Раздолбаи. (Работа по специальности) - Лукин Евгений Юрьевич (книги бесплатно TXT) 📗
Зажмурясь и ухватив переносицу двумя пальцами, Никита Кляпов сотрясался от беззвучного злобного смеха.
– Извините, – сказал он и встряхнул головой. – Просто мне подумалось, что все мои проблемы тогда, действительно, будут решены… Отупеть и на всё наплевать – да я чуть ли не мечтаю об этом!
– Ну да, ну да… – деревянно поддакнул Сократыч, нервно оглаживая бородку. – Блаженны нищие духом… А мне как прикажете быть в таком случае? «Зать»? Сплошное «зать»? Нет уж, увольте. Если у меня и есть что-либо дорогое в этой жизни – так это мой разум! Запомните это, Никита!..
Удары по глыбе внезапно прекратились, и оба услышали, как с глухим стуком упал на покрытие ломик. Обернулись. Крест стоял, обмерев, и с ужасом провожал глазами прокатившую мимо надзорку. Никита бросился к нему.
– Ну, всё, всё… – испуганно приговаривал он, похлопывая и поглаживая Креста по судорожно вздрагивающим мышцам. – Дьец… Уехала…
Кое-как успокоив питомца и снова вручив ему ломик, Никита решительным шагом подошёл к дедку.
– Опровергнуть? – прямо спросил он.
– Что ж, попробуйте. – Сократыч посмотрел на него с любопытством.
Никита оглянулся на Креста.
– Видели, как он испугался? А побирушки надзорок не боятся…
– Н-ну… Возможно, прошло много времени… Забыли, осмелели…
– Хорошо, – сказал Никита. – А с чего вы вообще решили, что они глупее нас с вами? Вы хоть одну фразу на их языке прощебетать можете? А они на нашем чирикают вовсю… Ладно. Взять того же Креста. Да я перед ним хуже всякого побирушки унижался… И что же из этого следует? Что он был умней меня?
С каждым словом личико Сократыча прояснялось всё больше и больше.
– Никита… – растроганно сказал он наконец, пожимая Кляпову локоть. – Спасибо… Не то чтобы вы меня убедили, но…
В этот момент ломик Креста угодил в напряжёнку, и глыба, издав звук пушечного выстрела, как бы провалилась сама в себя, осела грудой крупного белого щебня. Никита извинился и кинулся к питомцу (с минуты на минуту должна была показаться надзорка).
Повеселевший дедок двинулся было своей дорогой, но не пройдя и десятка шагов столкнулся с озабоченным Ромкой. Руки и нос хулигана были обильно припудрены серым порошком. Да и пузо – тоже.
– Дед! – Ромка обрадовался. – Тебя-то мне и надо! Ты ж у нас всё знаешь!..
Чувствовал, стервец, где у Сократыча слабая струнка.
– Ну, во-первых, не всё, – отвечал ему польщённый дедок. – А во-вторых, не уверен, что знаю. Что вас интересует, Рома?
– Вот, например, памятник, – сказал Ромка, и воздел серые по локоть руки, давая понять, насколько этот памятник громаден. – Он – как? Пустой внутри или весь из бетона?
Седенькие бровки взмыли изумлённо.
– Вы собираетесь возводить памятник, Рома? И кому же, позвольте спросить?
– Да нет, – отмахнулся тот. – Поспорили просто… Ну так как?
– Н-ну… Смотря какой памятник… Помельче – те, конечно, монолитные… А вот колоссы всякие… Их, по-моему, собирают из блоков… Укладывают, знаете, такие бетонные кольца – одно на другое…
– Ага… – несколько ошарашенно молвил Ромка, оглаживая ладонями невидимый круг. – Ну, понятно… Кольцами, значит…
Дышащие бледным свечением ребристые айсберги опор отяжелели, налились желтизной, покрытие блеснуло, как пруд в безветренное пасмурное утро. Мир просыпался. Светлые пятна скоков стали тёмными, по верхней и нижней тверди побежали едва уловимые рваные тени, похожие на клочья облаков.
В проулках белели в ожидании людей невесть когда возникшие новые камушки. Рассвет ласково омыл знакомую глыбу, слегка похожую на постамент Медного Всадника, и одинокую человеческую фигуру на её выдающемся вперёд уступе.
Расправив грудь, Ромка оглядел окрестности, потом обернулся. Два мешка, сетка с алыми капсулами и всякий мелкий инструмент удобно угнездились в седловине замечательной глыбы. Клавкин броневичок был просто обречён на роль пьедестала.
– А вот фиг вам!.. – еле слышно шепнул Ромка, запрокинув вдохновенное лицо к невероятно высокому потолку.
Затем перетащил один мешок из седловины на слегка выпуклую маковку глыбы и вытряхнул в самой серёдке, окутавшись при этом по грудь облаком тонкой серой пыли. Подождал, пока пыль осядет, и выволок наверх сетку с капсулами. Присев на корточки, сделал в дышаще-мягком сером холмике глубокую выемку, после чего выдавил туда пять алых тюбиков.
Припудрил ладони – и приступил…
Ромка, действительно, никогда не имел дела ни со строительством, ни с гончарным ремеслом. Всё, что могло ему теперь пригодиться в работе, сводилось к детским воспоминаниям о том, как покойная баб-Варя замешивала тесто для пельменей. Очень похожими приемами он замесил тяжеленный колобок чудовищных размеров и принялся раскатывать его сначала в бревно, а потом в длинную толстую кишку. Вскоре пришлось опуститься на колени. На выпуклой площадке стало тесно. Будь Ромка более начитан, он бы неминуемо сравнил себя с Лаокооном. Наконец догадался порвать липкого удава натрое, и первое кольцо было выложено по частям. В поперечнике оно достигало полуметра, толщиной не уступало кулаку Василия, а цвет имело жирно-коричневый, словно пропитано было масляной краской.
Ромка распрямил сведённую спину и поднялся в рост – полюбоваться. Балдё-ож…
– Ты что ж это, поганец, делаешь?! – разорвал утреннюю тишину вопль, исполненный изумления и злобы. Ранняя пташечка Клавка вышла на промысел.
– Чего вопишь? – благодушно осведомился Ромка. Он был до того очарован первым выложенным кольцом, что даже не удосужился взглянуть на Клавку.
– Ты мой броневичок поганить? Тут люди собираются, вопросы с него решают!..
Ромка присел на корточки и любовно устранил лёгкий извив, пока не схватилось намертво. Нет, отлично легло колечко…
– Я кому говорю?..
Ромка повернул голову.
– Клавк, – задумчиво молвил он. – Вот перемкну пару кабелей, и будешь неделю дома сидеть…
Клавка набрала полную грудь воздуха и уже открыла рот, как вдруг взглянула Ромке в глаза – и поняла, что он не шутит.
Рот медленно закрылся, воздух был относительно тихо выдохнут. Конечно, будь рядом свидетели, Клавка ещё, пожалуй, и пошумела, поерепенилась бы малость – марку поддержать. А так… Словом, когда Ромка, устранив пару-тройку огрехов, снова поднял голову, Клавки на пятачке уже не было.
Следующей, как ни странно, заявилась Лика. Что её выгнало из дому в такую рань – сказать трудно. Обычно она в это время ещё нежилась в гамаке… Остановилась, подождала, когда Ромка поднимет голову, естественно, не дождалась и в недоумении обошла глыбу кругом, приглядываясь к творящемуся на вершине.
Ромка уже заканчивал выкладывать третье кольцо.
– Доброе утро, Рома, – сказала Лика.
– Привет, – буркнул Ромка, головы по-прежнему не поднимая.
Лика, склонив голову к плечу, задумчиво и тревожно смотрела на ещё не завершённую, но уже уродливую композицию.
– И что это будет? – хрустальным голоском осведомилась она.
Ромка встал и вытер руки о штаны. С третьим кольцом было покончено.
– Фиг, – ответил он не без гордости.
– Прости, не поняла…
Он снисходительно улыбнулся и сложил для наглядности известную комбинацию из трёх пальцев.
– И… кому же ты его… адресуешь? – несколько оторопело спросила она.
– А вообще!.. – И Ромка щедрым жестом объял необъятное.
Лика, право, не знала, что и ответить.
– Между прочим, – холодно заметила она наконец. – Фига, если хочешь знать, женского рода, а не мужского.
– Это у тебя женского, – огрызнулся Ромка. – А у меня – мужского.
Лика оскорблённо вскинула плечики – и удалилась.
Потом публика повалила валом. Посмеиваясь, наблюдали, как Ромка, упрямо отклячив нижнюю губу, раскатывает очередного масляно отсвечивающего удава, рвёт его натрое и выкладывает по частям следующий ярус. Задавали вопросы. Чаще всего: «Кому фиг-то?» Сначала Ромка говорил: «Хозяевам!», но потом озверел и начал отвечать: «Тебе!» Покручивая головами, отходили. Дескать, чем бы дитя не тешилось – только бы кабели не перемыкало…
