Полдень, XXII век - Стругацкие Аркадий и Борис (е книги txt) 📗
– Правильно, – сказал оператор. – На Венере им теперь нечего делать. А кого выбрали начальником проекта?
– Понятия не имею, – сердито сказал Званцев.
– Не Штирнера?
– Не знаю.
Они помолчали.
– Мерзость, верно? – сказал оператор.
– Что?
– Факелы – мерзость, правда? Такая дрянь! Чувствуете, как он воняет?
Званцев принюхался и отошел на два шага в сторону.
– Да, – сказал он. От факела воняло нефтью. – А зачем это? – спросил он.
– Так приказал Каспаро. Никаких электроприборов, никаких ламп. Мы стараемся свести все неконтролируемые помехи к минимуму… Кстати, вы курите?
– Курю.
Оператор остановился.
– Дайте зажигалку, – сказал он. – И ваш радиотелефон. Есть у вас радиотелефон?
– Есть.
– Дайте все мне. – Михайлов забрал зажигалку и радиотелефон, разрядил их и выбросил аккумуляторы в кювет. – Извините, но так надо. Здесь на двадцать километров в округе не работает ни один электроприбор.
– Вот в чем дело, – сказал Званцев.
– Да-да. Мы разграбили все пасеки вокруг Новосибирска и делаем восковые свечи. Вы слыхали об этом?
– Нет.
Они снова быстро пошли под непрерывным дождем.
– Свечи тоже мерзость, но все-таки лучше, чем факелы. Или, знаете, лучина. Слыхали про такое – лучина?
– Нет, – сказал Званцев.
– Есть такая песня: «Догорай, моя лучиночка». Я всегда думал, что лучина – это какой-то генератор.
– Теперь я понимаю, откуда этот дождь, – сказал Званцев помолчав. – То есть я понимаю, почему выключены микропогодные установки.
– Нет, нет, – сказал оператор, – микропогодные установки – это само собой, а дождь нам гонят специально с Ветряного Кряжа. Там есть континентальная установка.
– Зачем это? – спросил Званцев.
– Закрываемся от прямого солнечного излучения.
– А разряды в тучах?
– Тучи приходят пустые, их разряжают по дороге. Вообще опыт получился гораздо грандиознее, чем мы сначала думали. У нас собрались все специалисты по биокодированию. Со всего мира. Пятьсот человек. И все равно мало. И весь Северный Урал работает на нас.
– И пока все благополучно? – спросил Званцев.
Оператор промолчал.
– Вы меня слышите? – спросил Званцев.
– Я не могу вам ответить, – сказал Михайлов неохотно. – Мы надеемся, что все идет как надо. Принцип проверен, но это первый опыт с человеком. Сто двадцать триллионов мегабит информации, и ошибка в одном бите может многое исказить.
Михайлов замолчал, и они долго шли не говоря ни слова. Званцев не сразу заметил, что они идут через поселок. Поселок был пуст. Слабо светились матовые окна коттеджей, а в окнах было темно. За ажурными изгородями в мокрых кустах чернели кое-где распахнутые ворота гаражей.
Оператор забыл про Званцева. «Еще часов шесть, и все будет кончено, – думал он. – Я вернусь домой и завалюсь спать. Великий Опыт будет закончен. Великий Окада умрет и станет бессмертным. Ах как красиво! Но пока не придет время, никто не скажет, удался ли опыт. Даже сам Каспаро. Великий Каспаро, Великий Окада, Великий Опыт! Великое Кодирование. – Михайлов потряс головой – привычная тяжесть снова ползла на глаза, заволакивая мозг. – Нет-нет, надо думать. Валерио Каспаро сказал, что надо начинать думать уже сейчас. Все должны думать, даже операторы, хотя мы слишком мало знаем. Но Каспаро сказал, что думать должны все. Валерио Каспаро, в просторечии Валерий Константинович. Забавно, когда он работает, работает и вдруг скажет на весь зал: «Достаточно, посидим немного, тупо глядя перед собой!» Эту фразу он где-то вычитал. Если в этот момент спросить его о чем-нибудь, он скажет: «Юноша, вы же видите. Не мешайте мне сидеть, тупо глядя перед собой…» Опять я не о том думаю! Итак, прежде всего поставим задачу. Дано: комплекс физиологических нейронных состояний (говоря по-простому – живой мозг) жестко кодируется по третьей системе Каспаро – Карпова на кристаллическую квазибиомассу. При должной изоляции жесткий код на кристаллической квазибиомассе сохраняется при нормальном уровне шумов весьма долго, – время релаксации кода составляет ориентировочно двенадцать тысяч лет. Времени достаточно. Требуется найти: способ перевода кода биомассы на живой мозг, то бишь на комплекс физиологических функционирующих нейронов в нуль-состояниях. Кстати, для этого требуется еще и живой мозг в нуль-состоянии, но для такого дела люди всегда находились и найдутся – например, я… Эх, все равно не разрешат. О живом мозге Каспаро и слышать не хочет. Вот чудак! Сиди теперь и жди, пока ленинградцы построят искусственный. Вот… Короче говоря, мы закодировали мозг Окада на кристаллическую биомассу. Мы имеем шифр мозга Окада, шифр мыслей Окада, шифр его «я». И теперь требуется найти способ перенести этот шифр на другой мозг. Пусть искусственный. Тогда Окада возродится. Зашифрованное «я» Окада снова станет действующим, настоящим «я». Вопрос: как это сделать? Как?.. Хорошо бы догадаться прямо сейчас и порадовать старика. Каспаро думает об этом четверть века. Прибежать к нему в мокром виде, как Архимед, и возопить: ”Эврика!“» – Михайлов споткнулся и чуть не уронил факел.
– Что с вами? – сказал Званцев. – Вы опять засыпаете?
Михайлов посмотрел на него. Званцев шагал, подняв капюшон, засунув руки под плащ. Лицо его в красном бегающем свете казалось очень длинным и очень жестким.
– Нет, – сказал Михайлов. – Я думаю. Я не сплю.
Впереди замаячила какая-то темная груда. Они шли быстро и скоро догнали большой грузовик, который медленно тащился по шоссе. Званцев не сразу понял, что грузовик идет с выключенным двигателем. Его волокли два здоровенных мокрых верблюда.
– Эй, Санька! – крикнул оператор.
Щелкнула дверь кабинки, высунулась голова, повела блестящими глазами и скрылась.
– Чем могу? – спросили из кабинки.
– Дай шоколадку, – сказал Михайлов.
– Возьми сам, не хочется вылезать. Мокро.
– И возьму, – бодро сказал Михайлов и куда-то скрылся вместе с факелом.
Стало очень темно. Званцев пошел рядом с грузовиком, приноравливаясь к верблюдам. Верблюды еле плелись.
– Быстрей они не могут? – проворчал он.
– Они, подлые, не хотят, – сказал голос из кабины. – Я пробовал лупить их палкой, но они только плюются. – Голос помолчал и добавил: – Четыре километра в час. И заплевали мне плащ.
