Град огненный (СИ) - Ершова Елена (читать полные книги онлайн бесплатно .txt) 📗
По моим прикидкам, это должно возмутить Хлою, но она только укоризненно качает головой.
— Ай-ай, господин Вереск! К чему эти провокации? Сейчас мы на одной стороне.
— Разве ваш дедушка не работает на Морташа?
— Вовсе нет. Он работает на себя.
— Но с теми, кто хорошо платит.
Хлоя поджимает губы.
— Не скрою, его разработки требуют больших вложений. Но дедушка из тех фанатиков, кто работает сначала ради идеи, а уж потом ради денег. Так что плохого, если его оценивают по достоинству? Если он пытается сделать мир лучше?
— Ценой жизни других?
— Как раз в этом вопросе мы с ним и разошлись, — Хлоя со стуком опускает на стол чашку. — Да, если хотите знать, я следила за работой дедушки. Но во многое меня просто не посвящали. И со многим я уже тогда была не согласна. Но подумайте сами, кто примет всерьез пятнадцатилетнюю девчонку?
Вспоминаю, что в пятнадцать я уже считался преемником Харта, и недоверчиво ухмыляюсь. Сколько бы лет ни было Хлое в расцвет Дарского эксперимента, ее посчитали достаточно взрослой, чтобы включить в списки Шестого отдела. А вслух подытоживаю:
— Значит, хотите, чтобы вас принимали всерьез?
— А вы? — Хлоя щурится с вызовом, отчего начинает шевелиться и вскипать моя внутренняя тьма. — Разве вы не хотите? Разве не для того вы боролись и проделали такой долгий путь, чтобы люди перестали звать вас насекомыми и паразитами? Чтобы видели в вас равных? Чтобы, наконец, приняли вас всерьез?
Мне не нравится ее тон. Мне не нравятся ее слова. Но еще больше не нравится, что все сказанное — правда.
— Да… Мы хотим, — цежу сквозь зубы.
Хлоя победно усмехается и откидывается на спинку кресла.
— Вот видите, наши желания не так уж различаются. И вы, и я хотим доказать свою значимость: родным, обществу, но прежде самому себе. Так не отталкивайте руку помощи, которую вам протягивают!
В ее тоне чудится снисходительность. Я скалюсь болезненно и зло, отвечаю:
— Нет ничего обманчивее протянутой руки. Господин Морташ преподнес хороший урок. Вот только мы не уяснили его. И чем это обернулось? Чем оборачивается теперь?
По углам начинают ворочаться тени. За спиной Хлои вырастает серповидный плавник чудовища, поднявшегося из глубин моего безумия. Она не видит его, но всей кожей ощущает нависшую угрозу, а потому поспешно возражает:
— А вы предпочли бы умереть под пулями?
— Лучше под пулями, чем под скальпелем!
— Так взгляните на законопроект! — Хлоя поднимается с кресла и тянется к этажерке. — Он призван защитить ваши права! Поверьте, продвигая его, я рискую не меньше вашего!
— Поэтому решили взять материалы не у Полича, а у Тория?
— Мне нужны были доказательства! Аргументы!
— Поэтому прикарманили часть? — я тоже поднимаюсь и останавливаюсь напротив, уперев ладони в стол. За окном темнеет, и на лицо Хлои набегает тень. Она откидывает голову, щеки загораются румянцем, но она спрашивает холодно:
— В чем вы меня обвиняете?
— Например, в излишней самоуверенности! — рычу в ответ. — Конечно, для кого-то вроде Пола или Расса вы ангел-спаситель. Такие дураки легко ведутся на показную доброту и красивых женщин. Но Пол мертв. А Расс под стражей, — я желчно ухмыляюсь и спрашиваю: — Вы по-прежнему думаете, что несете нам благо? Как бы ни так! Ваша надежда отравляет похлеще яда Королевы!
Хлоя молчит, только кусает губы. От этого они пунцовеют, как раздавленная клюква, а я продолжаю:
— Признайтесь, все ваши рассуждения о равенстве только очередная ложь! Вы тоже носите маску, которую называете 'воспитанием' и 'тактичностью'. Но в глубине души считаете меня монстром!
Хлоя вздыхает, и до меня доносится запах теплого кофе и карамели.
— А знаете, вы правы, — говорит она. — Вот сейчас вы действительно ведете себя, как монстр. Вам лучше уйти.
Мрак наваливается, заковывает меня в невидимый панцирь. Я сутулюсь и отвечаю:
— Заставьте.
Хлоя отшатывается. Раздвоенный хвост, сотканный из теней, вздымается над ее головой. Секунду маячит под потолком, а потом с силой бьет в стену. Лицо обдает колючими брызгами. Стены плывут. Качается под ногами пол. И я в два шага пересекаю комнату и нависаю над русалкой, такой испуганной и хрупкой. Она приоткрывает рот, будто хочет позвать кого-то на помощь. Но помощь не придет. Никто не остановит ревущую волну. И я обрушиваюсь на Хлою с высоты своего безумия, накрываю ее губы своими, и слышу, как буря кричит в голове голосом сержанта Рода: 'О, я знаю, как ты хочешь ее! Ты рад бы рвать ее зубами! До крови!'
Стискиваю ее так сильно, что еще немного, и кости хрустнут, подобно сухим веткам. К сладости поцелуя примешивается кисловатый привкус страха. Это пьянит сильнее вина и насыщает лучше хлеба. Как долго я жаждал этого! Как истосковался по молодой крови! Я мог бы взять ее прямо здесь…
Но что-то щелкает в мозгу. Рубильник на 'выкл'. Рубильник на 'вкл'. И голова взрывается, как маленькое солнце.
Слепну и задыхаюсь. Уши закладывает от визга сирены. Пол уходит из-под ног, но я чудом удерживаю равновесие. Во влажной дымке расплывается лицо русалки — испуг в ее глазах сменяется гневом, потом брезгливостью. Медленно, словно неуверенно, она поднимает руку и стирает следы моего поцелуя.
А лучше бы дала пощечину.
Тогда позади меня распахиваются двери, и в проеме появляются запыхавшийся охранник.
— Все в порядке, госпожа Миллер? — допытывается он. — Сигнализация сработала.
— Да, — глухо произносит она и отворачивается к окну. — Проводите… господина Вереска. Он уже уходит.
Глубокий вдох. Глубокий выдох.
Я отступаю в тень коридора. Тьма тянется следом, дергает за рукав, словно умоляя остаться. Но я ускоряю шаг и выбиваю дверь плечом, вываливаясь в утреннюю сырость. Воздух холодный и влажный: наверное, город снова обложит дождем. И меня жестко потряхивает не то от озноба, не то от возбуждения. Дотрагиваюсь до уголка рта. Капелька слюны отдает бледно-розовым. Сок или кровь? Я с наслаждением облизываю пальцы и, улыбаясь, приваливаюсь спиной к влажной облупившейся штукатурке.
На губах еще чувствуется вкус поцелуя.
Кисло-сладкий, как клюква в сахаре.
26 апреля (воскресенье)
К Рассу меня не пускают.
— Только с письменного разрешения начальника отдела, — поясняет дежурный.
Торий назвал бы это бю-ро-кра-тизмом. Я назову предвзятостью. Повернувшись спиной, дежурный с радостью переключается на коллегу. Между ними завязывается разговор, прерываемый громким смехом и взаимными колкостями. Я значу для них не больше мухи, ползущей по стеклу.
Вертушка хлопает за моей спиной. Дежурные недовольно смотрят вслед, тогда я поднимаю большой палец: никаких проблем! Они возвращаются к своим занятиям, а я щелкаю тугим колесиком зажигалки. Пламя теплое и настоящее. Закуриваю, наблюдая, как серая лента разворачивается вверх. Сквозь дым город кажется матовым и монохромным, спрятанным за пыльной витриной. И эти дома, аккуратно порезанные на этажи, и населяющие их люди находятся по ту сторону стекла. А я — по эту. Наши миры никогда не пересекутся. Если только временный нейтралитет не перерастет в открытую конфронтацию.
Вроде вчерашней стычки с госпожой Миллер. Но жалею ли об этом? Черта с два! Дар научил: когда есть возможность — используй ее, второго шанса может не быть.
Цветочный аромат витал у моего изголовья, пока ночная тьма облизывала окна. Я падал на сырую постель, оглушенный прибоем, оплетенный водорослями теней, а на моих губах подсыхала морская соль. Эта ночь была пропитана сладостью и воспоминаниями о моей русалке. И даже сейчас, выкурив сигарету, я все равно ощущаю привкус ее поцелуя, а зверь воет и рвется с поводка. Не знаю, что удержало его вчера (моя сила воли? блокада по методу Селиверстова?), но знаю одно: люди поступили жестоко, обрезав нам инстинкт самосохранения, но оставив сексуальный. Возможно, так они полагали накапливать и контролировать агрессию. А теперь кто контролирует нас? Они кричат о свободе и равенстве, но не знают, насколько прав был офицер Пол: такие женщины, как Хлоя Миллер или цыпа на красной машине никогда не будут принадлежать монстрам. Единственный выбор: сдохнуть в одиночестве или сорваться и получить пулю в затылок.
