Другая сторона - Кубин Альфред (книги серии онлайн .TXT) 📗
— Не трогать его! — гремел Готхельф, угрожающе размахивая железным ломом. Белки глаз гневно вращались на его черном лице. Всех, кто оказался вблизи, он поверг наземь и тем спас жизнь своему прежнему благодетелю.
Толпа собралась перед архивом. Распахнулись обе створки главных ворот, из них вышел его превосходительство в сопровождении небольшой свиты. Этот важный господин был облачен в расшитую золотом парадную форму со всеми орденами и в походный шлем, украшенный перьями. Издали он походил на райскую птицу. Он поднялся на невысокую, наспех сколоченную трибуну. Народ умолк.
— Господа, вы вероятно, заметили, что мы живем в необычное время. Этому должен быть положен предел; порядок будет восстановлен. Власти желают видеть своих подданых счастливыми. Наш высочайший повелитель решил объявить амнистию за все преступления и провинности. Я получил приказ уже сегодня открыть ворота нашей государственной тюрьмы — Вассербурга!
— Уже давно сделано! — издевательским тоном крикнули в ответ. — Мы их сами освободили! — с хохотом орала чернь.
Тюрьма находилась в одном дне пути ниже по течению реки на скалистом острове, неподалеку от городка Белламонте.
Остаток речи его превосходительства потонул в общем гвалте — высокородный оратор только непрерывно открывал и закрывал рот. Наконец он убедился в бесплодности своих попыток усмирить толпу, откланялся и хотел было покинуть трибуну. Но едва его превосходительство повернулся, как со всех сторон раздался оглушительный хохот: у штанов с золотыми лампасами отвалилась тыльная часть. «Странно — чему так радуется народ?» — подумал он.
Внезапно прогремел взрыв — пыль, дым… Многие повалились на землю, контуженные или убитые. Никто так и не узнал, откуда была брошена бомба. Мертвых и тяжелораненых уносили на носилках, горожане с ужасом провожали взглядом кровавые ноши, которые тащили мимо них длинными вереницами.
Его превосходительству оторвало обе ноги; стальной осколок, попавший ему в живот, послужил причиной его смерти.
Я ничего не знал об этих событиях, так как в этот час бродил по кладбищу. Обеспокоенный слухами о надругательствах над могилами, я хотел проведать место упокоения моей жены. Холмик не был поврежден, но маленький железный крест насквозь проела ржавчина.
Вдалеке я разглядел свежие массовые захоронения — мертвых теперь зарывали на скорую руку, не глубже чем на четыре фута. Поднимающиеся из-под земли миазмы не могли не приманивать волков, одичалых псов и шакалов, которые рылись в свеженасыпанной мягкой земле и во время этого занятия могли служить удобной мишенью для охотников. Я был бы очень удивлен, если бы темная горбатая тварь, замеченная мною за мраморными глыбами взломанного склепа семьи Блюменштихов и испустившая хохочущий вой, оказалась не гиеной. Свинцовое небо нависало над кладбищем. Растоптанные бессмертники, ветки и увядшие венки усиливали гнетущую тоскливость этого места.
Меня знобило, так как я давно уже забыл, что такое теплая постель.
И тут мне вспомнилось, как недавно я прочел объявление о том, что в полицейских участках бездомным выдают одеяла. Один такой участок был пристроен к кладбищенскому моргу, соединяясь с ним коридором. Я побрел туда, печально опустив голову. Я испытывал легкое головокружение, сопровождавшееся странным ощущением, будто я ступаю по упругой массе — мху, сену или костре. Кипарисы, казалось, расступались передо мной; за тускло поблескивающими надгробиями я разглядел низенькое здание из грубо отесанного кирпича. Над открытой стеклянной дверью виднелась надпись: «Полицейский участок».
Помещение, в которое я вступил, было обставлено более чем скудно. Большие квадратные окна располагались на уровне головы; сквозь матовые стекла едва просачивался свет.
На выщербленных стенах висели официальные распоряжения в узких черных рамках; на задней стене над запертой дверью я увидел портрет Людвига II Баварского. С высокого выбеленного потолка свисали примитивные четырехугольные газовые рожки. А еще в комнате находился длинный грязный стол, на котором лежало нечто ужасное: раздутое короткое тело в расшитом золотом и запачканном кровью мундире. Оно было совершенно окоченевшим. Ноги отсутствовали по колено; пустые штанины были завязаны узлом.
«Это король Баварии», — мелькнуло у меня в голове, и отныне я был уже твердо убежден в этом. Его жиденькая темная эспаньолка торчала кверху; я не осмеливался рассмотреть его распухшее лицо с более близкого расстояния, так как знал, что его коварные глаза продолжают жить и следят за каждым моим движением — а такими взглядами я уже был сыт по горло.
Через стеклянную дверь справа от меня падала косая полоска света.
«Наверное, тут есть кто-то из служащих?» — подумал я и повернул голову к двери. И тут же с ужасом отпрянул назад, ибо моему взору предстало длинное узкое помещение, в котором были навалены сотни трупов. Они лежали в серых холщовых метках, завязанных под горлом, так что снаружи торчали только головы; у большинства были позеленевшие лица с оскаленными в зловещей улыбке зубами; многие походили на высохшие мумии с подернутыми поволокой, расплющенными глазными яблоками; некоторые были упакованы с головой и снабжены бирками с адресами. Выступающие колени и локти позволяли предположить, что мертвецы находятся в жутко искривленных позах. На задней стене этого магазина трупов висела табличка с крупной надписью:
Зал для скоропостижно скончавшихся.
Делая большой крюк вокруг Людвига II, я собирался выйти на открытый воздух, как вдруг меня осенило, что человеческий обрубок в шитой золотом униформе — вовсе не король Баварии, а наш регирунгспрезидент «Я знаю тайну, — сказал я себе, — и никому ее не открою. Возможно, это все-таки король Баварии».
Мое внимание привлекло меланхоличное карканье ворон. Птицы сидели длинными рядами впритык друг к другу на крыше кирпичного завода. Время от времени они срывались с места целыми взводами и выполняли в воздухе сложнейшие маневры. В небе над рекой еще стояло зарево от догорающей мельницы.
Тут меня чуть не сшиб с ног голый мужчина, несшийся сломя голову. За ним гналась целая стая собак! В метре от меня он резко свернул и стал вскарабкиваться на дерево, торчавшее как голая метла. На нем были только лаковые ботинки и тюрбан из газетной бумаги. С удивительной силой и ловкостью, какие трудно было заподозрить в этом изможденном теле, он цеплялся за сучья липы и, несмотря на какой-то предмет, который он упорно тащил за собой, взбирался все выше и выше, словно обезьяна. Предмет, который был так ему дорог, постоянно запутывался в мелких ветках, и он с комично серьезным видом каждый раз пытался высвободить его. Четвероногие преследователи окружили дерево и злобно гавкали на беглеца, как на кошку.
Со стороны кладбища появился отряд полицейских в шлемах.
Человек на дереве выронил свое сокровище, с отчаянным воплем сам прыгнул следом, подхватил его и ринулся прочь — собаки за ним; огромный черный ньюфаундленд наступал ему на пятки.
Один из полицейских прицелился в собаку, бежавшую впереди других. Ньюфаундленд свалился, но пуля достала и преследуемого; он тоже упал. Только теперь я разглядел, что это был Брендель. Мы стояли над ним, в то время как он пытался подняться на ноги. На губах безумца выступила пена, он хныкал. Из маленькой ранки под правой лопаткой почти не вытекало крови. Постепенно он стал затихать; потом его сотрясла короткая судорога — и он умер.
Полицейские с любопытством приподняли застреленного, чтобы рассмотреть тот предмет, с которым несчастный так не хотел расставаться; это была сильно изуродованная тлением голова с длинными густыми каштановыми волосами. Она производила впечатление живой. В пустых глазницах и вокруг губ, казавшихся приклеенными, кишела какая-то масса — это были черви.