Последний хранитель (СИ) - Борисов Александр Анатольевич (мир книг .txt) 📗
Но менты видали и не таковских:
— Пош-шел ты! — внятно сказал натруженный, сдавленный голос.
В комнату ворвались еще несколько человек. По стенам зашарили лучи карманных фонариков. Сквозь щели в полу проступили полоски света. — Вы находитесь в зоне спецоперации ФСБ! В случае неповиновения, буду вынужден применить спецсредства, — кажется, это сказал отец.
Ну вот, теперь для меня все ясно! Персонажи и действо переместились во двор. Наверное, там светлей. Первым вынесли «доходягу». В подвал доносились обрывки фраз. Все остальное глушили тяжкие вздохи Мордана. Он тихо страдал над моей головой.
Я вылез из погреба, перекурил, прислушался.
Ребята из внутренних органов по-прежнему жаждали крови. Еще бы, их оторвали от любимого дела, в самый интересный момент. Сначала они качали права, потом, по инерции, матерились. Лишь в самом конце, вяло оправдывались. Их погрузили в машину и отправили восвояси.
Стало намного тише. Воздух наполнили мирные звуки: гудок тепловоза, перестук вагонных колес. Черт побери! Как давно я не ездил на поезде!
У калитки отец сердечно прощался с кем-то из фээсбэшников.
— Проснулся? — спросил Мордан.
Не дождавшись ответа, встал и ушел на кухню. Наверное, морду отмачивать.
— Подумаешь, цаца! Обидели мальчика, — сказал я его спине и тщательно ощупал диван.
Поверхность была сухой. У Сашки не хватило воды. Жалкие крохи адреналина, державшие меня на плаву, ушли, как вода в песок. Снова нахлынуло сладостное оцепенение. Сонные мысли шатались по скользким извилинам мозга, спотыкались и падали. Я снова забылся, но все хорошо слышал и понимал.
В дом вернулся отец. Он долго возился с электропроводкой, и только потом принялся за меня.
— Нет, это уже ненормально! — ворчал он, отсчитывая биения пульса. — Александр Сергеевич, вскипятите, пожалуйста, шприц!
— Угу! — отозвался Мордан.
— Не надо укола! — успел прошептать я, и вырубился.
Во сне я летал. Скользил по касательной над бесплодной каменистой грядой, и снова взмывал ввысь, к вершине высокой скалы. Воздух был упруг и прозрачен. Солнце пряталось в розовом облаке, согревая меня ласковыми лучами. Где-то у горизонта плескалось теплое море. Местность была до боли знакома. Сердце подсказывало, что здесь я когда-то бывал. Не наяву, а в каком-то другом сне.
Меня долго будили. Просыпаться я не хотел. Наверное, чувствовал, что похмелье будет тяжелым.
— С тобой все в порядке? — с тревогой спросил отец.
Я слышал его, но все еще пребывал в иных временных рамках.
— Черт знает что! — проворчал он, нарезая круги по комнате.
Для тех, кто его знал, это всегда означало высшую степень неудовольствия шефа.
— Ты, кажется, что-то спросил? — с трудом прохрипел я, с трудом разжимая пересохшие губы. — Вроде не пил ничего, а трубы горят, как с похмелья.
— На, прибодрись, — отозвался Мордан, с готовностью, открывая бутылочку пива. — Свежачок от утренней смены. Дуй из ствола, так вкусней!
Пиво действительно было в меру холодным и очень вкусным.
— Мы тут тебе одну хренотень кололи, — просветил меня Сашка, — какой-то транквилизатор. Другой бы птицей летал, да подпрыгивал, а ты только громче храпел. Отсюда и сушнячок.
— «Сандал», — пояснил отец, — новая экспериментальная разработка. Ты опять выпадал из реальности, как тогда, после Биская. Ума не приложу, почему?
— И теперь, и тогда я отнял чужие жизни. Наверное, не был должен, — озвучил я первое, что стукнуло в голову. — Хранитель должен хранить, а не разрушать. Других объяснений не нахожу.
Мордан хмыкнул. Шеф свирепо посмотрел на него и чуть не споткнулся. Тот понял его без слов:
— Ладно, пока суть, да дело, смотаюсь в разливочный цех. На меня там уже и пропуск оформили.
Отец долго молчал, даже после того, как за Сашкой захлопнулась дверь, взвешивал «за» и «против», прежде чем, выдать свое резюме: — По правде сказать, звучит фантастически, но нет ничего другого, что можно бы принять, как версию. И вообще, с каких это пор у тебя появилась дурная привычка людей убивать? — С тех пор, как убили тебя.
— Ах да, — спохватился он, — ты же не знал.
И тут, впервые за много лет, мне стало его, бесконечно, жаль. До слез, до сердечных спазм. Сдал старикан, осунулся, поседел. Глубже стала сетка морщин в уголках беспокойных глаз. Он, даже, больше не в силах скрывать свою хромоту. И это всесильный шеф, «Дон Экшн», легенда советской разведки!
— Не знаю, что бы я делал, если б ты сейчас не проснулся, — нахмурясь, сказал отец. — Я должен уехать, Антон. Не хочу оставлять тебя одного, но я должен.
— Как скоро?
— Идеальный вариант — позавчера, но ты мнре не дал использовать этот шанс. Придется выкручиваться. Слишком многие знают, что мы с тобой живы и было бы неразумно подставляться, как двойная мишень. Хочу засветиться где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Но это всего лишь одна из причин.
— Контора?
Отец резко остановился, присел на диван.
— Нет, — сказал он свистящим шепотом, — конторе, как таковой, ты больше не нужен. Опасайся чекистов, особенно мурманских. У них на твой счет приказ, который уже никто не отменит.
— Убрать при попытке к бегству? Кто ж так сурово распорядился?
— Деньги.
Я потянулся за пивом. На сердце лежал тошнотворный комок, как в детстве, перед хорошей дракой. Мысли были не самые светлые.
— Ты запутал меня окончательно, — я поставил пустую бутылку в общую кучу и закурил. — О каких чекистах ты говоришь? О тех, что сейчас спасли от милиции Сашку Мордана?
— Может быть, ты до конца не понял, — отец, вдруг, остановился, присел на диван и отнял у меня сигарету, — и страна, и любая организация в ней, и даже контора — это больше не монолит. Все поделились на группочки, группы и кланы. Но еще, на всех уровнях, встречаются люди, которые мне помогают. Понял?
— Не самый тупой. Непонятно одно: почему, вдруг, контора так резко ко мне охладела? Я больше не нужен?
— Контора теперь, в какой-то степени, я, — ответил отец самым нейтральным тоном. — Де-юре, она больше не существует. Со смертью Мушкетова, где-то всплыло, что наша структура всегда находилась над государством. Это больно ударило по самолюбию существующей власти. Все имеющиеся ресурсы, Ельцин бросил на борьбу с ней, или, как сейчас говорят, «с пережитками тоталитарного прошлого». А в условиях полураспада страны, эти ресурсы неисчерпаемы. Я уеду — и не будет конторы. Остануться люди, вернее, группы людей, которые вынуждены не служить, не работать, а бороться за существование. Единственное доступное средство в этой борьбе — информация, конв ертируемая в валюту. У кого больше доступа — у того больше денег.
— И чем же они торгуют? Государственными секретами?!
Нет, это было выше моего понимания
— Не только. В частности, на тебя уже есть покупатель, — огорошил меня отец. — О мурманских чекистах я уже говорил, другие посредники мне пока не известны, но все нити от них тянутся в одну точку, в центре которой, небезызвестный тебе, Эрик Пичман.
— Резидент ЦРУ в Алжире?
— Выше бери! Он теперь второй секретарь совбеза, советник Клинтона по вопросам восточного блока. Есть у него и маленький собственный бизнес — небольшая научная лаборатория с очень большим бюджетом, финансируемая Пентагоном. Там изучается психика человека, различные аномалии, прочая ерунда. Так что, лишним не будешь. А с другой стороны, как человек практичный, Эрик лучше других понимает, что ты и Наталья это два моих слабых звена. Метод старинный и безотказный — посредством детей надавить на родителей. Знают его и наши силовые структуры. Они тобой, кстати, тоже интересуются...
На крыльце загремело, затопало, и в комнату ввалился Мордан с огромной канистрой наперевес.
— Ну, блин, дела! — заявил он с порога. — Мы, братцы мои, теперь, как народные депутаты, под надежной охраной. Лично меня туда и сюда сопровождали трое. Даже пиво помогли донести.
