Подмастерье. Порученец - Хотон Гордон (читаем книги бесплатно txt) 📗

Ряды бледных белых ступней торчали с деревянных полок со всех четырех сторон: землисто-желтые трупы, сложенные в стопки по семь, опрятными рядами. Сотни ног — какие-то подгнившие, какие-то свежие; какие-то — с культями пальцев, какие-то с полным набором по пять; какие-то покрыты кожей, какие-то — просто голые кости. Полки мертвой плоти, светящейся и жуткой в желтом сиянии одинокой лампочки.

— Кто там?

Голос говорившего был лишен интонации, как утиный кряк. Донесся он с одной полки справа, рядом с главным входом.

— Друг, — сказал я. — Вы где?

— Здесь. — В сумрачном углу, три ряда вверх, шевельнулись две белые ступни. — Чего вам надо?

Я пренебрег вопросом, но обошел стол и два стула посреди комнаты, добрался до говорившего. Заметил, что каждая полка была поделена на отдельные выдвижные ячейки на полозьях, по одной на труп. Я взялся за край его полки двумя руками.

— Что вы делаете?

Я потянул. Полозья заскрежетали.

— Оставьте меня.

Я вытянул тело на всю длину.

Это был наш четверговый клиент. Он лежал на спине, облаченный в одежду, которую мы ему выделили. Плоть все еще оставалась довольно свежей — белой, холодной, с самыми малыми признаками разложения, — но пах он отвратительно, как застарелый пот. Лицо ему растянуло в широкой ухмылке клоуна-извращенца, но глаза были закрыты.

— Чего вам надо? — повторил он. Хотя губы двигались, ухмылка примерзла к ним.

— Хочу узнать, каково это.

— В смысле?

— Это, — пояснил я. — Быть здесь. В Хранилище.

— Что такое хранилище?

Я примолк. С виду он был вполне доволен. Какое я имел право его тревожить?

— Помните, как вы умерли? — спросил я.

— Сердце остановилось, — ответил он.

— Давно вы здесь?

— Не знаю.

— Когда вас выпустят?

— Не знаю.

— Вы хоть что-то знаете?

— Нет. Положите меня на место, и всё. Прошу вас.

Я задвинул его обратно. Разговор напомнил мне о нескончаемой, отупляющей скуке вечного покоя. И я мимолетно увидел собственное будущее: лежать посреди всей этой гниющей плоти, трупы наваливаются со всех сторон, тянутся прикоснуться ко мне, шевелятся рядом. Кишащая туча молчаливого страдания, от которого не убежать.

— Я не помешал?

Смерть стоял у подножья лестницы с бутылкой вина и двумя бокалами. Улыбался.

— Я тут просто потолковал с одним трупом.

— Не тревожьтесь за них — они же за вас не тревожатся.

Он шлепнул нашего бывшего клиента по пяткам. Покойник хрюкнул, дернулся, затем вновь устроился в прежнем положении.

— Что с ними будет?

— Кто знает? Мы уже тысячу лет пытаемся выделить время, чтобы разобраться с их будущим. Но вечно возникают более важные для обсуждения темы. — Он подвел меня к столу, и мы сели друг напротив друга, он откупорил бутылку и налил вина. — Впрочем, могло быть и хуже. До того, как придумали Хранилище, приходилось выпускать неудачные трупы на волю, бродить по Земле. — Он отхлебнул из бокала. — До сих пор около десятка где-то носит — и большинство из них изрядно раздражено. Им больше ничего не надо — лишь бы найти, где упокоиться, но их отовсюду гонят, куда б ни шли. — Он нахмурился, допил вино одним глотком и поглядел на меня. — Но, кажется, у нас с вами есть дело.

Я кивнул, но ничего не сказал. Он налил себе еще бокал, извлек из кармана брюк мятую бумажку и разгладил ее на столе передо мной. В ней значились шесть методов прекращения, какие я наблюдал на неделе, а также сегодняшняя несостоявшаяся попытка Смерти — итого семь. Справа от каждого имелся пустой квадратик, внизу — что-то нечитаемым шрифтом и свободное место для моей подписи.

— Дело вот в чем, — продолжил он, — и я в общем вполне могу сразу перейти к сути: вы не совсем то, что нам нужно в качестве подмастерья. — Я пожал плечами. Неудивительно. — Прошу вас, не принимайте это на свой счет. Если б решал я, вы бы тут же были приняты. Но Шефу не кажется, что вы способны… И, думаю, вы согласитесь, что в течение недели, невзирая на ваши честные попытки, вы не смогли…

Я отмел все дальнейшее рукой.

— Вы хотите, чтобы я выбрал способ своей смерти?

— Так гласит ваш договор.

Он вручил мне декоративную авторучку, которую купил в понедельник. Она была оранжевая, с повторяющимся узором из крошечных зеленых аллигаторов, бежавших вдоль. Я поглядел на Смерть и задумался, чистое ли это совпадение, но в его глубоко посаженных, бездонно-темных глазах увидел лишь отражение собственного улыбавшегося лица.

— Я решил, — сказал я наконец, — что не хочу умереть ни одним из методов, какие вы показали мне на этой неделе.

— В таком случае на обороте есть место, где вы можете вписать метод по собственному желанию. И, если позволите совет, удар молнией — отличный способ. Мой личный любимец: гул, электрический разряд в воздухе непосредственно перед тем, как все случится, яростная синяя вспышка… Точный миг — всегда неожиданность, даже если знаешь, что будет.

Я поднял бокал вина к губам. Оно сладко скользнуло по языку, вниз по горлу, согрело мне желудок. И придало мне храбрости говорить без обиняков.

— По чести сказать, мне кажется, я не хочу умирать вообще.

— Вы отдаете себе отчет в важности вашего решения? — спросил Смерть. — Во всех его последствиях?

Я кивнул.

— Придется остаться в Хранилище.

Он скорбно упер взгляд в стол, забрал бумагу и ручку, сунул в карман. Отхлебнул вина, шумно сглотнул и вздохнул.

— Но прежде, чем это произойдет, — добавил я спокойно, — я все еще имею право, насколько мне известно, бросить вам вызов… Сыграем в шахматы?

Настроение у него резко переменилось. Он широко улыбнулся, хлопнул в ладоши, как ребенок, и вскочил со стула. Вид у него сделался такой, будто он сейчас меня обнимет, но он передумал, ринулся к заднему выходу из погреба, распахнул дверь на черный ход и поспешил по ступенькам на первый этаж.

Пока его не было, я поспешил достать ампулу, отломать кончик и вытряхнуть каплю яда в бокал Смерти.

А какой у меня был выбор?

Смерть вернулся через пару минут — с переносным дисковым проигрывателем, той самой черно-золотой шахматной доской, виденной мною в понедельник, и с маленьким ящичком, где оказался стаунтоновский комплект [47].

— Не понимаю, почему сам до этого не додумался, — сказал он, отдуваясь. — Вам это не оставляет серьезных шансов, признаюсь, — но попробовать стоит. И это совершенно законно. — Он поставил проигрыватель на пол у своего стула и включил его. Помпезное начало неведомого классического произведения рявкнуло из динамиков. — Берлиозова «Symphonie fantastique», — пояснил он, увернув звук. — Люблю слушать за игрой. Немножко жизнерадостная поначалу, зато позже есть кошмарная часть под названием «Шествие на казнь» [48]. — Он открыл ящичек, извлек пару фигур и протянул мне сжатые кулаки. — Что ж… правый или левый?

Я тронул его правую руку.

— Везучий вы, — сказал он и явил мне белую пешку.

Пока он устанавливал доску и расставлял фигуры, я осознал, что мне не выиграть никак. В четверг, когда я обнаружил мелкий шрифт в своем договоре, гласивший, что можно бросить вызов, это показалось убедительным вариантом; однако в тот самый миг, когда сделал Смерти прямое предложение, я понял, что все без толку. Поэтому я и отравил ему напиток сразу, как только он ушел, — от отчаяния. Все как при жизни: я действовал по наитию, а также потому, что ничего другого не оставалось.

Во вторник я сказал ему, что никогда толком шахматами не увлекался, и в то время счел, что поскромничал; но взглянув на своего противника, я понял, что вообще-то переоценил свои способности. По сравнению с ним я мало чем отличался от новичка — с обрывочными знаниями о тактике и без всякого понимания стратегии. Если посчастливится, продержусь ходов двадцать.