Последний хранитель (СИ) - Борисов Александр Анатольевич (мир книг .txt) 📗
Так безоглядно плакать Сашке больше не доводилось, даже когда он ее хоронил.
На самом краю взлетной площадки стоял транспортный самолет с опущенной аппарелью. Группа людей в камуфляжных костюмах суетилась вокруг него. Одни проникали внутрь через кабину пилота, другие — сквозь люки в днище авиалайнера. Черные маски парились от пота, но их командир был недоволен. Он снова и снова щелкал секундомером, бросал фуражку на землю и что-то горячо объяснял. И вот уже сам, ласточкой взмывал над бетонкой.
За ними, а также за всем, что творилось в аэропорту, как за играми детей несмышленышей, наблюдал человек. В данном случае это не только звучало, еще и смотрелось гордо. Человек был в безупречном костюме, белоснежной сорочке, идеально подобранном галстуке и темных очках на холеном лице. Очки прикрывали глаза висельника — пустые, пресыщенные, неподвижные. Такие, как он, обычно плохо кончают, не умирают своей смертью. Это дано от природы — быть в центре событий, чуть в стороне и выше — много выше толпы облеченных властью людей, собравшихся здесь потому, что иначе нельзя. Любой из местной элиты с удовольствием взял бы больничный, уехал в командировку, был бы согласен попасть в небольшую аварию без тяжких последствий, но только бы оказаться подальше от этого места, где хочешь — не хочешь, а нужно что-то решать и отвечать за это решение личным благополучием. Человек в безупречном костюме читал все движения мелких душонок, узнавал в них себя и от этого еще сильней ненавидел. Боже мой, до чего измельчали слова! Элита это святое, это — Андрей Болконский, Петя Ростов, Дорохов тот же Денис Давыдов — совесть нации, ее интеллект, опора, оплот и защита. Элита — это не право, а вечный долг по праву рождения. А эта вот шелупонь? — да в них столько же от элиты, сколько в задницах «голубых» — голубой крови. Среди всех этих пигмеев, человек в безупречном костюме был старшим. Не по званию, не по должности — по существу. Ему тоже не очень светило расхлебывать эту кашу. Но так уж случилось, судьба, против нее не попрешь! — Сам виноват, надо было вчера улетать, — проворчал он себе под нос и перевел взгляд на группу спецназовцев, закончивших свои тренировки в дальнем конце летного поля. — Тут Россию кастрируют, а у них перекур! Старшего группы ко мне! Двое из «свиты» потрусили рысцой, а могли бы и на машине. «Вот, мол, какие мы исполнительные!» Я видел, что Бос нервничает. Время от времени к нему подбегали с докладом. В ответ он бросал короткие реплики, но чаще брезгливо морщился и посматривал на часы. — Автобус уже на подходе, Николай Николаевич, будет здесь через двенадцать минут, — вежливо информировал чин в милицейской форме с погонами генерала и чуть ли ни строевым шагом отступил в сторону.
— Вы что тут, с ума посходили? — да быстрее пешком дойти! Через два с половиной часа я должен быть в Шереметьево, у меня международная встреча, а вы тут все Ваньку валяете! — Так это… в целях обеспечения… стараемся выиграть время, — чиновник набрал в легкие воздуха (Господи, пронеси!) и лихо отбарабанил самое главное, — тут вот, товарищи предлагают!
— Что предлагают? — Он сам объяснит. Из-за широких спин решительно выдвинулся офицер в полевой форме без знаков различия. На его загорелом лице выделялись глаза. Глаза человека, который знаком со смертью.
Порывами ветра слова уносило в сторону. До меня долетали только обрывки фраз. — Вашего разрешения… скрытно… людей… хотя бы по двое на каждый борт. Человек в безупречном костюме почтил его сумрачным взглядом. Вопросительно поднял бровь: — Да вы, я вижу, сратег! — Ох, с каким же сарказмищем, сказано! Небожитель снисходит до смертного. — И какой же приказ вы готовы отдать своим снайперам? — Приказ может быть только один: уничтожить. — А вы уверены, что никто из ваших людей случайно не промахнется, или попадет не туда? Можете гарантировать, что никто из заложников не пострадает? — Мы профи. Ручаюсь, что каждый группы сделает все возможное и даже немного больше. Но в случае чего… готов всю ответственность взять на себя! — Вот! – сладострастный утробный звук в стиле Валерии Новодворской, — Вот, ничего вы не можете гарантировать, ни-че-го! В отличие от вас, я такую ответственность взять на себя не могу. И потом, что за словечко такое, «профи»? Вы что, «Монреаль Канадиенс»? Идите и делайте что вам приказано. В общем, свободны. Вы можете быть свободны, как вас там? — хоккеист! Офицер стиснул зубы и побледнел. Он стоял, как оплеванный и уже порывался уйти. — И еще, — будто удар в спину, — дайте своим людям отбой. А эти… пусть они улетают. Отпустят детей — и улетают. Теперь, что касается возможного приказа стрелять. Пусть ваши снайперы пока остаются на прежних позициях и будут в постоянной готовности. Огонь открывать только в том случае, если бандиты начнут убивать заложников. Всем остальным немедленно отойти. И зарубите себе на носу: никакой отсебятины. За самовольство пойдете под суд! Все это офицер выслушал, не оборачиваясь. Он, по-видимому, не удержался от комментариев. — Вы это, простите, о ком?! — вскинулся небожитель. — О том же, о ком и вы, о бандитах.
— Автобус! – испуганно выкрикнул кто-то из свиты.Все обернулись на голос, все посмотрели на летное поле. ЛИАЗ колесил по бетонке уже без кортежа. В нижней части зашторенных окон — белые занавески. Как белые флаги, как крики о помощи. — Постреляешь тут… на свою жопу, — проворчал человек в безупречном костюме. На высоком покатом лбу выступила испарина. — Николай Николаевич, Вас! От серой безликой массы привычно отпочковался лихой генерал МВД, тот самый, что выставил на посмешище офицера спецназа. В подрагивающей ладони шипела портативная рация. — Э, ара, — проклюнулся из нее неожиданно громкий голос, — что-то твой телефон барахлит. Я им немножко шофера по башке постучал, да? Ты пришли к нам своего человечка. Пусть привезет доллары-моллары, наркоту-маркоту, парочку автоматов… ну, как мы с тобой договаривались. И телефон другой передай, немножко покрепче, да? Спокойно поговорим, как мужчины. А то… как там у вас, русских: «Знает одна свинья — узнают еще две»? — Когда вы намерены отпустить детей? — багровея, спросил небожитель. — Куда спешишь, дорогой? — казалось, что рация излучает веселье. — В свою Москву ты всегда успеешь. Мы же еще самолет для себя не выбрали и в руках ничего не держали, кроме твоих обещаний, да? А денежки любят, когда их считают. Привезешь половину обещанного — и мы половину отпустим… — Разрешите мне! — офицер в комуфляже опять вышел вперед, отодвинув плечом хозяина рации. — Что разрешить? — не понял его представитель Кремля. — Войти с ними в контакт, выступить в роли посредника. — А-а-а! Ну что ж, действуйте! Инструкции получите у него! — указательный палец с золотою печаткой ткнулся в широкую грудь представителя МВД. Спецназовец козырнул, кому-то подмигнул на ходу и скрылся в штабной машине. — Как, бишь, его фамилия? — тихо спросил небожитель, ни к кому конкретно не обращаясь. — Подопригора! — ответили сразу несколько голосов. — Не понял? — Майор Подопригора, Никита Игнатьевич, группа «Каскад», опытный офицер, три боевых ордена за Афган, — уточнил кто-то из особистов. — Запомни, — человек в безупречном костюме почтил вниманием кого-то из своей свиты, — а лучше всего запиши. Из Москвы нужно будет позвонить в Министерство. Пусть подготовят приказ об его увольнении. Скажешь, что я настаиваю. Слишком уж он… как бы помягче сказать… впечатлителен, что ли, для такой должности… Хреновые наши дела, — думал Мордан, пыхтя сигаретой, — стремился сюда, на юг, хотел разыскать сестренку, оградить ее от беды, переправить в безопасное место. Антон подвернулся кстати — с ним на пару горы можно свернуть. Казалось, все нити в наших руках и вдруг, они оборвались. Все и сразу — раз — и мордой об стол. Ситуация... не знаешь, с чего начинать, на кого опереться — хоть волком вой! В аэропорт по-прежнему не пускали. В гостинице мест, по тем же причинам, не было. — Загляните попозже, — посоветовал администратор, — в частном секторе обязательно будут вакансии. — Что-то я не врубаюсь, — почесал в затылке Мордан, — какой такой частный сектор, если человек хочет поспать? — И я вам про то же. В нашем городе много домашних гостиниц. Люди сдают жилье в порядке индивидуальной трудовой деятельности. — А больше они ничего не умеют? — съехидничал Сашка. — Ну, ладно, вы уж как-нибудь расстарайтесь, — и сунул червонец в стеклянную амбразуру. Сейчас от него ничего не зависело и это очень не радовало. Хотелось нажраться и набить кому-нибудь морду. Бросать его в таком состоянии было не по-товарищески. Я уютно устроился в уголочке его души и впервые за этот день ощутил себя человеком. На обратном пути Сашка свернул к знакомой «тошниловке». Хотел заправиться пивом, но вспомнив недобрым словом кислый «букет» местного пойла, заказал водку. — Доллары не продашь? — спросил скучающий бармен, различив в скомканной куче заветную зелень. По старой флотской традиции, деньги Мордан носил в «нажопном» кармане брюк. Покупая что-либо, выгребал оттуда полную жменю и «отстегивал» номинал. — Сколько тебе? — Сколько не жалко. Если много, возьму по курсу. Сашка прикинул в уме наличность и сочтя, что в кармане рублей маловато, сбагрил ему две сотни. Я промолчал, хоть давно заподозрил что-то неладное. Неприятности вырастают из таких вот, дурных привычек. Пока клиент ужинал, бармен смотался в подсобку. Там долго, минуты три трекал с кем-то по телефону. Когда же вернулся, это был совершенно другой человек: ни следа от былой рутинной расслабленности. Во всем его облике сквозила уверенность в завтрашнем дне. — Девочек не желаешь? — спросил он, улучшив момент. — Если много, возьму по курсу, — зло пошутил Мордан. — Некогда мне. — Ты, часом, не с самолета? — Нет, а с чего ты взял? — Да много их тут, сердешных, за день перебывало. И все как один: сначала нарежутся водки, а потом стенают «за жисть». Нет, мол, у них свободы и счастья — ручная кладь держит на привязи.Сашка хотел закатить ему в лоб, да вдруг передумал: хорошее место, нахоженное, еще пригодится. Тем временем, возле кафешки притормозила машина и в стеклянную дверь заведения с шумом вломились четверо. Они заняли столик прямо напротив входа. Бармен жучкой замер у стойки — готовился принять заказ. Судя по взгляду, этих быков он знал. Мордан встрепенулся. Его заряженность на скандал приняла конкретные очертания. — Чё ты там, мужичок попиваешь, никак водочку? — раздалось за спиной и заскорузлый прокуренный палец медленно опустился в его стопку, — ну и как, свежачок? Нет такого брюшного пресса, который бы не прошибла «кувалда» Мордоворота. Наглец застыл в полусогнутом состоянии, зевая, как рыба, ртом. Он тщетно пытался урвать порцию воздуха. Но трое друзей сочли его позу элементом актерской игры. Ведь Сашка ударил локтем, почти без замаха. Этого никто не заметил — и «быки» бросились в наступление. Бросились бестолково, толпясь и мешая друг другу. Меры предосторожности им показались излишеством: по их упрощенным понятиям, самое главное в драке — ошеломить, ошарашить, подавить волю к сопротивлению. Какой-то смешной, несуразный, седой мужичок: ну, что его опасаться? — сейчас он наложит в штаны, и выложит свои бабки. Меньше всего они ожидали отпора. А Сашка уже стоял, как когда-то на ринге, в открытой прямой стойке. Тот, что мчался впереди всех, уже вынес кулак для удара. — Ннн-а! Мордан играючи уклонился, ушел от удара всем корпусом. Он встретил врага коротким прямым в голову и стремительной серией в печень. Венчал комбинацию сокрушительный апперкот — избиваемый воспарил и провалился куда-то вниз. «Второй эшелон» дрогнул, пришел в замешательство. А Сашка летал над кафельным полом, как Чапаев на белом коне. Он вкладывал душу в любимое дело, и я ему мысленно аплодировал. Через пару минут, в палате остались одни лежачие. Пол был усеян осколками битой посуды, забрызган каплями крови. Только прочность старинной общепитовской мебели спасла забегаловку от полного краха. Поставщик живого товара свободной рукой поддерживал отвисшую челюсть — подсчитывал ущерб заведению. В его округленных глазах отражалось страдание. Сашка бросил на стойку несколько долларов: — За беспокойство. Остальное возьмешь с них. Здесь же, у стойки, выпил еще сто пятьдесят. За победу.
