Глория - Михальчук Вадим (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗

Я встал, на негнущихся ногах подошел к шкафу, вытащил оттуда еще одну бутылку, откупорил, налил себе и Лису и мы выпили. Я намазал кусок хлеба маслом и принялся медленно жевать.

— А дальше? — спросил я.

Голова была тяжелой и тело налилось свинцовой тяжестью.

— Дальше, — голос Лиса донесся, как бы издалека, — дальше Торио проверил, жив старик или нет. Сказал, что старик отдал концы. В конторе горело четыре керосиновые лампы — зрение у старика было слабое. Они разлили керосин у секретера, старого и сухого, как порох, и разбили одну из ламп. Пламя рванулось вверх, бумаги начали гореть и горящие листы бумаги летали по комнате, как летучие мыши, объятые огнем. Вспыхнули шторы, огонь пополз по потолку. Дом был старый, внутри все было деревянное, только наружные стены были каменными. Все трое спустились вниз. У швейцара тоже горела лампа и стояла большая бутыль с керосином. Они опрокинули бутыль, Артур и Арчер вышли на улицу. Торио, стоявший в дверях, бросил внутрь горящую спичку. Вспышка была такой, что окна первого этажа осветились. Он зашли в переулок, откуда их не было видно с улицы, и продолжали смотреть на свой первый пожар. Пожарные приехали, когда огонь бушевал вовсю. Дом стоял хоть и на одной из главных улиц Фритауна, но был окружен крошечным сквериком и находился на отшибе от других домов. В соседних домах помещались по большей части адвокатские и торговые конторы, поэтому никакой толпы не было. Пожарные, молча наблюдавшие, как падают в ревущее пламя черные стены, были единственными законными зрителями. Люди, стоявшие в переулке напротив, были просто ночными тенями.

Я налил ему и себе и рывком выпил, но легче не стало. Я закурил. Лис устало посмотрел на меня.

— Ну, что ты скажешь по этому поводу? — сказал он, медленно вращая гибкими пальцами стоявший на столе полный стакан.

Я не ответил и Лис продолжал, как бы нехотя выговаривая слова:

— Потом Торио исчез, стал тенью. Его именем мы стали делать свои дела. Когда я познакомился с Артуром, с ними уже был Чарли. Я привел с собой Любо. Позже к нам пристали Блэк, Нино и Пако. Ввосьмером мы подожгли два торговых склада конкурентов. Их товар вылетел в небо, Мамочка выбросила на рынок свои запасы и Торио получил неплохой навар. Дальше все пошло и покатилось: покупка двух торговых кораблей, страховка, снова поджоги. Закон обратил на нас внимание и мы стали платить Закону. Мы отвоевали для Торио часть Фритауна и тогда ему стали платить торговцы. В нерабочее время, — ухмыльнулся Лис, — мы чистили квартиры зажиточных людишек и с этого имели свой навар. Вот и все.

Я молчал. Что я чувствовал, когда узнал, что Артур и Арчер, Чарли и Лис и Любо — убийцы, воры и поджигатели? Не знаю. Я догадывался, я мог строить самые дикие предположения, но я не знал этого точно. Это незнание разъедало меня, как ржавчина железо, как кипяток кусок сахара. Теперь я знаю и что?

Лис медленно выпил водку, поставил стакан на стол и сказал:

— Знание — это иногда страшное зло, малыш. Иногда я думаю, что лучше бы я ничего не знал. Сознание того, кем мы были и кем мы стали, пожирало нас каждую ночь. Каждый разбирался с этим по-своему. У Артура есть Марта, у Чарли — Роза и работа, у меня — карты, деньги и водка, у Любо была музыка и Мона, у Блэка — его лошади, у Пако, прости его Господи, — водка и хорошая драка, у Нино — девки и море, у Арчера...

Он помолчал и внимательно посмотрел на меня.

— Насчет Арчера я не знаю. Также я не знаю насчет тебя. Просто — ты хороший, малыш, мы долго жили бок о бок и молчать обо всем этом — это все равно, что врать тебе. Теперь ты знаешь все, ты знаешь, что почем и кто мы такие. Вопрос один — что же ты будешь делать по этому поводу?

Я помолчал, размышляя. Голова была тяжелой, мысли тоже были тяжелыми, как свинцовые шары, они медленно перекатывались в моей тупой башке.

— Неужели ты будешь презирать нас, малыш? — язвительно поинтересовался Лис, покачиваясь передо мной.

Я отрицательно покачал головой.

— Нет, рыжий. Теперь уже слишком поздно ненавидеть вас. Теперь уже слишком поздно.

— Почему?

— Потому, что вы все — моя семья и я вас всех люблю.

Лис молча похлопал меня по плечу и вышел. Его шаркающие шаги еще долго эхом отзывались в пустом коридоре. Дождь по-прежнему барабанил в стекло тяжелыми черными каплями, тускло отсвечивающими в неясном свете керосиновой лампы на столе. Тени прошлого висели по углам, темные и суровые.

Я допил оставшуюся в своем стакане водку, накрыл глиняные тарелки с закуской блюдцами, переложил начинающий черстветь хлеб в плетеную корзинку и накрыл стол чистым полотенцем. Я разделся, лег в постель и потушил свет. Дождь монотонно стучался в окно. Кровать медленно раскачивалась подо мной, как лодка в океане. Я смотрел в темноту, дожидаясь, когда покачивание прекратится. Перед глазами прыгали тусклые разноцветные пятна. «Хорошо все-таки, что я выпил», подумал я. «Теперь необязательно думать об этом сейчас. Теперь я могу просто заснуть». Я был тяжелым, как дом. Под не утихающий шум дождя, под не прекращающееся раскачивание я заснул, и мне снилось, что я — в океане, надо мной белым потолком натянут парус, и волны бьют в шершавый борт лодки, и я плыву...

На следующий день я не пошел в город. Я долго спал и когда проснулся, наших уже не было. Я умылся, оделся, заправил постель и спустился вниз. В кухне напился чая с блинчиками с вишневым вареньем, рассеянно поцеловал Марту в щеку и вышел пройтись. В голове все было как-то неясно и прогулка пришлась как никогда кстати. Хорошо было после завтрака пройтись по улицам, почувствовать под ногами землю, увидеть над головой небо и облака — белые башни, и птиц, и услышать, как ветер шумит в кронах деревьев.

В двух кварталах от башни Судьбы, в юго-восточном районе Фритауна, я купил с лотка, торгующего фруктами, пакет спелых яблок. Опустив пакет в карман, я зашагал по улице Флёр, ведущей в центр.

Они вышли из-за угла. Их было пятеро. Я не рассматривал их лица, мне было не до этого. Я увидел лицо идущего впереди. Это было лицо, преследующее меня во всех моих снах. Толстые губы, сросшиеся брови, длинный острый нос. Глаза по-прежнему черные и по-прежнему безумные.

Я перехватил трость поудобнее, как учил меня Арчер, и направился к ним, прихрамывая чуть больше, чем обычно. Я хотел одного — стереть это лицо из своей памяти, своего мира и своих снов. Я хотел уничтожить его, я хотел разбить его вдребезги так, чтобы брызнула кровь. Старая безумная злоба красным кровавым пожаром вспыхнула в моей голове и я снова сошел с ума. Я стал бешеным псом, истосковавшимся по крови. Идиотская безумная улыбка перекосила мое лицо, я чувствовал это своими омертвевшими мышцами и ничего не мог с этим поделать.

Мы сошлись посреди улицы. Его парни стояли за ним, скучающе рассматривая меня. Они явно не знали, кто я такой. Никиш тоже, как я, улыбался до ушей, и они, наверное, решили, что я близкий друг Никиша.

Я был больше, чем его другом, я был его смертельным врагом.

— Никиш, — безумно радостно, выдохнул я и сжал трость так, что мои пальцы побелели.

В глазах его изменилось что-то, что-то неясное промелькнуло в них, в черной безумной глубине мелькнул огонек странного, непонятного, нормального человеческого чувства. Это не был страх, Никиш всегда был сумасшедшим настолько, что никогда и ничего не боялся. Он не назвал меня идиотом и никогда больше не называл меня так.

До самой смерти.

— Здравствуй, гонец, — перекошенная ухмылка.

Ухмылка эта была настолько двусмысленной, что казалось, что Никиша раздирают два абсолютно противоположных чувства — большое веселье и огромное дикое горе. Меня эти раздумья не посещали никогда — я всегда был уверен, что Никиш смеялся, смеялся всегда.

— Моя работа? — спросил он, показывая на мою ногу.

— Ага, — улыбаясь до ушей, ответил я.

В своей голове я уже разбивал своей тростью это безумно смешное лицо.

— Неплохо сделано, — с ноткой удовлетворения отметил он.