Последний хранитель (СИ) - Борисов Александр Анатольевич (мир книг .txt) 📗
Майор Подопригора, тем временем, шел к автобусу. За тридцать шагов до цели, ему приказали раздеться по пояс, снять ботинки и вывернуть все карманы. Только он все равно не считал себя безоружным. Умение убивать любыми подручными средствами пришло к нему после одного случая. Он очнулся от холода. Чувство непонятной тревоги охватило все существо. Где я, неужели вчера перебрал? Действительность оказалась намного хуже. Он лежал голяком на каменном холодном столе. Спертый воздух был густо сдобрен запахом мертвечины. Голову жгло, как после бритья «на сухую». В правом боку саднило. Вокруг царил полумрак, и от этого было еще страшнее. Из трех потолочных светильников горел только один. Да еще, в дальнем углу помещения, тускло мерцала подслеповатая лампочка. Там, за столом, увенчанном литровой бутылью, храпел человек в белом халате. Соскользнув с неудобного ложа, Никита присел и чуть не завыл от боли: в правом боку зияла огромная рваная рана. Из нее на холодный кафель прерывистой тонкой струйкой закапала кровь. Вместе с болью проснулась память. Последнее, что он вспомнил, это раскрытая дверь самолета и возглас: «Пошел!» Ну вот, — удовлетворенно подумал Никита, — теперь есть хоть какая-то определенность. Наверное, случилось что-то серьезное. Настолько серьезное, что меня посчитали мертвым, а мертвых не перевязывают… Он еще раз ощупал рану. Вернее, то место, где она только что была. На месте кровавого месива красовалась широкая красная полоса, которая стремительно рубцевалась. Сердце затрепетало: прочь, прочь из этого проклятого места! Стоять! — Никита собрал дрожащие мысли в железный кулак. — Мы живы и это главное, все остальное приложится. Выпрямившись, он медленно подошел к столу. Пахло техническим спиртом. Хмырило в белом халате широко улыбался во сне, наверное, видел что-то хорошее. В правой руке он держал недоеденный пирожок. Тяжелая связка ключей оттягивала карман. Свой командирский «комок» Никита искать не стал — не факт, что он вообще где-нибудь здесь. Случайно набрел на шкафчик с одеждою персонала. Так и явился на КПП: в синем костюме, кирзовых сапогах и коричневой велюровой шляпе. Вечно пьяный майор Сорокин глянул стеклянным взглядом, протянул сигаретку и хмуро предупредил: — В следующий раз в таком виде не пропущу.Утром его вместе с группой перебросили в Минеральные Воды. Случилось что-то серьезное. За спешкой и суетой думать было особенно некогда. Никита и старался не думать. Но все равно чувствовал: он стал каким-то другим. Этот же факт был отмечен его подчиненными. Ему снились лихие погони на взмыленных лошадях, кровавые стычки на саблях и копьях, трупы людей, насаженные на колья и лицо незнакомой женщины. При виде ее сердце сходило с орбиты и начинало бешено колотиться. Даже курить пришлось научиться заново. Почему я тогда не погиб? — все чаще и чаще он задавал себе этот вопрос. — Ну, что ты себя все изводишь? — сказал ему как-то закадычный дружбан Кандей. — Живи да радуйся. Удача твоя из области невозможного, потому, что случилась у всех на глазах. Значит, нужен ты на этой земле. Нужен для какого-то часа, который дороже иной жизни. Вот тебе и Кандей, — подумалось мне, — философ в камуфляжном костюме! Откуда в русском солдате такая глубинная мудрость? Или кто ходит под смертью — тот ближе других к звездам? Как он понял, что каждый, рожденный под знаком света, приходит в этот суетный мир, чтобы исполнить свое предназначение несмотря ни на что, даже — на смерть. О том, что Никита мой вероятный враг, я даже не думал. Это вопрос будущего. В данный момент этот парень делал святое дело и делал его хорошо. Автобус стоял особняком, на равном удалении от самолета, предметов и складок местности, потенциально опасных для группы Салмана — таких, где могли бы укрыться вооруженные люди. — Стой, где стоишь! Повернись спиной. Все, что в руках, положи на землю. Мимино, обыщи. Из передней двери, складываясь перочинным ножом, выпал небритый джигит возрастом под полтинник. Он поднял с земли спутниковый телефон, прохлопал брючины. — Тут больше ничего нет. — Э-э! Ты деньги принес? — крикнули из автобуса. — Э-э, деньги в машине, — отозвался Никита — Ну, так неси их сюда, — невидимый собеседник хмыкнул, чуть было не засмеялся. Он понял, что его передразнивают и это его позабавило. — Что, так и будем орать, как хохол по межгороду? — Никита мастерски разыграл легкое раздражение. — Я пришел, чтобы обговорить порядок обмена. — Мимино, проводи. Передние двери автобуса были открыты наполовину. На верхней ступеньке сидел бородатый мужик в коричневой шляпе с полями, загнутыми на ковбойский манер. Он молча посторонился, прихлопнул ладонью пространство рядом с собой. Садись, мол, располагайся как дома — у нас здесь все запросто. Никита протиснулся внутрь. Проем по всей ширине был отгорожен какой-то дерюгой. Прежде чем сесть, прислушался. Из салона не доносилось ни звука. На штатном сидении полулежал водила. Он тихо стонал, уткнувшись в баранку забинтованной головой. Лобовое стекло с его стороны забрызгано мелкими каплями крови. Сам он, кажется, был без сознания.
Глава 16
— Ты у нас, стало быть, «Альфа»? — тихо спросил бородатый. — Выше бери. Армейский спецназ.
— Значит, «Каскад». Помню такой, встречались в Кабуле. Было вас четыре равноценные группы. Работали по две, меняя друг друга. Ты у них, получается, старший? — Здесь да. — Мне знаком такой тип командира, — бородатый «ковбой» с удовольствием демонстрировал свою проницательность, — бойцы за тебя… нарушат любой приказ. Что молчишь? — и так знаю. Зачем ты пришел? — Угадаешь с трех раз? Правильно выбранный тон — половина успеха в переговорах. Никита говорил короткими емкими фразами, заставляя противника додумывать, досказывать за себя. Салман это оценил, улыбнулся: — Ну вот, наконец-то прислали нормального человека, с которым приятно поговорить. А то гонят пургу своим помелом: «Мы же с вами нормальные люди». Ха! Это я-то нормальный?! Или, может быть, он? Да клал этот хмырь огромный и толстый на всех детей всего мира. А об этих печется только лишь потому, что из Москвы приказали. У этого парня мозги набекрень, — осторожно подумал Никита. И я был с ним полностью солидарен. — Каждый год из страны продают за рубеж до пятнадцати тысяч детишек, таких же, как этих, детдомовских. Это если считать по легальным каналам. А сколько вывозится незаконно? На лютую смерть, на запчасти? Зайди на любой вокзал: что, прежде всего, бьет по глазам? — голодная, пьяная, обкуренная беспризорщина. «Весь этот мир не стоит одной-единственной слезинки ребенка», — раньше я эту фразу частенько слышал. Где же сейчас те гуманисты, которые ее повторяли, почему языки в жопе? — они и в тридцатых были такими — гнилая, продажная интеллигенция! Правильно Сталин топил их, расстреливал, гноил в лагерях, выгонял из страны… — А ты, как я понимаю, истинный защитник детей? — Никита выдал очередной перл. Будь я в своем теле, да не в столь трагической обстановке, точно бы засмеялся. — Я солдат, — строго сказал Салман. — Я выполняю боевую задачу. Ты пришел за детьми? — ты их получишь! Живыми — если те, кто тебя послал, быстро и в полном объеме выполнят наши условия, или… не обессудь. — Солдат?! Что ж ты делаешь здесь, где никто ни в кого не стреляет? Против кого воюешь? Бравый ковбой сгорбился. Поджал серые губы. — Ты, как я вижу, десантник. Срочную где служил? — Болград. — А я в Борисоглебске. Но это не главное. Раз ты служил — значит, давал присягу. Слова еще не забыл? Может, напомнить? «Я, гражданин Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Вооружённых Сил, принимаю присягу и торжественно клянусь быть честным, храбрым, дисциплинированным, бдительным воином…» Как там дальше? «Я всегда готов по приказу Советского Правительства выступить на защиту моей Родины — Союза Советских Социалистических Республик и, как воин Вооружённых Сил, я клянусь защищать её мужественно, умело, с достоинством и честью, не щадя своей крови и самой жизни для достижения полной победы над врагами…» Вспомнил? Вижу, что вспомнил! Никита кивнул. — Так вот, я и хочу спросить, как десантник десантника: где ты был? Где ты, лично, был, когда распадалась моя страна? Подался в кооператоры? Крышевал платный сортир? — Я был на войне. — Почему тогда твоя мать, бабушка или сестра… старушки-соседки, которым не носят пенсию месяцами… почему русские женщины не сказали своим сыновьям и внукам: идите, родные, бесчестие хуже смерти, благословляем на баррикады?
