Дверь в лето (сборник) - Хайнлайн Роберт Энсон (книги полностью .txt) 📗
Я вскочил на экспресс-полосу риверсайдской Дороги, однако до санктуария добрался лишь на рассвете.
Там не было никого, кроме дежурного, с которым я говорил по телефону и ночной сестры, его жены. Боюсь, что выглядел я не лучшим образом: вчерашняя щетина, дикие глаза плюс пивной перегар. Ко всему прочему, я еще не придумал, что буду врать.
Как, бы то ни было, миссис Ларриган, ночная сестра, приняла меня радушно и сочувственно. Она достала из досье фотографию и спросила:
— Это ваша кузина, мистер Дэвис?
Это была Рикки. Вне всякого сомнения, это была Рикки! Конечно, не та Рикки, которую я знал; не маленькая девочка, но вполне, развитая молодая женщина лет двадцати или чуть постарше со взрослой прической, с прекрасной внешностью. И она улыбалась.
Но взгляд ее остался прежним и неподвластное годам очарование маленького эльфа — тоже. Эта была она, повзрослевшая, похорошевшая, но, конечно же, она.
Лицо ее подернулось дымкой — это слезы навернулись мне на глаза.
— Да, — сказал я через силу. — Да. Это Рикки.
— Нэнси, тебе не следовало показывать ему фотографию, — сказал мистер Ларриган.
— Ну тебя, Хэнк. Что, от этого — земля треснет?
— Ты же знаешь правила. — Он повернулся ко мне. — Мистер, а уже говорил вам по телефону, мы не даем сведений о наших клиентах. В десять часов откроется контора, вот тогда и заходите.
— А еще лучше, приходите к восьми, — добавила его жена. — Как раз подойдет доктор Бернстейн.
— Ты бы помолчала, Нэнси. Если ему нужны сведения, он должен выйти на директора. У Бернстейна нет времени отвечать на вопросы. К тому же, курировал ее не он.
— Хэнк, не петушись. Наши правила — это еще не заповеди Христовы. Если он торопится ее увидеть, в десять часов он должен быть уже в Браули. Возвращайтесь в восемь, это вернее всего. Мы с мужем и в самом деле ничего путью не знаем.
— А что вы говорили насчет Браули? Она что, поехала в Браули? Если бы рядом не было мужа, она, похоже, сказала бы больше.
Она замялась, он строго на нее посмотрел и она ответила только:
— Вам нужно увидеться с доктором Бернстейном. Вы завтракали? Здесь поблизости есть воистину чудное местечко.
Я нашел “воистину чудное местечко” (и вправду), поел, умылся, купил в одном автомате тюбик депилятория для бороды, а в другом — свежую рубашку, снял и выбросил старую. К назначенному часу я выглядел вполне респектабельно.
Похоже, Ларриган уже напел про меня доктору Бернстайну. Доктор был из молодых, да ранний и говорил со мной весьма жестко.
— Мистер Дэвис, вы утверждаете, что сами были Спящим. В таком случае вы, конечно, должны знать, что есть преступники, которые используют в своих целях только что проснувшихся Спящих, доверчивых и плохо ориентирующихся в современном мире. Большинство Спящих располагает значительными средствами и все они, что называется, не от мира сего; им еще предстоит найти себя, они одиноки, ранимы и как никто другой нуждаются в защите.
— Но ведь я только хочу узнать, куда она направилась? Я ее кузен, но я лег в анабиоз задолго до нее и даже не знал, что она последовала за мною.
— Вот и преступники, как правило, называются родственниками. — Он пристально посмотрел на меня. — Мы раньше не встречались?
— Здорово сомневаюсь. Разве что на улице. — Всем почему-то кажется, что они уже когда-то видели меня. Лицо у меня самое стандартное, десятицентовая монета в куче ей подобных даст мне сто очков вперед по части внешней выразительности. — Доктор почему бы вам не позвонить доктору Альбрехту в Соутелл насчет меня?
Он холодно глянул мне в лицо.
— Возвращайтесь к десяти часам и обратитесь к директору. Он свяжется с Соутеллским санктуарием… или с полицией, если сочтет нужным.
С тем я и ушел. И тут же крупно сглупил. Мне бы повидаться с директором — он вполне мог (после консультации с Альбрехтом) дать нужные сведения, а я вместо этого схватил первый попавший джампер и помчался в Браули.
Там я через три дня напал на след Рикки. Да она когда-то жила здесь вместо с бабушкой, это я выяснил быстро. Но бабушка умерла двадцать лет назад, перед тем, как Рикки… Рикки легла в анабиоз. Браули со своим стотысячным населением совсем не то, что семимиллионный Большой Лос-Анджелес и разобраться в записях двадцатилетней давности не составило труда. Но одна бумажка, которой и недели-то не исполнилось, сильно меня обеспокоила.
Дело в том, что Рикки путешествовала не одна, с нею был какой-то мужчина. Мне тут же вспомнилась ужасная история о хищных жуликах, которую мне поведал Бернстейн.
Некий ложный след привел меня в Калэксико, потом я вернулся в Браули, снова покопался в архиве и нашел ниточку, которая тянулась в Юму.
В Юме я узнал, что Рикки вышла замуж. Когда я увидел эту запись, меня словно громом поразило. Я бросил все на свете и рванул в Дэнвер, задержавшись лишь затем, чтобы послать Чаку открытку. Я попросил выгрести все из моего стола и отослать ко мне на квартиру.
В Дэнвере я снова задержался — зашел в зубопротезную лабораторию. Последний раз я был в Дэнвере после Шестинедельной войны, он тогда только начинал превращаться в путный город. Помнится, мы с Майлзом проезжали его по пути в Калифорнию. Теперь город поразил меня. Господи, я даже Коулфэкс-авеню не смог отыскать. Ясно, что все более-менее важные объекты правительств запрятало под землю. Но и неважных было ужасно много — казалось, народу здесь больше, чем в Лос-Анджелесе.
В зубопротезной лаборатории я купил десять килограммов золотой проволоки, изотоп 197. Пришлось выложить 86 долларов 10 центов за килограмм, дороговато, если учесть, что килограмм технического золота стоил долларов семьдесят. Эта коммерция нанес смертельный удар моему тысячедолларовому бюджету. Но дело того стоило: для моих целей нужно было натуральное, добытое из руды золото, а в техническом слишком много всяческих добавок, иначе, оно бы не было техническим. Изотопы 196 и 198 мне тоже не годились — не хватало, чтобы мое же золото поджаривало меня; в армии я уже нюхнул рентгенов и хорошо знаю, что это такое.
Я обмотал проволоку вокруг талии и отправился в Боулдер. Десять килограммов — вес хорошо набитого чемодана, но по объему это сокровище не должно было превышать кварту молока. Однако, проволока — совсем не то, что целый слиток, посему не рекомендую вам носить такой пояс. Правда, со слитками было бы много возни, а так мое золото всегда было при мне.
Доктор Твишелл жил все там же, хоть и бросил свою работу, он был, что называется, профессор в отставке и большую часть своего времени изводил на бар при факультетском клубе. Чужаков вроде меня туда не пускали и я потерял четыре дня, пока не подсек его в другом баре. С первого взгляда мне стало ясно, что подпоить его будет трудно.
Это был трагический персонаж в классическом древнегреческом смысле, великий человек, даже более, чем просто великий, на пути к гибели. Он мог бы по праву стоять в одном ряду с Эйнштейном, Бором и Ньютоном; немногие специалисты по общей теории поля могли постичь всю значимость его открытия. А теперь этот блистательный разум был отравлен горечью разочарования, подточен возрастом и пропитан алкоголем. Я словно посетил развалины некогда величественного замка — крыша обрушилась внутрь, половина колонн повалена и над всем царствуют заросли дикого винограда.
Но и в этом состоянии он был гораздо мозговитее, чем я в свои лучшие времена. Я впервые в жизни встретил настоящего гения и смотрел на него с болью, представляя, чем он был раньше.
Когда я подошел к нему, он поднял голову, посмотрел мне прямо в лицо и сказал:
— Опять вы.
— Сэр?
— Разве вы не учились у меня?
— К сожалению, нет, сэр. Я не имел этой чести. — Как и всем, ему показалось, что он уже видел меня когда-то, теперь я решил в меру сил сыграть на этом. — Может быть, вы имеете в виду моего кузена, да профессор? Он поступил в 1986 году и одно время учился у вас.
— Наверное. И как его успехи?
— Ему пришлось уйти из университета, сэр, диплома он так и не получил. Но о вас у него остались самые теплые воспоминания, он всем и каждому хвастался, что учился у вас.
