все. Полицейский считает, что он потерял сознание почти в самом начале, но части его тела обнаружили в радиусе трех кварталов.

– Господи Иисусе, – пробормотал Хартманн и издал протяжный вздох. Какое-то время он просто лежал, а голос Кронкайта продолжал бубнить что-то об окончательном голосовании по платформе и о том, что пока непонятно, кто станет кандидатом от демократической партии: Картер или Кеннеди. – После этого кто-нибудь разговаривал с Черной Тенью?

Верзен пожал плечами. Он распустил узел галстука и расстегнул воротничок щегольской рубашки.

– Нет еще. Он скажет, что ничего не делал, и в каком-то смысле так оно и есть.

– Бросьте, Джон, – отозвался Грег. – Он прекрасно знал, что будет, если он оставит этого парня связанным с такой запиской на груди. Он один из тех тузов, которые считают, что могут поступать по-своему и не оглядываться на законы. Позвоните ему, мне нужно с ним переговорить. Если он не может работать так, как нужно нам, значит, он вообще не будет с нами работать – слишком опасно. – Грег со вздохом спустил ноги с кровати и потер шею. – Что-нибудь еще? Что там с ДСО? Вам удалось связаться с Миллером?

– Пока нет. Ходят слухи, что сегодня джокеры выступят снова – по тому же маршруту, прямо мимо здания мэрии. Надеюсь, он не настолько глуп.

– Он выступит. Этому человеку до смерти хочется быть в центре внимания. Он считает, что у него есть влияние. Он выступит, вот увидите.

Сенатор поднялся и протянул руку к телевизору. Кронкайт умолк на полуслове. Грег выглянул в окно. Из его номера в «Мариотт-Эссекс-Хаус» открывался вид на зеленую полоску Центрального парка, зажатую между городскими высотками. Воздух был спертым, стоячим, и синеватый смог скрывал от глаз дальние уголки парка. Несмотря на то что в его номере был кондиционер, Хартманн ощущал зной. Завтра снова будет жарища. В перенаселенных трущобах Джокертауна днем будет невыносимо, и это только подогреет и без того накаленную атмосферу.

– Да, он выступит, – еще раз повторил сенатор так тихо, что Джон не услышал. – Едем в Джокертаун, – сказал он и отвернулся от окна.

– А съезд?

– Они еще несколько дней будут решать. Сейчас это не так важно. Берем мою свиту и отправляемся.

ДЖОКЕРЫ! ВАС СДАЕТ НЕ ТА РУКА!

Из памфлета, распространенного активистами ДСО на митинге 18 июля 1976 года.

Миллер ораторствовал перед толпой джокеров под ослепительным полуденным солнцем. После ночных бесчинств в Джокертауне мэр перевел всю городскую полицию на усиленный режим работы и отменил все отпуска. Губернатор штата привел Национальную гвардию в состояние боевой готовности. Границы Джокертауна обходили патрули, а следующей ночью должен был вступить в действие комендантский час. Накануне вечером Джокертаун облетела весть о том, что ДСО собирается предпринять еще одну попытку пройти маршем к «Могиле Джетбоя», и к утру в Рузвельт-парке кипела бурная деятельность. Полиция после двух безуспешных попыток выбить джокеров из парка, результатом которых были разбитые головы и пять раненых офицеров, больше ни во что не вмешивалась. Джокеров, пожелавших выступить вместе с ДСО, просто оказалось больше, чем власти ожидали. На Гранд-стрит снова появились заграждения, и мэр в мегафон обратился с речью к собравшимся. Те, кто был ближе всего к воротам, встретили его грубой бранью и насмешками.

С наспех сооруженного шаткого помоста Сандра слушала Миллера: сильный голос карлика заражал джокеров своей свирепостью.

– Вас растоптали, на вас плюнули, вас унизили, как никого другого во всей истории! – восклицал он, и они согласно вопили. Лицо Гимли было собранным, блестящим от пота, всклокоченная борода потемнела от жары. – Вы – новые негры, джокеры. Вы – новые рабы, ищущие спасения от рабства не менее жестокого, чем то, которое было раньше уделом чернокожих. Негры, евреи, коммунисты – это вы, слитые воедино, для этого города, для этой страны! – Гимли обвел рукой Нью-Йорк. – Им очень удобно, когда вы загнаны в свои гетто. Им очень удобно, когда вы подыхаете с голоду. Они хотят, чтобы ваше положение осталось прежним, чтобы они могли жалеть вас, чтобы они могли раскатывать по улицам Джокертауна на своих кадиллаках и лимузинах, выглядывать из окон и приговаривать: «Господи, и как такие люди могут жить!»