Полдень, XXII век - Стругацкие Аркадий и Борис (е книги txt) 📗
Прошло несколько минут. Белов лежал животом на плечах Кондратьева и трещал кинокамерой. Акико что-то бормотала в диктофон (кажется, по-японски), не сводя глаз с кальмара. У Кондратьева заныла шея, к тому же он боялся, что кальмар очнется и удерет или снова бросится на субмарину и тогда все нужно будет начинать сначала.
– Вы еще не скоро? – осведомился Кондратьев.
– Очень, – ответил Белов сипло и невпопад.
Кальмар приходил в себя. По его лапам прошла зыбкая судорога. Громадные, величиной с футбольный мяч, глаза повернулись, словно шарниры в гнездах, и уставились на свет прожекторов. Потом лапы вытянулись в струнку, снова сжались, и бледно-лиловая кожа налилась темным светом. Кальмар был ошпарен, оглушен, но он готовился к новому прыжку. Кальмар не отступал. Он и не думал отступать.
– Ну? – спросил Кондратьев нетерпеливо.
– Ладно, – недовольно сказал Белов. – Можешь.
– Слезай с меня, – сказал Кондратьев.
Белов слез и положил подбородок на правое плечо Кондратьева. По-видимому, он забыл о глубинной болезни. Кондратьев взглянул на экран, затем положил палец на спусковой крючок.
– Близко слишком, – пробормотал он. – Ну ничего. Выстрел!
Субмарина вздрогнула.
– Выстрел!
Субмарина вздрогнула еще раз. Кальмар медленно раскрывал лапы, когда под его глазами одна за другой взорвались две пироксилиновые торпеды. Две мутные вспышки и два громовых раската: бомбррр, бомбррр. Кальмара затянуло черным облаком, а затем субмарину бросило на хвост, она опрокинулась на левый борт и принялась танцевать на месте.
Когда волнение прекратилось, прожектора осветили буро-серую колышущуюся массу, из которой в пучину вываливались, крутясь, бесформенные дымящиеся лохмотья. Некоторые еще извивались и дергались в лучах света, отбрасывая в желто-зеленую толщу пыльные тени, и исчезали во мраке. А на экране локатора уже появились один за другим четыре, пять, семь сигналов, нетерпеливых, выжидающих.
– Акулы, – сказал Кондратьев. – Тут как тут.
– Акулы – мерзость, – хрипло сказал Белов. – Вот кальмара жалко… Такой экземпляр! Варвар ты, Кондратьев… А вдруг он разумный?
Кондратьев промолчал и включил свет. Акико сидела, прислонившись к стене, склонив голову на плечо. Глаза ее были закрыты, рот полуоткрыт. Лоб, щеки, шея, голые руки и ноги лоснились от пота. Диктофон лежал под ногами. Кондратьев подобрал его. Акико открыла глаза и смущенно улыбнулась.
– Сейчас будем возвращаться, – сказал Кондратьев. Он подумал: «Завтра ночью спущусь и перебью остальных».
– Очень душно, товарищ субмарин-мастер, – сказала Акико.
– Еще бы, – сердито сказал Кондратьев. – И коньяк, и духи…
Акико опустила голову.
– Ну ничего, – сказал Кондратьев. – Сейчас будем возвращаться. Белов!
Белов не ответил. Кондратьев обернулся и увидел, что Белов поднял руку и ощупывает замок люка.
– Что ты делаешь, Белов? – спросил Кондратьев спокойно.
Белов повернул к нему серое лицо и сказал:
– Душно здесь. Надо открыть.
Кондратьев ударил его кулаком в грудь, и он упал навзничь, запрокинув острый кадык. Кондратьев торопливо отвернул кислородный кран, затем поднялся и, перегнувшись через Белова, осмотрел замок. Замок был в порядке. Тогда Кондратьев ткнул Белова пальцами под ребро. Акико следила за ним блестящими глазами.
– Товарищ Белов? – спросила она.
– Жареная утка, – сердито сказал Кондратьев. – И глубинная болезнь в придачу.
Белов вздохнул и сел. Глаза у него были сонные, он пощурился на Кондратьева, на Акико и сказал:
– Что случилось, друзья мои?
– Ты чуть не утопил нас, чревоугодник, – сказал Кондратьев.
Он поднял нос субмарины вертикально и начал подъем. Было четыре часа утра. Должно быть, «Кунашир» уже подошел к точке рандеву. Дышать в кабине было нечем. Ничего, скоро все кончится. Когда в кабине свет, стрелка батиметра кажется розоватой, а цифры – белыми. Шестьсот метров, пятьсот восемьдесят, пятьсот пятьдесят…
– Товарищ, субмарин-мастер, – сказала Акико. – Можно спросить?
– Можно.
– Ведь это удача, что мы так скоро нашли ика?
– Это он нас нашел. Он, наверное, километров десять за нами тащился, присматривался. Кальмары всегда так.
– Кондратьев, – простонал Белов. – Нельзя ли поскорее?
– Нельзя, – сказал Кондратьев. – Терпи.
«Почему ему ничего не делается? – подумал Белов. – Может быть, он действительно железный? Или это привычка? Господи, только бы увидеть небо. Только бы увидеть небо, и я никогда больше не пойду в глубоководный поиск. Только бы удались фото. Я устал. А вот он совершенно не устал. Он сидит чуть ли не вверх ногами, и ему ничего не делается. А у меня от одного взгляда на то, как он сидит, начинается тошнота».
Триста метров.
– Кондратьев, – сказал Белов. – Что ты будешь делать завтра?
Кондратьев ответил:
– Утром придут Хен Чоль и Вальцев со своими субмаринами, а вечером мы прочешем впадину и перебьем остальных.
Завтра вечером он снова спустится в эту могилу. И он говорит это спокойно и с удовольствием.
– Акико-сан.
– Да, товарищ Белов?
– What are you going to do tomorrow?
Кондратьев взглянул на батиметр. Двести метров. Акико вздохнула.
– Не знаю, – сказала она.
Они замолчали. Они молчали до тех пор, пока субмарина не всплыла на поверхность.
– Открой люк, – сказал Кондратьев.
Субмарина закачалась на легкой волне.
Белов поднял руку, передвинул защелки замка и толкнул крышку.
Погода изменилась. Ветра больше не было, туч тоже не было. Звезды были маленькие и яркие, в небе висел огрызок луны. Океан лениво гнал небольшие светящиеся волны. Волны плескались и журчали у башенки люка.
Белов первым выкарабкался наружу, за ним вылезли Акико и Кондратьев. Белов сказал:
– Как хорошо!
Акико тоже сказала:
– Хорошо.
Кондратьев тоже подтвердил, что хорошо, и добавил, подумав:
– Просто замечательно.
– Разрешите, я искупаюсь, товарищ субмарин-мастер, – сказала Акико.
– Купайтесь, пожалуйста, – вежливо разрешил Кондратьев и отвернулся.
Акико разделась, сложила одежду на край люка и потрогала ногой воду.
