Последние и первые люди: История близлежащего и далекого будущего - Стэплдон Олаф (серия книг .TXT) 📗
Но есть мысль об одной возможности, из-за которой, в нашем состоянии индивидуумов, мы еще подвержены страху и смятению, а именно – что само космическое предприятие может потерпеть неудачу; что полная потенциальная возможность Реальности никогда не сможет найти выражения; что никогда, ни в какой период времени, многочисленные и конфликтующие данности не могут быть организованы как всеобщее гармоничное живое тело; что таким образом вечная природа духа окажется ужасно и неблагозвучно приведена в транс; что нерушимые красоты всего нашего кусочка пространства и времени должны оставаться несовершенными, а значит, незаслуженно почитаемыми.
Но в расовом разуме этот окончательный благоговейный ужас не имеет места. В тех редких случаях, когда мы обретаем расовое сознание, мы начинаем с уважением относиться к возможности космической катастрофы. Потому что с позиций расового разума, хотя мы таким образом и желаем свершения космического идеала, тем не менее мы порабощены этим желанием не больше, чем индивидуумы порабощены нашими желаниями. Потому что хотя расовый разум желает этого высшего достижения; однако, в то же самое время, он удерживает себя в стороне от него и от всех желаний, и всех эмоций, за исключением тех, которые позволяют восторгаться реальностью, какая она есть, и принимает ее темно-светлую форму с неподдельной радостью.
Таким образом, как индивидуумы мы пытаемся считать все космическое предприятие симфонией движения, которая может – или не может – в один прекрасный день достичь своего заслуженного завершения. Однако, как музыка, протяженная история жизни звезд должна быть оценена не только в момент своего завершения, но и относительно совершенства всей своей формы; а совершенна ли ее форма в целом или нет, мы знать не можем. Истинная музыка есть композиция переплетенных тем, которые развиваются и умирают; и вновь сплетаются другие, из более простых составляющих, которые сами состоят из аккордов и отдельных тонов. Но музыка пространственных сфер – это комплекс почти беспредельно большего и неуловимого, и ее темы выстраиваются выше и ниже друг друга, иерархия за иерархией. Никто, кроме Бога, ничто, кроме разума, столь же трудноуловимого, как сама музыка, не может слышать все целое в его деталях и разом охватить его слитную индивидуальность, если таковая имеет место. Нет человеческого разума, который мог бы авторитетно сказать: «Это всего лишь шум, в котором иногда попадаются обрывки смысла».
Эта музыка сфер не похожа на другую музыку не только по богатству своего звучания, но также по природе своей среды. Это не просто музыка звуков, но музыка душ. Каждая из мельчайших составляющих ее тем, каждый из ее аккордов, каждый отдельный трепет каждого тона на своем уровне гораздо больше, чем просто безвольный составной элемент музыки; это и слушатель, это же и сочинитель. Где бы ни существовала индивидуальность форм, всегда имеется индивидуальный ценитель и создатель. И чем сложнее форма, тем более восприимчив и активен дух. Таким образом, в каждой индивидуальной составляющей музыки исследуется сама музыкальная среда этой составляющей, приблизительно или точно, ошибочно или с большим приближением к истине; и будучи исследована, она принимается с восторгом либо с неприязнью, верно или ложно. И она поддается влиянию. Точно так же, как и в настоящей музыке каждая тема – это, в некотором смысле, влияние ее предшественников, последователей и текущего аккомпанемента, так и в этой безбрежной музыке каждый индивидуальный фактор сам по себе выражает тенденцию его окружения. Он также и определитель как предшествующего так и последующего факторов.
Но являются ли, в конце концов, эти разнообразные характерные особенности случайными или, как и в музыке, управляемыми соответствием с красотой целого, мы не знаем; как не знаем и того, если это все-таки так, является ли это прекрасное целое всех вещей работой некоего разума; и даже того, восхищается ли какой-нибудь разум этим адекватно, как совокупностью красоты.
Но вот что мы знаем: сами мы, когда дух полностью пробудился в нас, восхищаемся Реальностью такой, какой она представляется нам, и принимаем ее ослепительно черный вид с неподдельной радостью.
XVI. Конец Человека
1. Смертный приговор
Наша эпоха по существу была философским веком, фактически эпохой высочайшей философии. Но при этом нас тяготила огромная практическая проблема. Следовало подготовиться к задаче сохранения человечества в течение наиболее тяжелого периода, который, по расчетам, должен начаться через сотню миллионов лет, но может, при определенных обстоятельствах, свалиться на нас почти внезапно. Давным-давно, человеческие обитатели Венеры глубоко верили, что уже в их время Солнце войдет в фазу «белого карлика», и что очень скоро настанет время, когда их мир будет скован морозом. Этот расчет оказался слишком пессимистическим; но теперь мы знаем, что даже несмотря на некоторую задержку, вызванную великим столкновением, упадок Солнечной системы должен начаться в некий срок, астрономически не столь и отдаленный. Мы планировали, что в течение относительно короткого периода активного сжатия звезды будем плавно перемешать нашу планету ближе к Солнцу, пока она наконец не займет наиболее близкую из возможных орбит.
Тогда человек вновь окажется весьма комфортно размещен на очень долгий период. Но с течением времени могут произойти куда более значительные катастрофы. Солнце будет продолжать охлаждаться, и наконец человек больше не сможет жить за счет солнечного излучения. Появится необходимость в аннигиляции материи для создания недостающего тепла. Для этой цели могут быть использованы другие планеты, а возможно – и само Солнце. Или, при наличии жизнеобеспечения на срок длительного путешествия, человек осмелится передвинуть свою планету к какой-нибудь более молодой звезде. После того он сможет действовать в куда в более грандиозных масштабах. Он сможет исследовать и колонизировать все подходящие миры в любой части галактики и преобразовать себя в широчайшее сообщество разумных миров. Даже (так мы мечтали), он мог бы установить связи с другими галактиками. Не казалось уж столь невозможным, что человек сам – зародыш мирового духа, которому, как мы все еще надеемся, предназначено пробудиться незадолго до падения вселенной и увенчать вечный космос своим соответствующим знанием и восторгом – мимолетным, но тем не менее вечным. Мы отваживались думать, что в какую-то отдаленную эпоху человеческий дух, облаченный во всю мудрость, силу и восторг, смог бы бросить взгляд назад, на нашу примитивную эпоху, с некоторым уважением; несомненно с жалостью и сожалением, но не без некоторого, пусть малого, восхищения духом нашим, все еще лишь наполовину пробудившимся, но пытающимся одолеть грандиозный барьер. Вот с таким настроением, наполовину сожалея, наполовину восхищаясь, мы сами смотрим назад, на первобытное человечество.
Наша перспектива теперь внезапно и полностью изменилась, потому что астрономы сделали поразительное открытие, которое указывает человеку на быстрый конец. Его существование всегда было ненадежным. На любом отрезке своего жизненного пути легко он мог быть уничтожен каким-либо небольшим изменением химического состава окружающей среды, каким-то более обычного зловредным микробом, резким изменением климата или разнообразными последствиями собственной глупости. Дважды он едва не был уничтожен астрономическими событиями. Как легко могло бы случиться так, что Солнечная система, несущаяся сейчас через довольно насыщенный всякими объектами район Галактики, заметно изменилась бы или совсем разрушилась при встрече с каким-то значительным астрономическим телом. Но судьба, как оказалось, приготовила для человека более удивительный конец.
Не так давно было обнаружено неожиданное изменение, имевшее место на ближайшей звезде. По неустановленной причине, она начала меняться с белой на фиолетовую и увеличивать свою яркость. Она уже приобрела такую чрезмерную яркость, что, хотя ее диск на самом деле остается простой точкой на нашем небе, ослепительное лиловое излучение освещает наш ландшафт с ужасающей красотой. Наши астрономы установили, что это не обычная «новая звезда», и что она не из тех звезд, что склонны к пароксизмам яркости. Это что-то беспрецедентное, обычная звезда, страдающая уникальным «недугом», фантастическим ускорением собственных жизненных процессов, необузданным выбросом энергии, которая должна была бы тратиться ею целые миллиарды лет. При теперешней скорости она или ослабеет до инертного тлеющего угля, или совершит полное самоуничтожение всего лишь через несколько тысяч лет. Это чрезвычайное событие могло бы оказаться последствием неблагоразумного и легкомысленного эксперимента неких разумных существ в ближайшем окружении звезды. Но, разумеется, поскольку вся материя при сверхвысокой температуре находится в состоянии неустойчивого равновесия, причиной могло быть и простое стечение естественных обстоятельств.
