Последний хранитель (СИ) - Борисов Александр Анатольевич (мир книг .txt) 📗

— Как это с какого бока?! — возмутился я. — Вас же эти козлы к ворам приравняли! У них ведь как: торгуешь наркотой, спекулируешь водкой, кидаешь валюту, содержишь притон, девочек поставляешь богатым клиентам — плати в «общак»! А если «плати», то как без права на «разбор полетов»? — Все равно. Ворон ворону глаз не выклюет. У блатных законы для своих писаны. А человека со стороны враз без штанов оставят! Мне оставалось пожать плечами. — Книг начитались про «воровское братство»? «Калину красную» посмотрели? Про ваш случай там тоже написано? Приходят сытые, хорошо одетые морды к мужику от сохи, отнимают последнее, чтоб загнать в нищету? Я на зоне никогда не был, врать не буду, но с хорошими людьми, что шкурой своей испытали неволю, говорил откровенно. Мой одноклассник Юрка случайно по малолетке, срок схлопотал. Потом, правда, в систему вошло у него это мероприятие. Когда впервые откинулся, пришел он на вечер встречи выпускников. Посидели, пообщались. Разговор, помню, все вокруг зоны крутился, в моде была тогда «воровская тематика». Что ему перед нами рисоваться? Говорил откровенно: не дай Бог никому из вас хлебнуть казенной баланды! Если бы, говорил, все было настолько красиво, да романтично, откуда появились бы вокруг «сучьи зоны»? Нет, говорил Юрка, более жестокого, продажного, трусливого и подлого мира, чем воровской мир. И если живут в этом мире еще по каким-то понятиям, только потому, что все вместе и каждый по отдельности опасаются за целостность своих жоп… — Это верно! — смеясь, согласился Валерка. — Если бы каждый чиновник знал, что за взятки, растраты, воровство, превышение должностных полномочий… а то и за простое притеснение рядового гражданина его не просто с работы снимут, а будут всем электоратом в задницу драть, и чем выше уровень власти, тем больше народа примет в этом деле участие, у нас бы давно не только коммунизм, что хочешь бы построили! — Правильно понимаешь! — я с трудом нащупал нить дальнейшего повествования. — Так вот, для того, чтобы воровские законы в масштабах страны соблюдались и на воле, и в зонах, чтобы самый последний «петух» имел не только обязанности, но и хоть какие-то права, это болото и выделяет из своей среды личности. Именно личности, с качествами, без которых не обойтись ни одному уважаемому руководителю. Это честность, порядочность и справедливость. По-своему, по-воровскому, но честность, порядочность и справедливость. Их не боятся, их боготворят. А боятся законов, на страже которых поставлен «законник». — И Кот такой? Я кивнул. — Знаешь, как его отыскать? — Человек — не справедливость. Его-то отыскать можно… — Слушай, — предложил мне Валерка, — тебе ведь все равно в город нужно. Поехали с нами, а? — Мужики, я же не местный, меня точно не пропустят. — Пропустят! Я за тебя Мишкин паспорт предъявлю, они и не отличат. Мы с Витькой года два, как тебя приметили. Еще когда селедкой ваши мужики у магазина торговали. Во, — еще Витьке говорю, — как парень на нашего Мишку похож! Жаль, что ты сейчас усы сбрил, а то бы точная копия… Честно говоря, я знал, что все примерно так и произойдет. Была какая-то внутренняя уверенность. Потому и не форсировал разговор и старался даже отдалить, а то и совсем разрушить удачный для меня исход событий. «…Если бы ты смог только представить, сколько людей на земле родилось и сколько еще родится, только для того, чтобы вовремя поддержать тебя!» — говорил дед в ночь перед Посвящением. Вот Мишка… неужели вся данность его только в том, чтобы родиться похожим на меня? Неужели и эта встреча предопределена, и мы лишь барахтаемся в тончайшей паутине, величайшей среди причинно-следственных связей, многократно дублирующих друг друга? Неужели и я не живу, а меня ведут по ниточке, именуемой судьбой? И тут в памяти опять зазвучал спокойный успокаивающий голос: — Не отчаивайся. Придет и твой вечер. Ты снова вернешься сюда и согреешься дымом костра. А потом пройдешь новое Посвящение, обретешь свое звездное имя и все, что утратил теперь. Даже больше. Я дарю это утро, как сон. Ты будешь часто видеть его, верить ему и не верить, и просыпаться, чтобы забыть. Но когда-нибудь вспомнишь все. И те, чьи факелы опять запылают в пещере, будут вести тебя к этому дню, к обретению истины. А я буду одним из них. Да помогут тебе Звезды. Где ты сейчас, дед? В которой из вероятностей?

…На старенькой раздолбанной «Ниве» мы, почти без помех, добрались до города. Пару раз останавливались сами — выставляли и регулировали трамблер. Да еще один раз, уже на Кольском мосту, нас остановила милиция. Паспорт у меня теперь был, а против паспорта не попрешь! Покрутили документы в руках, поинтересовались, зевая, дальнейшим маршрутом. Напоследок задали три вопроса: у кого покупали такую хорошую самогонку, сколько стоит пол литра и как сделать так, чтобы им продали тоже? На том отпустили. Даже обидно! — строил, строил самые невероятные планы, а вышло все обыденно, просто и скучно. Как будто в прошедшей жизни. Когда Витька вырулил на Кольский проспект, я налил полный стакан и сказал: — За удачу! Теперь, брат, все прямо и прямо. Валерка мой тост поддержал, а младшему сегодня нельзя. Он все равно молчун, пускай шоферит! Окруженный «каменными джунглями» деревянный жилой массив, длинным языком изогнулся от памятника мурманскому Алеше до «конечной» троллейбусного кольца. В свое время, его чуть было, не отключили от всех систем жизнеобеспечения. Переселение населения в новые микрорайоны, выросшие на «Горе Дураков», приняло необратимый характер. Традиционные «отвальные» с массовым мордобоем, справлялись уже не подъездами, а целыми домами. Но грянула перестройка и оставила все, как есть. Куда-то сгинула техника «ломать — не строить», оставив на память о себе горы порушенного хлама. В районе, и раньше не отличавшемся чистотой, вдобавок ко всему, прибыло бомжей, прочей полублатной залетной рвани. И местные аборигены, отчаявшись выпить на радостях, пили уже с горя. Единственный в районе пивбар без названия, с незапамятных времен работавший лишь для своих, стал наполняться незнакомыми рожами. Для Сашки Мордана это было крушением всех канонов. Последней сюда повадилась малолетняя «шелупонь». Не те отморозки, что варят в ночных горшках свое вонючее ширево, а другие, покруче, так называемые «качки». Эти детишечки знали, чего хотят. Сначала трясли старушек на местных стихийных рынках, а когда немножко оперились, открыли подпольную лотерею, до боли напоминавшую лохотрон. Дальше — больше: «качки» обложили налогом ларечников, мелких кооператоров и вплотную подобрались к «крышеванию». Дошло до того, что они избрали пивбар, который Сашка считал своим вторым домом, местом отдохновения от трудов праведных. Здесь «забивались стрелки», делилась прибыль, планировались новые безобразия. Сюда приносили большие деньги обложенные налогом кооператоры. По отношению к старожилам, новые завсегдатаи вели себя непочтительно. Имидж Мордана, как авторитета местного значения, стремительно давал трещину. Но он никогда не работал по мелочам и долгое время сидел, как рыбак в ожидании клева, наблюдая за постепенным строительством финансовой пирамиды. Потом пришло время вспомнить старое ремесло. Еще бы! Неправедно нажитый капитал концентрировался прямо на глазах и тратился без счета. Впрочем, откуда бы знать этим, задыхающимся от собственной безнаказанности, недоноскам, что такое деньги? Они, отродясь, ничего, тяжелей пивной кружки, в руках не держали. И в «общак» никогда ничего не платили. Скорее всего, даже не знали такого слова. Поэтому Мордан волен был поступить с ними, как с рядовыми «лохами», то есть по своему личному усмотрению. Седовласого дядьку и его пожилых собутыльников отморозки не только не опасались — вообще не обращали внимания. Поэтому работалось весело и легко. Не нужно было даже придумывать повод для драки. Достаточно было сделать культурное замечание: «Ребята, мол, как не стыдно? Не материтесь, не шумите, не безобразничайте. Здесь отдыхают взрослые люди». Норовистые петушки заводились с полоборота. И тогда Сашка трудился, не покладая рук. Если раньше каждый его удар по почкам заменял кружку пива, то теперь — литра два с половиной. Будущее страны, пройдя через мозолистые руки старших товарищей, окончательно теряло лицо и содержимое кошельков. А Мордан подсчитывал выручку и щедро выплачивал заведению «за причиненный ущерб».