Тривселенная - Амнуэль Павел (Песах) Рафаэлович (бесплатные книги онлайн без регистрации txt) 📗
Комнаты не было. Дома не было тоже. Пепелище. Зола, черная пыль, шлак, оплавленные и обгоревшие части посуды и мебели.
— Интересно, — сказал голос за моей спиной, — как ты будешь расплачиваться с городским головой?
Я обернулся — Ормузд стоял посреди того места, которое недавно было кухней, и держал в руке оплавленный предмет, бывший недавно чайником. На лице мальчишки осели черные сажевые пятна, и Ормузд выглядел неумытым трубочистом. Хламида его, впрочем, осталась такой, какой и была, — опрятной, тщательно уложенной и новой.
— Что? — сказал я, вложив в этот вопрос гораздо больше, чем мог бы выразить, даже произнеся речь.
— Если бы я не слышал твоего рассказа, — произнес Ормузд, отбросив сгоревший чайник, — то решил бы, что кто-то проводил ментализацию миров.
— Что? — повторил я с тупой настойчивостью.
— Что-что, — пробормотал Ормузд. — Ты слишком впечатлителен. Энергия воспоминаний… Ты ее не сдержал, да ты и не мог сдержать, как бы ты ее сдержал, если не знал даже, что она существует?
— Энергия воспоминаний? — повторил я.
— У тебя нет нужных инстинктов, — пояснил Ормузд, как ему казалось, вполне исчерпывающе. — Ты вспомнил, возник эмоциональный заряд, энергия воспоминаний — а у тебя ее накопилось не меньше миллиона энергентов, судя по произведенному эффекту… Эта энергия перешла, естественно, в материальное состояние и…
Он широким жестом обвел пепелище, на котором мы стояли.
— Теперь, — продолжал Ормузд, — городской голова потребует компенсации ущерба, а ты даже чашку восстановить не способен. Младенец.
Последнее слово он произнес с видимым презрением.
— Что я могу сделать? — пробормотал я.
— Иди за мной, — резко сказал Ормузд и, перешагнув через сгоревшую балку (Господи, — подумал я, — как мы оба не убились, когда обвалились перекрытия?), пошел прочь, поднимая башмаками черную смрадную пыль.
— Куда ты? — спросил я.
— Прочь из города, — бросил Ормузд через плечо. — Ученый прав, тебе нельзя здесь… И ждать утра нельзя. В дороге легче.
— Почему?
— Помолчи, Ариман, — сердито сказал мальчишка. — Не трать энергию мысли, лучше переведи ее в движение.
— Как? — не понял я.
Ормузд только застонал от моей непонятливости и ускорил шаг. Мы миновали несколько улиц. Люди, встречавшиеся нам, проходили мимо, будто ни меня, ни Ормузда не существовало в природе. То ли мальчишка обладал даром внушения, то ли каким-то непостижимым для меня образом сделал нас обоих невидимыми для постороннего взгляда.
Город закончился вдруг — последняя линия домов-одноэтажек, похожих на теремки. Дальше простиралось поле, покрытое травой. Впрочем, это была не трава, в чем я убедился сразу, примяв первые травинки. Стебельки, торчавшие из почвы, напоминали обрывки металлических проводов с зеленой изоляцией — они были такими же жесткими, и мне показалось, что в пятки от этих травинок бьют заряды, вызывая слабое покалывание. Я хотел было наклониться, чтобы рассмотреть травинки поближе, но Ормузд бежал, и я едва поспевал за ним. Покалывания в пятках будто сообщали мне энергию, подталкивали, помогали двигаться. Трава не пружинила, напротив, она сопротивлялась, но мне казалось, что я двигаюсь тем быстрее, чем активнее сопротивляются зеленые травинки-проводочки.
Через минуту я мчался по полю со скоростью велосипедиста, но все равно Ормузд бежал еще быстрее, хотя, как мне показалось, даже перестал двигать ногами.
— Думай, Ариман, думай, — бросил он через плечо.
О чем я должен был думать? О пожаре, вызванном моими воспоминаниями? О городе, оставленном позади?
— Да о чем угодно, — сказал Ормузд.
Я поймал себя на том, что ни одну мысль, возникавшую в сознании, не могу додумать до конца. Мысли будто таяли, едва возникнув, таявшие мысли больно кололи, и я даже поднял руку, чтобы потрогать затылок, где уже скопилось множество острых иголок, но в это время Ормузд остановился и сказал:
— Все. Ушли. Теперь можно отдохнуть.
Мне вовсе не казалось, что мы ушли куда бы то ни было — километра на три в лучшем случае. Я обернулся, но странным образом не увидел даже следа города.
Ормузд аккуратно стянул с себя хламиду и опустил одежду на зеленые стебельки, отчего они даже не примялись. Сидеть на этой подстилке наверняка было жестко — как на иголках, но Ормузд с видимым удовольствием уселся, поджав ноги, и показал мне, чтобы я сделал то же самое. Я начал было стягивать с себя рубаху, но остановился, впервые обратив внимание на особенность, которую не замечал прежде. У мальчишки не было пупка — гладкая кожа без складок.
Инстинктивным движением я потрогал свой живот и с облегчением, не вполне, впрочем, понятным, убедился, что с моим пупком все в порядке.
— Скажите-ка, — саркастически заметил мальчишка, от внимания которого не ускользнуло мое движение, — а ты думал, что только воспоминаниями отличаешься от всех прочих? Я давно это подметил и потому поверил тебе сразу. Садись, Ариман, не жди, пока упадешь от истощения.
Никакого истощения я не чувствовал — напротив, был полон энергии и не понимал, почему Ормузд решил сделать привал именно здесь.
— Где город? — спросил я. — Только не говори, что это действие какого-нибудь закона имени Тициуса-Боде.
— Тициус? — с интересом переспросил мальчишка. — Это кто такой? Из того мира, а? Да сядешь ты, в конце концов, или нет? У нас мало времени!
Я наклонился и, прежде чем опуститься на траву, потрогал ее ладонью. Травинки-провода не прогибались, но и не упирались в ладонь острыми концами. Под рукой была чуть упругая поверхность, из нее в кожу били микроразряды, приятные, впрочем, как приятно покалывание струй воды, бьющих по усталому телу. Ормузд с интересом следил за моими движениями. В конце концов я сел и подогнул под себя ноги.
— Почему ты заставлял меня думать? — спросил я. — Мне не думается, когда бегу. В той жизни я однажды…
Воспоминание всплыло так стремительно, что я не смог сдержать его.
Это произошло, когда я учился на последнем курсе колледжа, мы с Аленой уже встречались, я проходил практику — сначала в прокуратуре, потом в следственном отделе МУРа и наконец у какого-то частника, запомнившегося мне только львиным рыком и присказкой: «Все, что найдешь, — мое». В тот вечер я ждал Алену у входа в кафе, и она, как обычно, опаздывала. Рядом три балбеса выясняли отношения с четвертым — типичная уличная разборка, никто не вмешивался.
Потом что-то неуловимо изменилось. Бросив косой взгляд, я понял причину — к драке присоединился пятый, и в руке у него был кнут. Не любительский шокатор, какими пользуются девицы, отбиваясь от приставучих прохожих, а профессиональная модель НГШ-4, не каждый спецназ имел ее на вооружении — можно одним движением положить все живое, что есть в радиусе десяти метров. Меня от этого типа отделяло метров шесть-семь, и петля уже начала свое круговое движение.
Инстинкт бросил меня в сторону — за пределы десятиметровой зоны поражения, — а в движении я соображал плохо, в движении за меня соображали инстинкты, не столько врожденные, сколько приобретенные за годы учебы в колледже. Сознание отключилось, и в себя я пришел только тогда, когда остановился, чтобы перевести дух.
Я-то был в порядке, но четверо лежали ничком, и по нелепым позам было ясно, что с ними все кончено. Перед входом в кафе толпился народ, а из должностных лиц с правом ношения оружия здесь был — кроме меня, конечно, — только швейцар, который никогда не видел действия боевого шокатора и даже не знал, скорее всего, о том, что нечто подобное существует в природе. Будто кролик на удава, он шел по направлению к убийце и поднимал свою пушку, уверенный, что негодяй бросится наутек от одного ее вида.
Я не должен был бежать, вот что я понял сразу, как только остановился. Нужно было стоять на месте — неподвижные мишени для этого типа как бы не существовали, его возбуждала толпа, а драка доводила до состояния чуть ли не религиозного экстаза. Оставаясь на месте, я спокойно расстрелял бы его, даже не вынимая оружия из кармана. Сейчас об этом нечего было и думать — у меня было учебное оружие с радиусом поражения до семи-восьми метров, годное для работы по захвату, но никак не при погонях или, как сейчас, для стрельбы на поражение с расстояния метров двадцати.